Аня и Долина Радуг - Монтгомери Люси Мод (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Джерри был таким же черноволосым и черноглазым, как отец, но его глаза, в отличие от отцовских, не смотрели мечтательно, а сверкали живым огнем. Фейт — она была на год младше — носила свою красоту, как беззаботная и яркая роза. У нее были золотисто-карие глаза, золотисто-каштановые кудри и всегда окрашенные густым румянцем щеки. Она смеялась слишком часто, чтобы это могло понравиться прихожанам ее отца, а однажды привела в ужас старую миссис Тейлор, неутешную супругу нескольких покойных мужей, дерзким заявлением — да к тому же высказанным прямо на церковном крыльце: «Мир вовсе не "юдоль слез", миссис Тейлор. Это царство веселья и смеха».
В отличие от сестры, маленькая мечтательная Уна не любила хохотать. В ее матово-черных прямых волосах, заплетенных в две косы, не было никаких озорных завитков, а ее миндалевидные темно-голубые глаза всегда смотрели немного задумчиво и печально. Ее ротик обычно был чуть приоткрыт, так что виднелись маленькие белые зубки, и порой робкая мечтательная улыбка медленно появлялась на ее личике. Она была гораздо чувствительнее к общественному мнению, чем Фейт, и потому с беспокойством сознавала, что в их образе жизни есть нечто не совсем правильное. Ей очень хотелось изменить его к лучшему, но она не знала как. Иногда она вытирала с мебели пыль — но это случалось лишь тогда, когда она находила метелку для сметания пыли: метелка в их доме никогда не оказывалась дважды на одном и том же месте. По субботам, если удавалось отыскать одежную щетку, она пыталась почистить лучший костюм отца, а однажды пришила к нему оторвавшуюся пуговицу суровой белой ниткой. Когда мистер Мередит появился на следующий день в церкви, все присутствовавшие там женщины заметили эту пуговицу, и покой в дамском благотворительном обществе оказался нарушен на несколько недель.
У Карла были ясные, яркие темно-голубые глаза, смотревшие бесстрашно и открыто, — такие же глаза, как у его покойной матери, и ее каштановые, с золотистыми проблесками, волосы. Он знал секреты насекомых, и между ним и всеми пчелами и жуками всегда возникало нечто вроде инстинктивного взаимопонимания. Уна не любила сидеть рядом с ним, так как никогда не знала, какое жуткого вида создание может неожиданно выскочить у него из кармана. Джерри отказался спать в одной постели с братом после того, как тот однажды взял с собой под одеяло ужа; так что Карл спал в старой детской кроватке, которая была так коротка, что он не мог вытянуть ноги, но зато брал в нее на ночь самых необычных друзей. Так что, возможно, совсем неплохо, что обычно застилавшая эту кроватку тетушка Марта была подслеповата.
Все вместе эти четверо были веселой и очень располагающей к себе маленькой компанией, и сердце Сесилии Мередит, должно быть, разрывалось от горя, когда она узнала, что должна их покинуть.
— Где бы каждый из вас хотел лежать на этом кладбище, если бы мы были методистами? — весело спросила Фейт.
Тема была затронута интересная — стоило ее обсудить.
— Выбор тут небольшой. Кладбище уже заполнено, — сказал Джерри. — Думаю, для себя я хотел бы тот уголок возле дороги. Мне было бы слышно, как проезжают запряженные лошади и как разговаривают прохожие.
— Я хотела бы лежать в той маленькой лощинке под плакучей березой, — задумчиво произнесла Уна. — На ней всегда столько птиц, и по утрам они распевают без удержу.
— Я выбрала бы уголок семьи Портеров — там так много детей похоронено. Мне веселее в большой компании, — заявила Фейт. — А ты, Карл, какое место бы выбрал?
— Я бы совсем не хотел, чтобы меня хоронили, — сказал Карл, — но уж если никак иначе нельзя, то я выбрал бы муравейник. Муравьи ужасно интересные.
— Какими удивительно хорошими были все люди, которые лежат в этих могилах, — заметила Уна, которая часто читала хвалебные эпитафии на надгробиях. — Похоже, на этом кладбище не похоронили ни одного плохого человека. Методисты, должно быть, все-таки лучше, чем пресвитериане.
— Может быть, методисты хоронят своих плохих прихожан так, как хоронят кошек, — предположил Карл. — Считают, что не стоит хлопот тащить их на кладбище.
