О смелых и умелых (Избранное) - Богданов Николай Владимирович (книги полностью .txt) 📗
- Зайцы! - смекнул я. - Потеха!..
Зоська выскочил и вразвалку пошел в глубь островка. Я хотел побежать за ним, но что-то удержало меня. Вглядевшись, я увидел, как с обеих сторон, охватывая Зоську, ползли серые лохматые тени.
- Назад! - заревел я. - Волки!
Зоська свалился в лодку, я отпихнулся багром и услышал, как жалобно заскулили голодные волки, провожая нас.
Мы долго гребли, боясь оглянуться.
У самого леса увидели еще островок. Но вылезти не решились. А так захотелось затеплить костерок, обогреться.
Вскоре мы очутились в затопленном лесу.
Плыть было страшновато. А вдруг заблудимся?
Луна спряталась. А на закате вдруг запылало зарево, просвечивая сквозь лес.
- Пожар! - ужаснулся Зоська. - Спасово горит! Опередили нас бандиты!
Мы выгребли на опушку и увидели станцию, расцвеченную огнями.
- Да ведь нынче Первое мая! - вспомнил я.
Мы заработали быстрей, правя на огни.
Они горели все ярче и ближе, но у меня стало шуметь в голове, руки задеревенели, не держали весла.
- Веселей! - подбадривал Зоська.
Я выбился из сил, ворочая тяжелым веслом, а станция все дразнила светом, но не приближалась.
Когда надвинулся на нас чугунный мост и громадины дамб, я ослаб совсем.
Лодка стукнулась о крутой берег.
Зоська выскочил первым, втянул лодку до половины, снял шапку, стал отирать грязное лицо и вдруг тихонько повалился на бок.
- Что ты, что ты? Ведь доплыли! - тормошил я.
Он бормотал что-то несуразное, и глаза его были совсем шалые.
"Ничего, в тепле отойдет", - подумал я и, накрыв его своим пиджаком, побежал в одной рубахе к станции, где сияли огни в честь Первого мая.
В исполкоме был народ, шло торжественное заседание. Я пробился к президиуму и не своим голосом крикнул:
- Товарищ Лопатин, из лесов Ланской вышел!..
Тут я зашатался и мог бы упасть, если бы не поддержали. Поднялся шум-говор. Меня окружили встревоженные люди. Чего-то спрашивали, я что-то отвечал. И все было как в тумане. Вдруг на меня нашло просветление. У стены напротив ясно разглядел я какого-то страшного взлохмаченного паренька в моей грязной рубашке. Я говорил, а у него раскрывался рот. Лопатин касался его головы рукой, а я чуял ее холодок горячим лбом.
"Да ведь это я самого себя вижу", - догадался вдруг я, и так мне стало страшно, что ноги подкосились, упал и больше ничего не помню.
Пропало все - и Лопатин, и страшный кто-то в зеркале.
Сколько я проспал, не знаю, меня разбудил весенний шум.
Я долго карабкался из-под кучи чьих-то шуб, пальто, шинелей, кожанок, наваленных на меня, и, когда высунулся в окно, увидел знакомую картину.
По мостовой тесной толпой шли грязные и встрепанные бандиты во главе с Ланским. А по сторонам, дразня их и улюлюкая, бежали озорные спасовские мальчишки.
Бандиты шли налегке. Оружие несли только коммунисты да комсомольцы-чоновцы.
И мне стало очень досадно, что я проспал бой, который окончился нашей победой.
* * *
Про то, как мы с Зоськой предупредили налет, скоро забылось, а вот про то, что мы угнали лодку, стали говорить на всех улицах.
Прибежал я в исполком.
- Товарищ Лопатин, ведь узнали, пальцами тычут, как же быть-то? Ведь отберут у меня лодку!
- Что, испугался? - говорит Лопатин. - Мне в свое время за лодку здорово всыпали. Ничего, обойдется. Никифоров! - крикнул он в канцелярию. - Пропиши ему мандат!
"Пропадай лодка!" - задрожали у меня коленки.
Я глянул на дверь - заперта. Глянул на окошко - второй этаж... Не имел я тогда понятия, что такое мандат... Вот он, всегда при мне!
...Закончив рассказ, парнишка похвалился бумагой, и мы прочли, полюбовавшись подписью Лопатина и красной печатью с серпом и молотом:
- "Дан сей мандат на полное владение лодкой системы "душегубка", черного цвету, горячего смоленья, комсомольцу Куликову Василию..."
