Мой старый дом - Арро Владимир Константинович (читать книги полностью .txt) 📗
Про пожар
…Кто это ему спать не даёт, почему одеяло стянули? Да нет же ещё, нет… Лампы под потолком горят, но как-то тускло, рассеянно, как в бане. Воздух вокруг них светится, какие-то струи плывут, закручиваются… Дым, это дым. Может, ему сон такой снится?
Нет, это не сон. В горле горько и сладко, Саня кашляет и садится на кровати. Над ним мама стоит, волосы её окутаны белым облаком.
— Да скорее же, — говорит она, — вот штаны, давай ноги, ах ты, господи, он ещё спит!..
— Готовы? — откуда-то из-за дыма спрашивает отец и тоже кашляет.
— Он ещё не одет.
— Да не надо ничего, заворачивай его в одеяло!
Нет, это не сон.
— А что это? — кричит Саня. — А что?
— Пожар, вот что, — говорит мама, и слёзы её капают на Санино лицо, а руки не слушаются.
Теперь только он видит, как за окном бушуют чёрные, подсвеченные чем-то снизу клубы дыма. Они рвутся вверх с яростью и нетерпением. В комнату дым просачивается из каких-то невидимых щелей, лениво гуляет по полу, неохотно ощупывает стены.
— Я возьму его! — кричит отец и подхватывает завёрнутого в одеяло Саню.
— А мне что брать? Что мне брать? — кричит мама и плачет и мечется по комнате, хватая какие-то вещи.
— Носовой платок! Или лучше — мокрое полотенце. Намочи полотенце!
«Полотенце, да ещё мокрое, — думает Саня, — зачем?»
Ах, как странно сидеть на руках у отца завёрнутым в одеяло! Давно отец не брал Саню на руки, уж слишком он стал тяжёл.
А дым саднит, запирает горло. Пожар в их флигеле!
— Что же это горит? — спрашивает Саня и кашляет.
— Да молчи ты! Рот закрой!.. Квартира Рюминых горит.
— Ой, да не Рюмины горят, а все мы горим! — кричит мама. — Весь флигель насквозь прогорит, мы ведь тут как в трубе!
— Кончай панику! — Отец укутывает Саню с головой. — Через полотенце дыши! — кричит он маме. — Держись за меня! Не отпускай!..
Саня слышит, как отец открывает входную дверь.
Лестница наполнена криками, каким-то смутным гулом. Саня приоткрывает одеяло, но, кроме густого, тускло освещённого дыма, ничего не видит. Он даже через одеяло чувствует, как горяч этот дым.
Отец идёт вниз, осторожно ощупывая ногою ступени. Мама, держась не за отца, а почему-то за Санину ногу, крадётся сзади. Сане тяжело дышать, глаза его слезятся, рот наполняется горькой слюной. Внизу, куда они идут, что-то падает с гудением и треском. Вверх вздымаются искры.
Отец останавливается и колотит ногой в чужую дверь. По числу поворотов Саня понимает, что он стучит в квартиру, чёрные двери которой выходят на их лестницу. Мама тоже колотит двумя кулаками.
— Слышу, слышу! — доносится изнутри.
Лязгает запор, гремят какие-то вёдра.
— Ой, с ребёнком, да что же это!..
Отец ставит Саню на пол и, согнувшись, сильно кашляет. Мама бежит к раковине, пускает воду…
Много ли проходит времени? Сане кажется, что много, а на самом деле пять или десять минут.
За это время проревели сирены, всполошив все окрестные улицы. Во двор въехало несколько красных машин.
Саня стоял полуодетый на чужой кухне и вместе с мамой смотрел, как работают пожарные. Деловито гудели насосы, трещала, вырываясь из брандспойтов, вода, а с третьего этажа, из выбитых окон, валил дым. Он был то белого, то чёрного, то красного цвета. Иногда из горящей квартиры вылетали огненные клочья, дымящийся стул или тряпка. Их заливали водой или затаптывали ногами.
— Ах ты, как не повезло старику Рюмину! — воскликнула мама.
А за её спиной хозяйка квартиры говорила:
— Это ещё, считай, повезло! Самого вынесли и флигель спасли.
«Спасли флигель, — думал Саня, — значит, ничего страшного больше не будет? Будет или не будет?». Но спросить об этом у взрослых он не решался.
Во дворе причитала тётя Таня Веденеева, нижняя соседка Сани. Возле неё стояли наспех одетые люди. Отец по другой лестнице убежал вниз и теперь тоже был где-то там, на взбудораженном, освещённом непривычными огнями дворе.
