Обыкновенные девчонки (сборник) - Ильина Елена Яковлевна (лучшие книги txt) 📗
— Подожди, — остановила ее Катя, когда Тоня в четвертый раз начала читать ту же самую фразу: «Наполеона сослали…» — Читай дальше. Вот до сих пор.
Тоня прочла до того места, которое ей указала Катя.
— А теперь расскажи.
Тоня растерянно заморгала и начала:
— Наполеона… Наполеона сослали в далекий Анталтический… нет, Атналтический океан.
Катя не удержалась и прыснула.
— Если ты смеешься, — с обидой сказала Тоня, — так я больше не буду рассказывать.
— Прости, Тонечка, я не смеюсь, — сказала Катя. — Но все-таки не в океан же сослали Наполеона, а на остров! И океан называется «Ат-лан-тический».
— Это я и сама знаю! — перебила Катю Тоня. — Только он ужасно трудно выговаривается.
— Не в этом дело, — сказала Катя. — Ты, видно, совсем заучилась. Ну, на чем вы с Леной остановились? На далеком острове?
— Нет, мы с Леной до острова не дошли, это я сама начала учить дальше. Остановились мы с ней вот где.
И Тоня уставила измазанный чернилами палец на самую последнюю строчку страницы, где говорилось: «Французы заняли Москву. В городе начались…»
Катя потянула к себе книжку.
— Что ты делаешь! — вскрикнула Тоня. — Я же потеряю это место!
— Ничего, найдем, — сказала Катя и, перевернув страницу, прочла вслух:
«Французы заняли Москву. В городе начались большие пожары. Сгорело много домов». Это же про Отечественную войну 1812 года. Да ведь это же все очень интересно! Хочешь, я тебе расскажу про пожар Москвы своими словами? Слушай.
Катя чуть откинула голову, как это делал ее папа, приступая к рассказу, и начала:
— В Москве начались пожары…
— Большие пожары, — поправила Катю Тоня, внимательно глядя в книгу. — И не в Москве, а в городе.
— А Москва — не город? — рассердилась Катя. — Ну, не перебивай.
И она продолжала:
— Пламя так и пылало. Даже небо было красное от огня. Валили черные клубы дыма…
— Ой, не так! — опять перебила Катю Тоня, все еще не отрываясь от книжки. — Здесь нигде нет этих слов — ни про огонь, ни про дым. Здесь только сказано: «В городе начались большие пожары. Сгорело много домов».
— Да, — сказала Катя. — Здесь этих слов нет.
— А где же они? Где ты их вычитала?
— Да нигде я их не вычитала, — сказала Катя. — Просто я так себе все это представляю.
Тоня недоверчиво пожала плечами:
— А откуда же ты знаешь, что так все и было? Тут нигде не сказано, что валили клубы дыма и что пылало пламя. Тут сказано только: «…начались большие пожары. Сгорело много домов».
— Ну вот-вот! — подхватила Катя, вскакивая со стула. — Значит, так и было! Ты думаешь, это так просто — сгореть? Стоял себе дом, стоял, и вдруг его не стало? Это только говорится так коротко: «сгорело много домов». А мы же можем себе представить… ну, вообразить, какой это был страшный пожар, если сгорело так много домов! Ты тоже побольше воображай.
Тоня недоверчиво мотнула головой:
— Ты говоришь: «воображай», а вот мама говорит: «не воображай»…
Катя озадаченно посмотрела на Тоню:
— Да ведь это все разное. Одно дело много воображать о себе… Вот, мол, я какая — хорошая, умная, какая-нибудь особенная. А воображать то, чего сама не видела, — это совсем другое. Ну вот, например, представь себе. Ведь в старину в Москве было очень много деревянных домов. Подумай: если уж сказано «большой пожар», значит, валили даже не клубы дыма, а, наверно, целые тучи! Да что тучи — наверно, целые столбы из огня и дыма! И какой треск стоял, искры так и летели!
Оторвавшись от книги, Тоня смотрела на Катю удивленно и даже с каким-то любопытством.
— А я думала, — проговорила Тоня, когда Катя опять села, — где ты все это взяла? Только я так не умею — читать одно, а рассказывать совсем другое.
— Да ты пойми, Тоня! — Катя даже руку приложила к груди. — Я рассказываю не другое, а то же самое, но только по-своему, своими словами.
И, помолчав, Катя спросила:
— Скажи, Тоня, а ты разве не помнишь, что Анна Сергеевна рассказывала на уроке?
