Смотрящие вперед. Обсерватория в дюнах - Мухина-Петринская Валентина Михайловна (прочитать книгу TXT) 📗
Три года замужества прошли для Христины, как тягостный сон, когда бесплотные тени движутся в серых сумерках — бывают такие темные сны.
Она была очень несчастна. Не то чтобы Щукин обижал ее или оскорблял ее достоинство, наоборот, он по-своему даже любил ее, несомненно, уважал, его очень огорчал явный страх, который он вызывал в молодой жене, но ей было с ним очень тяжело. Характер у него был вспыльчивый до бешенства, «лютый», как определила Христина. Однажды он в драке чуть не убил в ее присутствии приятеля, ни с того ни с сего приревновав жену к нему. К счастью для Василия, все окончилось мировой, пришлось только пол-литра водки поставить и угощение. На Христину, правда, он даже не закричал ни разу, да она и повода не подала для этого, во всем старалась ему угодить. Казалось, вокруг этого человека было замкнутое мертвящее пространство, и она оказалась в этом кольце и разорвать его не могла и не умела.
С первых дней их брака Василий попытался обратить жену в свою веру. Конечно, неверующая жена «освящается» через верующего мужа, но он любил ее и хотел, чтоб она «спаслась». Результат превзошел все его ожидания.
«Нищие духом царство божие узрят…» Одинокая, неразвитая, ни к чему не способная женщина (слабейшие в обществе), не нашедшая в замужестве, как до этого в работе, ни радости, ни душевного тепла, томящаяся сама не зная чем, она вдруг обрела и покой, и веру, и духовное удовлетворение.
Ей понравились долгие торжественные богослужения, когда мерцают, оплывая, свечи, чистые, звенящие голоса хора уносятся в подернутый дымкой купол, и каждый на коленях, рядом, локоть в локоть, просит у незримого и непонятного божества (грозный или всемилостивый?) хоть крупицу счастья… Но «да будет воля твоя».
Теперь она любила долгими зимними вечерами, когда муж уезжал в далекие рейсы, — она уже вынашивала ребенка — читать Евангелие.
А потом настал день, и родился ребенок — сын. Маленький, теплый, родной комочек. Христина благодарит бога. Теперь она вся — любовь. Во всем мире они вдвоем — сын и мать. В сыне и цель, и смысл жизни, и счастье.
Словно поднесли к иссохшему от жажды рту кружку с ключевой водой. Только не дали напиться — отняли. Бог дал, бог и взял.
Любила сына и лишилась так страшно. До самой смерти будет сниться, как прибежала из булочной с хлебом в руках, а Василий со страшным лицом — вот таким его чувствовала и потому боялась — убивает ее мальчика.
— Бог-то, бог! — только и вскрикнула Христина, бросившись к помертвевшему ребенку.
— Уйди, недоглядела деньги! — Василий отшвырнул ее, как котенка…
С тех пор прошло четыре года, и душа ее завяла, как пустоцвет.
И вдруг к ней пришла Марфенька и увела с собой. Марфенька, добрая, сильная, здоровая, веселая, красивая, — она входила в комнату, и даже полинявшие обои улыбались. Марфенька, которую нельзя было не любить, которой нельзя было не восхищаться. Счастьем было беседовать с ней, жить под одной крышей, смотреть на нее, любоваться ею, что-нибудь делать для нее.
Отныне Христина знала один страх: лишиться Марфеньки. Она боялась, что бог может забрать ее совсем, как забрал сыночка: Марфенька была парашютисткой, она прыгала так высоко, из-под самых облаков. Отныне каждый прыжок Марфеньки стоил Христине невероятного напряжения сил.
— Господи! — молилась она перед сном и, проснувшись, ночью. — Одно прошу: сохрани и помилуй Марфеньку, прости ей безверие ее. Мне ничего не надо, но ей даруй счастье!
Христина не знала, чем только угодить Марфеньке. Марфенька хотела, чтоб Христина прочитывала все те книги, которые она ей приносила, — Христина стала их читать. Марфенька хмурилась, когда Христина стремглав кидалась исполнять приказание «хозяина» Евгения Петровича, — Христина стала ходить с достоинством. Марфенька терпеть не могла, когда она кстати и некстати поминала господа, — Христина стала воздерживаться от этого (и в Евангелии написано: «Не упоминай имя божие всуе»). Марфенька пожелала, чтоб она стала готовиться в восьмой класс вечерней школы, — Христина послушно приняла от нее старые учебники и теперь каждую свободную минутку решала задачи или зубрила физику.
