Лысый остров - Михеева Тамара Витальевна (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
— А почему Нытик? — спросил Максим. — Он вроде наоборот… Улыбчивый.
— Это он сейчас улыбчивый, — Лысый взлохматил волосы прильнувшего к нему Нытика. — А поначалу ныл и ныл, спасу не было. Вот Нытиком и прозвали. А потом все уже привыкли.
Максим зажил в Порту. Люди здесь, подобно бездомным собакам, сбивались в стаи. Ночевали в бараках, в цокольных этажах недостроенных домов. Вечерами разводили костры, чтобы было теплее и уютнее.
Максим уже почти научился ругаться матом, курить махорку и просить милостыню, когда за ним в Порт пришла Роська. Уже вечером, когда развели костёр, её привёл Лысый.
— Эй, Смертник, чего ты молчал, что у тебя сестра есть? Она тебя ищет.
Роська бросилась к Максиму, как Герда, нашедшая Кая.
— Куда ты пропал? Я все глаза выревела, все морги обзвонила, все больницы! А какой тарарам в детдоме был, когда тебя хватились! Почему ты один сбежал, меня не взял? Максим, я всё устроила. Я из детдома ушла, я Веронику нашла, мы к ней уедем, там море…
Роська заплакала, Максим молчал, только гладил ее грязными руками по спине, а Лысый шептал ребятам:
— Ишь ты… волнуется как… Смелая! Меня увидела, подбегает, в пуп мне дышит, а глаза сердитые: где, говорит, мой Максим, говорят, он с вами живёт. Я и не знал, что ты Максим, слышь, Смертник!
— Почему тебя так зовут? — возмутилась Роська. И вздохнула. — Как ты похудел, Максимка. Пойдём! Пойдём к дяде Володе, к папиному другу. Я у него вещи оставила, он нам поможет…
— Подожди, Рось…
Максим дёрнул вскочившую Роську за руку. Не очень-то хотелось ему к дяде Володе. Он, конечно, папин друг, но… вдруг сплавит опять в детский дом? Ведь тогда никто им не помог. Но и втягивать Роську в портовую жизнь не хотелось. Максим и не думал, что так истосковался по сестрёнке.
— Я пойду, ребята, — поднялся Максим. — Вы меня отпустите?
— Чего там… — махнул рукой Лысый.
— У каждого своя дорога, — сказал Платон. Он был философом.
— Только не болтай про нашу житуху никому, — предупредил Лысый.
— И не забывай нас, ладно? — попросил Ванька.
— Ладно, — пообещал Максим.
9
Дядя Володя, Владимир Денисович Ивануса, раньше работал вместе с Осташкиным-старшим. Он приютил ребят в своём большом доме. У него была красивая молчаливая жена тётя Маруся, две собаки и черепаха. Их единственный взрослый сын учился где-то за границей.
Дядя Володя не просто приютил Осташкиных, он забрал из детского дома их документы, созванивался с Вероникой Невозможной, хлопотал по оформлению на неё опекунства. У него было много знакомых, и дело продвигалось быстро. Но не нравилось всё это Максиму, ох как не нравилось.
— Какого чёрта мы туда поедем? — возмущался он. — Кому мы там нужны?
— Не чертыхайся, — просила Роська. — Чем ты недоволен?
— Чем, чем… — хмурил длинные брови Максим. — Где ты вообще достала эту Невозможную?
— В маминой записной книжке.
— Ну и фамилия!
— У мамы была такая же, пока она за папу замуж не вышла, — тихо сказала Роська и закусила губу.
Максиму стало стыдно. Он взлохматил свою чёлку и сказал:
— Ну, ладно. Поедем, если хочешь.
«Лысый остров» звучало как «у черта на куличках» или «на кудыкиной горе». «От Лысого к Лысому», — не раз усмехался про себя Максим.
В поезде он опять замучил Роську сомнениями:
— А почему она сама за нами не приехала? Если так уж хочет, чтобы мы жили с ней?
— Максим, она не то чтобы «так уж» хочет, но она одна и мы одни.
— Может, у неё муж и детей целый десяток.
— Ну, может быть, я не знаю. Она сказала: «Приезжайте». Чего тебе ещё?
— Могла бы приехать за нами…
— Мы же не маленькие уже, — мягко продолжала настаивать Роська. — Сами доедем. А она занятой человек. Какой-то профессор, кажется…
— Наверное, старуха столетняя!