- Хотел я сказать, что ошибается насчет комсомольца, а слова в горле застряли... - пояснил Василий.
"...Дается эта лодка в именной подарок в день Первого мая за геройское проплытие препятствий и предупреждение банды. А все изменнические собственности рыбаков села Суморева за помощь бандитам на эту лодку отменяются".
- Значит, добился ты своего? - спросили мы паренька.
- А как же, всей артелью на первомайском подарке разгуливаем каждый выходной.
- Что, по-прежнему колесо крутишь? А Житов как, эксплуатирует?
- Ну где ж ему, у нас ячейка своя, окорачиваем... А работать, как же, работаем, веревки-то надо кому-нибудь вить. Вот мы и вьем. Пока машину не придумали.
- А что с Зоськой?
- Сильно болел. Воспаление легких, насилу доктора отходили. Встретил я его при выходе из больницы, обнял и заявил, как меня ребята уполномочили:
"Хотя ты и сын служителя культа, но ты парень свой, на деле проверенный, иди к нам в комсомол, примем!"
Вот и вся история с этой разбойной лодкой.
СШИБИ-КОЛПАЧОК
Желаете знать, как съездили мы с Сережкой к разбойникам? В знаменитый Сшиби-Колпачок? Что ж, про эту командировку есть что порассказать.
Сшиби-Колпачок! И откуда только название такое взялось - нарочно не придумаешь. Есть про него несколько сказок. Одна гласит, будто здесь - на пересечении двух дорог - с Шацка на Муром, с Касимова на Темников давным-давно поселились разбойники.
Грабили проезжих купцов, помещиков и дворян, разбивали даже царскую почту. До того были отчаянные - кресты с богомольцев снимали. Приглянувшихся купчих ли, дворянских дочек себе в полон брали. Не брезговали и богомолками. Если которая молода-красива, и ее под крыло. И которые им покорялись, тем наряды и бархат и дорогая парча.
И так иным полонянкам нравилась развеселая разбойная жизнь, что многие из них удалыми разбойницами сделались.
И поскольку разбойнички оставляли при себе невест самых отборных, только за красоту, в Сшиби-Колпачке и до сей поры наикрасивейший женский элемент из всей округи. Это уж точно. Это можем подтвердить мы с Сережкой.
И пролили те разбойнички на перекрестке дорог, посреди лесной трясины, столища слез людских, что возник на месте разбоя соленый родничок, и поставили над ним атаманы часовенку. И в той часовенке повесили икону, на которой изображен святой Микола Мириклийский, отводящий меч палача от главы разбойничка.
Богато жило село. На разбойные деньги в нем знаменитые трактиры атаманы открыли. И даже воздвигли церковь - всю из столетних дубов срубленную.
Обожали разбойнички пышно венчаться. Попа держали из себя видного, как оденут его в ризы с золотом, с каменьями - есть на что посмотреть.
Дьякона держали с таким басищем, что от его возгласов лошади от церковной ограды шарахались, сами тати, мастера разбойного посвиста, на колени падали.
Любили разбойнички с честью и хорониться. Потому и притч завели большой и даже регента.
Мужской хор был - на Москве бы и то слыл первейшим. У разбойников голоса зычные. У разбойниц - ангельские.
Сколько на Сшиби-Колпачок было наветов, налетов, наездов - и ничего! От всякого начальства щедро откупались разбойники.
Прослышала про них сама царица Катерина. И направила вершить над ними суд самого неподкупного губернатора из немцев. Русскому этого дела не доверила. Умна была - считала, что в каждом русском губернаторе - поскреби его - сидит разбойник.
Велел немец запрячь колымагу, надел мундир со всеми орденами и тронулся наводить порядок. Лесом да гатями растрясло губернатора. Умаялись кони и напротив часовенки стали. Не смогли колымагу из трясины выдернуть. Форейторы в деревню за народом побежали, а немец посмотрел на часы и увидел, что настало время спать, достал полосатый колпак, как у них в фатерланде полагалось, накрылся пледом и захрапел.
А разбойные ребята тут как тут. И впереди главарь их - Рубцовый Нос. В плечах косая сажень, на голову выше самого высокого, в руке кистень, за кушаком пистоль заряженная, за голенищем ножик вострый.