Тоня вздохнула:
— У меня память плохая.
— Ну нет! — сказала Катя. — Не такая уж плохая.
Девочки задумались.
— Тоня, — начала опять Катя, — а ты больше никаких книжек не читаешь?
— Как это — никаких? — удивилась Тоня. — Вон их сколько! Кроме истории — география, задачник… «Неживая природа»…
И Тоня показала на этажерку.
— Нет, постой, я не про учебники спрашиваю, а про другие книжки.
— Так другие же книжки по другим предметам! Конечно, все учу — и грамматику, и английский…
Катя хлопнула себя по колену:
— Ну как ты не хочешь понять! Я совсем не об этом. Разве ты ничего не читаешь так просто — не по предметам? Ну там рассказы, стихи?..
Тоня молчала.
— Ты же записана в библиотеке?
— Записана, — сказала Тоня. — Только мне некогда читать то, что не задано. Я и так каждый день до одиннадцати часов все учу-учу… Даже погулять не поспеваю.
— А ты что, Тоня, совсем-совсем нигде не бываешь?
— Только в кино, и то очень редко. Папа говорит: «Пока четверку не принесешь, никуда не пущу». Я и по воскресеньям уроки учу…
Катя сочувственно покачала головой:
— Но все-таки ты же ходишь иногда в детский театр?
— Так это когда всем классом…
— Ну, мы всем классом как-нибудь и в кино пойдем, — сказала Катя.
— Вот было бы хорошо! — сразу оживилась Тоня. — Знаешь, в прошлом году я «Чапаева» смотрела. В кино, где старые картины показывают. Я до сих пор все помню.
— С прошлого года? — удивилась Катя. — А ты говоришь, у тебя память плохая.
— Ну, это уж очень интересно было… Как же можно забыть? А ты, Катя, «Чапаева» видела?
— Нет, не видела, — нарочно сказала Катя. — А там про что?
— Про все! — с жаром сказала Тоня. — Про войну, про наших, как они с белыми воевали, понимаешь? Вот один раз чапаевцы вернулись с боя и спать легли. Ну, конечно, устали все очень, уснули крепко… И Чапаев и Петька — это у него ординарец был такой, Петькой звали, и все… Вдру-уг со всех сторон белые как ударят!.. Напали на чапаевцев. Чапаев стал из пулемета стрелять, Петька — тоже! Но белых было много-много, гораздо больше, чем наших. Пришлось Чапаеву отступать к реке. А Урал-река — большая-пребольшая, широкая-преширокая! Плывет Чапаев, изо всех сил руками гребет. Еще бы немножко — и доплыл бы до другого берега, да, понимаешь, тут пуля его настигла. Утонул… Я даже глаза закрыла — так мне его жалко стало. Ну, прямо, знаешь, заревела!
— Еще бы! — сказала Катя и, помолчав, добавила: — А знаешь, Тоня, ты же здорово умеешь рассказывать! Вот так рассказывай и по истории. И по всем предметам. Смогла же ты рассказать, что в кино видала! И другое все сможешь.
Тоня вздохнула:
— Нет, другое — это другое дело. Чапаева я люблю и Петьку люблю. А белых и всяких фашистов ненавижу!
— И я тоже! — подхватила Катя. — А все-таки это очень странно: почему про Чапаева ты можешь рассказать, а про то, что в истории, не можешь?
— Очень просто, — сказала Тоня. — Там же я знаю, за кого болеть. И мне интересно, что дальше будет.
— Вот-вот! — подхватила Катя. — А ты и тут за кого-нибудь болей. Тебе что, все равно, когда враги в лесу убивают Сусанина? Или когда Наполеон со своими войсками на русских нападает?
— Нет, не все равно, — подумав, сказала Тоня и добавила твердо: — Конечно, не все равно!
— А раз не все равно, значит, ты и болей! Когда читаешь, думай: «А что дальше будет?»
Тоня горько усмехнулась:
— Я и так думаю, что дальше будет — неужели двойка?
— Да я не про отметки! — Катя замотала головой. — Об отметках ты старайся совсем не думать, когда урок учишь или в классе отвечаешь. Это мне моя сестра Таня так посоветовала. И знаешь, помогает!
Тоня уже не спорила. Она слушала Катю все внимательнее, и Катя видела, что Тоня понемножку начинает с ней соглашаться.
На другой день Катя рассказала про свой разговор с Тоней Оле, а Оля — Анне Сергеевне.