— Ну… она не может быть старухой. Она мамина племянница. Максим, — укоризненно сказала Роська, — чего ты кочевряжишься? Ведь мы уже в пути.
— Просто я боюсь, как бы не пришлось ехать обратно…
Не пришлось. И сейчас мы сидели с Роськой на самой оконечности Хребта Дракона, а перед нами было синее море, над нами — безоблачное тихое небо, а вокруг — яркий радостный день. И всё это так отличалось от пережитого Роськой и Максимом! Раздвижка кончилась, я снова был Серёжей-Листиком, выросшим на Лысом острове, среди заботливых взрослых и ненастоящих проблем, связанных с наукой.
Но где-то глубоко в сердце, как заноза, застряло у меня видение Максимкиной жизни в детдоме и Порту. Я перестал на него злиться и обижаться. Я не имею права злиться и обижаться на него.
— Всё, — сказала Роська. — Черешня кончилась. Куда это?
Она протянула мне бумажный кулёк. Я смастерил из него самолётик хитрой конструкции (Иван научил) и запустил над морем. Такой самолётик летит долго, не падает. Мы смотрели вслед удаляющейся белой точке.
— Смотри, Рось, дельфины.
— Где?! — вскочила Роська. — Ой, где? Лис, Листик, покажи, где?
Я взял её голову и повернул в нужную сторону, туда, где замелькали над волнами тёмные спины. Роська замерла и не дышала. А я дышал, только осторожно. Роськины волосы щекотали мне нос.
Глава II. Максимкино открытие
1
В первые же дни Роська перетащила домой чуть ли не полберега. То и дело она подбирала камешки, ракушки, какие-то веточки, шишки кипарисов. Когда мы бродили по берегу, она через каждые два шага вскрикивала, поднимала что-нибудь с песка и говорила восторженно:
— Смотри, Листик, какой гладкий! На нём рисовать можно.
— Можно, — соглашался я. — Лёша Смелый их разрисовывает. У нас этих камней видимо-невидимо.
— А откуда они берутся? — удивилась Роська. — Мы вчера здесь с тобой ходили, не было столько.
Я пожал плечами. Мераб Романович говорит, что у камней — своя жизнь; что они рождаются, взрослеют, размножаются, умирают… Что у них тоже живая цивилизация, нам непонятная. Вообще-то, Чолария был геологом раньше. И ещё, наверное, поэтом. Поэты тоже всё оживляют. Я рассказал это Роське.
— Серёжа, — сказала она очень серьёзно.
— Ты должен познакомить меня с этим человеком. Это ведь он про дельфинов говорил, что у них всё, как у людей? И язык, и история, да?
— Да, у него все теории такие… м-мм… недоказуемые.
— Да? — как-то погрустнела Роська. — А я ему очень верю. Я так же думаю, как он, Листик. Понимаешь, мне кажется, что раньше языки птиц, и деревьев, и зверей — всех-всех! А потом что-то случилось, и они — ну, то есть, мы — всё забыли.
— Ну, может быть, — согласился я, хотя сам не очень в это верил.
Если бы так на самом деле было, то учёные давно бы обнаружили это и доказали. Но спорить с Роськой мне не хотелось. Она такая… славная. А когда говорит о чём-нибудь таком, то так воодушевляется, что не согласиться с ней, ну… всё равно, что сказку у человека отобрать.
Мне же она поверила, когда я рассказал про Холмы! Это было вчера. Мы втроём по маминой просьбе пропалывали морковку на нашем огороде. Меня всегда тянет поговорить за прополкой.
Я думал — начну рассказывать про Холмы, и всё само собой расскажется, но оказалось не так-то просто всё рассказать, все странности, все свои догадки — многое просто не укладывается в слова. Дрожащий воздух, например. Как про него расскажешь? Я боялся, что ребята не поймут. Поэтому хихикал, как дурак, сам над собою и заикался от неловкости. Но Осташкины слушали внимательно. Максим, правда, так ничего и не сказал, а Роська сказала. Она помолчала, подумала, потом тряхнула косичками:
— Я абсолютно уверена, что ты прав, Листик. Конечно, там кто-то есть. Это те, которые построили Маяк, да?
Вот такая она, мой друг Роська! Верит, что камни живые, что взрослые дельфины рассказывают своим дельфинятам сказки и что народ, построивший круглую башню на берегу, ушёл в глубь Холмов. Конечно, её надо познакомить с Мерабом Романовичем!