Единственное, что она не могла бы сделать для своей любимицы, — это перестать верить. Марфа отлично понимала это и старалась не оскорблять ее чувств. На что она отважилась в этом направлении — это подарила Христине «Овода». «Библия для верующих и неверующих» Ярославского постоянно лежала на столе, но ее никому не предлагали читать. Христина перекладывала ее с места на место, однако ни разу не заглянула в эту книгу: верующие обращаются к антирелигиозной литературе, лишь когда начинают сомневаться, а Христина верила крепко.
«Овод» произвел на нее неизгладимое впечатление. Она очень плакала над судьбой Артура, но больше всего ей было жаль Монтанелли. Он был поистине святой.
Глава шестая
БРАТ И СЕСТРА
Марфенька и Христина только что закончили генеральную уборку квартиры. Евгений Петрович ждал сегодня гостей — каких-то Львовых — брата и сестру, детей его умершего коллеги Павла Дмитриевича Львова.
Отец специально попросил Марфеньку принять их получше, самой одеться тщательнее и быть за хозяйку. И еще он попросил, чтоб Христина не сидела с ними за столом хоть сегодня: неловко, все-таки она домработница.
— Как хочешь, папа, мы с ней можем поужинать и на кухне, — спокойно согласилась Марфенька.
— Но…
— Я комсомолка… А хотя бы и не комсомолка, — все равно бы не смогла. Это нехорошо, как ты не понимаешь, папа?
— Тогда скажем, что это наша родственница из провинции, — нашелся профессор Оленев.
Марфенька, воспользовавшись «повышением», выпросила у отца денег, добавила, сколько было, своих (мама всегда ей давала на личные расходы) и купила для Христины хорошенькое пестрое платье.
Сама Марфенька надела узкое строгое черное платье и на шею красивый кулон из русских самоцветов — подарок Виктора Алексеевича. Отец внимательно оглядел ее и остался доволен.
— Ты понемногу становишься красивой, — одобрительно сказал он и поцеловал ее в щеку.
Он и сам выглядел сегодня молодым и подтянутым. Новый синий костюм сидел на нем превосходно, живота почти не было видно.
Евгений Петрович обнял дочь за плечи и, прохаживаясь с ней в ногу по кабинету, стал рассказывать о семье Львовых.
Покойный Львов был весьма интересным человеком, большим знатоком Каспия, даже женился на какой-то красавице рыбачке и всю жизнь был ей верен, во всяком случае, не бросил ее. Правда, человек он был кляузный, мстительный, с ним боялись связываться.
Своей дочери Мирре он дал блестящее образование: она свободно владеет несколькими языками, превосходная пианистка. Сейчас она работает в Океанологическом институте — научный работник, гидробиолог. Красавица, умница, интереснейшая женщина. Знакомство с нею, несомненно, принесет Марфеньке пользу. Да…
— А что собой представляет брат? — поинтересовалась Марфенька.
— Гм… Глеб Павлович поступил ко мне лаборантом… Вообще эта работа для него чересчур примитивна. Но он просился… Мирра Павловна за него просила. Кстати, Марфенька, ты так увлекаешься воздухоплаванием… Тебе будет интересно побеседовать с ним: он ведь в прошлом летчик.
— Почему в прошлом? Он что, инвалид, болен?
— Н-нет, не болен, просто оставил авиацию.
— Хороший летчик не оставит авиацию по собственному желанию! — категорически заявила Марфенька.
— Его, кажется, «списали на землю» — так у вас говорят? — уклончиво заметил Евгений Петрович и заговорил о другом.
«Львовы… Мирра и Глеб», — вспоминала меж тем про себя Марфенька. Ну конечно же, это о них ей писал еще два года назад Яша Ефремов. Они вместе были в экспедиции на Каспии… Судно «Альбатрос»… Яша там был матросом. Начальником экспедиции был океанолог Филипп Мальшет. Яша отзывался о нем с огромным уважением… Но вот этот Глеб сыграл очень некрасивую роль: из-за него чуть не погибли Яша и капитан «Альбатроса» Фома. Да, Марфенька теперь хорошо припомнила эту историю. Летчик Глеб Львов должен был доставить на берег двоих членов экспедиции: Яшу и Фому; самолет попал в бурю, началось обледенение, и, опасаясь, что машина не доставит всех троих, этот Глеб высадил своих товарищей прямо на лед. Именно тогда Яша и Фома попали в относ и едва не погибли.