— А ей-то чего убиваться, — сказала хозяйка квартиры. — Всего лишь пол прогорел. Вещи целы.
По её словам выходило, что от этого пожара жильцы флигеля только выиграли. «Ну и ну, — думал Саня, — ей бы так».
Он обернулся. Рядом с хозяйкой квартиры стояла девочка Поля. У неё по щекам ползли слёзы.
— А где твои ботинки? — спросила она.
— Где, где, на пожаре, — грубовато ответил Саня и снова стал смотреть в окно. Во двор, и без того загромождённый машинами, въезжала ещё одна — с красными крестами. Её вызвали для старика Рюмина, который сидел посреди газона на уцелевшем стуле.
— Старика теперь — в дом хроников, — сказала Полина мама.
Саня обернулся, метнул на неё гневный взгляд и тут опять встретился с глазами девочки Поли. Он обнаружил, что стоит рядом с какими-то ботинками и отпихнул их босой ногой. Но она не обиделась.
— А где твоя одежда? — спросила Поля. — Ты что, будешь ходить в одном одеяле?
— Спасли наш флигель, не видишь? — грубо сказал Саня. Он и сам не понимал, почему ему хотелось грубить. Он задёргал маму.
— А нашу квартиру заливали?
— Слава богу, не заливали, — ответила мама.
Тут вернулся отец. Только теперь Саня увидел, что он был в надетом прямо на майку пиджаке и в ботинках на босу ногу.
— Ну, пошли домой, — возбуждённо сказал он. — Погостили — и хватит. Хозяевам спасибо.
— Приходите ещё, — сказала Полина мама, запирая за нами дверь.
«Как бы не так», — подумал Саня.
В их квартире всё ещё стоял дым. Отец прошёл сквозь него и раскрыл окно. Вдвоём с мамой они стали размахивать полотенцами. Саня размахивал своей рубахой. Дым быстро улетучился.
— Чуете? — спрашивала мама, втягивая в себя воздух. — Дыма вроде и нет, а запах горечи остался. Спать тут нельзя, угорим.
— Так в чём дело, — сказал отец, — одевайтесь по-людски, пойдём погуляем.
Они надели горько пахнувшую одежду и ушли, оставив окно открытым. Они спускались по мокрой и закопчённой лестнице, мимо разорённых, распахнутых настежь квартир. Ни в одной из них люди, конечно, не спали.
В самом низу, где висели почтовые ящики, они остановились. От нижней ступени до порога стояла вода.
— Отрезаны! — сказал отец. — Придётся разуваться.
Он взялся за шнурки, но их было не развязать сразу, и тут в дверях парадной показался пожилой милиционер.
— Ну что, граждане погорельцы, не выйти?
— Не выйти, — сказала мама.
— Ну, стойте.
И он забурлил сапогами по воде. Первым он перенёс Саню и тут же вернулся обратно.
— Да мы уж как-нибудь сами, — смущённо сказал отец, распутывая шнурки, но милиционер повернулся к маме спиной и скомандовал:
— Держитесь за шею!
Загребая воду ногами, он вынес и маму. Он поставил её рядом с Саней и вернулся в третий раз, за отцом.
— Держитесь!
— Да я сам, — сказал отец, успевший к тому времени снять один ботинок.
— Держитесь, говорю!
— Да неудобно, товарищ сержант!
— Ну что, я зря, что ли, стою в воде?
Тогда отец тоже взгромоздился на милиционера.
Оказавшись на сухом дворе, рядом друг с другом, все трое посмотрели на милиционера и засмеялись. Он тоже улыбнулся.
— Что, редко приходится ездить на милиционере?
Мама ответила:
— Впервые.
— Считайте, что повезло.
— Так и считаем.
Пожелав милиционеру счастливого дежурства, они вышли на улицу.
Саня ещё никогда не видел их улицы ночью. Поздно вечером, когда возвращались из гостей, видел, а ночью нет.
Фонари уже были давно потушены, вверху шелестели листья тополей. Светились лишь витрины магазинов, окна парихмахерской, да часто мигал жёлтым огнём светофор на перекрёстке. По тёмному небу ползли серые облака, как дымные остатки недавнего пожара. Зато в конце улицы, где трамвайная линия поворачивала на мост, горела гирлянда ярких лампочек. Она была похожа на ёлочное украшение.