— Чепуха! — заявила Фейт. — Люди, которые тут похоронены, были ничуть не лучше других. Но, если человек умер, надо говорить о нем только хорошее, а иначе он вернется с того света, и тогда тебя будет преследовать его призрак. Мне это тетушка Марта сказала. Я спросила у папы, правда ли это, а он только посмотрел куда-то сквозь меня и пробормотал: «Правда ли? Правда? Что есть правда? Что есть истина? Что есть истина, о насмешник Пилат?» Ну, я из этих его слов поняла, что это, должно быть, правда.
— Интересно, призрак мистера Алека Дейвиса стал бы преследовать меня, если бы я зашвырнул камень в ту урну на верхушке его памятника? — задумался Джерри.
— Миссис Дейвис стала бы, — хихикнула Фейт. — Она глядит на нас в церкви, как кошка на мышей. В прошлое воскресенье я скорчила рожу ее племяннику, а он скорчил рожу мне в ответ, и видели бы вы, как она на нас свирепо уставилась. Я уверена, что она дала ему оплеуху, как только они вышли из церкви. Миссис Эллиот предупреждала меня, что нам ни в коем случае нельзя ее обидеть, а то я бы и ей рожу скорчила!
— Говорят, Джем Блайт однажды показал ей язык, так она с тех пор ни разу не обратилась за помощью к его отцу, даже когда ее муж умирал, — сказал Джерри. — Интересно, какие они, эти Блайты?
— С виду они мне понравились, — заулыбалась Фейт. Дети священника случайно оказались на станции в тот час, когда юные Блайты вернулись на поезде из Авонлеи. — Особенно Джем.
— В школе говорят, что Уолтер — маменькин сынок, — заметил Джерри.
— Я в это не верю, — заявила Уна, которой Уолтер показался очень красивым и мужественным.
— Ну, во всяком случае, он пишет стихи. Получил в прошлом году на школьном конкурсе приз за стихотворение — мне Берти Шекспир Дрю рассказывал. Мать Берти считала, что приз должен был получить именно Берти — имя у него очень уж подходящее, но Берти говорит, что подходящее или неподходящее, а написать стихи он не смог бы даже ради спасения собственной жизни.
— Я думаю, мы познакомимся с ними поближе, как только они появятся в школе, — размышляла Фейт. — Надеюсь, обе девочки окажутся очень милыми. Большинство здешних девчонок мне не нравится. Даже с теми, которые с виду приятные, ужасно скучно. Но эти близняшки показались мне веселыми и общительными. Я думала, близнецы всегда похожи как две капли воды, а эти совсем разные. Рыженькая, на мой взгляд, особенно славная.
— Мне очень понравилась их мама, — сказала Уна с легким вздохом.
Уна завидовала каждому ребенку, у которого была мать. Ей было всего шесть лет, когда умерла ее собственная мама, но у нее оставались воспоминания, которые она хранила в душе, как самое драгоценное в жизни, — воспоминания о нежных и крепких объятиях в вечерние сумерки и о милых шалостях по утрам, о полных любви глазах, нежном голосе и прелестнейшем, беззаботном смехе.
— Говорят, она не похожа на других людей, — заметил Джерри.
— Это потому, что она до сих пор по-настоящему не стала взрослой — так миссис Эллиот говорит, — сказала Фейт.
— Да она даже выше ростом, чем сама миссис Эллиот!
— Ну да, разумеется, но вот внутри… миссис Эллиот говорит, что миссис Блайт внутренне осталась маленькой девочкой.
— Чем это здесь пахнет? — перебил Карл, принюхиваясь.
В следующую минуту все они почувствовали этот запах — совершенно восхитительный аромат, поднимавшийся в неподвижном вечернем воздухе из маленькой лесистой долины у основания холма, на котором стоял дом священника.
— У меня от этого запаха слюнки текут, — сказал Джерри.
— Мы сегодня ели только хлеб и патоку на ужин, а на обед было холодное «то же самое», — пробормотала Уна жалобно.
Тетушка Марта имела обыкновение варить в начале каждой недели большой кусок баранины, а затем подавать ее, холодную и жирную, изо дня в день, пока не кончится. Этому блюду Фейт в минуту вдохновения дала название «то же самое», под которым оно с тех пор всегда фигурировало в доме священника.
