Когда приходит ответ - Вебер Юрий Германович (читаем книги бесплатно txt) 📗
Мартьянов смотрел на маленького инженера, на его тщедушную фигурку, испачканную мелом. А давно ли он сидел перед ним на скамье его, мартьяновского, самодеятельного университета, внимая, как послушный школьник, каждому слову только еще складывающейся теории? Времена!
— Вы изложили все это в подходящем виде? — спросил Мартьянов.
— То есть как? — не понял Малевич.
— Ну, сообщение в журнал, статью.
— А зачем? — испугался Малевич.
— Ну, чтобы узнали.
— Вы думаете, это имеет такое значение?
— Да, имеет! — твердо сказал Мартьянов.
На языке алгебры логики разговор этот можно было бы назвать инверсией тому, что было в разговоре с аспирантом Зуевым. Все знаки меняются на обратные.
6
Зуев избегал заходить к Мартьянову в кабинет. Мартьянов избегал напоминать Зуеву об их разговоре. Но когда он сказал молодому аспиранту, положив на его стол листок с набросанной схемой: «Помогите мне, Алексей Алексеевич. Надо увеличить до большого размера. Чтобы было все видно», — Зуев обрадовался. Мартьянов явно давал ему предлог перестать дуться.
Зуев понес схему к себе.
Это была все та же спорная схема, из-за которой и происходило тогда сражение на ученом совете. О том, что происходило, все, конечно, уже знали в институте, и аспирантская комната это особенно переживала. Молодые поклонники теории считали, что удар Копылова направлен и против них.
Мартьянов на том заседании вроде как отступил, смешался, только пообещав дать ответ. Но после подверг у себя в лаборатории копыловскую схему анализу. Проверил ее алгеброй по цепям. Ну конечно! Так он и ожидал. И вот приготовил свой ответ.
Зуев с удовольствием разрисовал теперь схему в крупном масштабе и даже обвел цветом те линии, на которые нужно было обратить особое внимание.
Новое заседание ученого совета. Сегодня здесь почему-то чрезвычайно многолюдно. Мартьянов просит слова. Из-за его спины поднимается плотная, широкая фигура аспиранта Алексея Зуева с развевающимися волосами. Зуев выходит вперед к щиту и накалывает схемы для всеобщего обозрения. Его видит, конечно, и простреливает каждый его жест Вадим Карпенко, сидящий наготове позади Копылова. Ну, что там придумал Мартьянов?
Мартьянов говорит:
— Схема, которую сочинили прошлый раз в лаборатории девять, только по видимости более проста и экономна. Экономия тут ложная. Схема просто не может работать так, как предполагают ее авторы. В этом члены ученого совета сами могут убедиться.
И по его знаку аспирант Алексей Зуев водит по схеме указкой, тычет с удовольствием туда, где авторы промахнулись.
— Авторы сами не заметили, как допустили ложные цепи, — говорит Мартьянов.
И Зуев с удовольствием ведет указкой по цветным линиям. Ложные цепи.
— Их трудно заметить, анализируя схему обычным, кустарным способом. Но они хорошо выявляются в процессе алгебраических преобразований, — не лишает себя удовольствия Мартьянов в заключение.
Зуев еще раз победно, как шпагой, размахивает указкой. Смотри, Вадим, смотри!
Конечно, Копылов, пошептавшись с Вадимом, решительно возражал, приводил свои соображения. И обещал еще доказать «в следующий раз». Но было ясно, что лаборатория семь пока что отбила нападение. Хотя след копыловской вылазки и остался — ассигнования, что просил раньше Мартьянов, уже уплыли по другим лабораториям.
Отбить нападение, — разумеется, это неплохо. Но надо еще что-то более веское, чтобы убедить как следует в преимуществах теории. Вещественное доказательство. Опять и опять возвращался Мартьянов к этой мысли.
На другой день, когда он об этом размышлял, в дверь кабинета постучали. То был Алексей Зуев. Он держал рулоны схем, снятых со щита.
— Куда положить, Григорий Иванович?
Зуев запер их в шкаф, куда показал Мартьянов, и остановился возле стола, словно чего-то ждал. Ждал и Мартьянов. Зуев присел на стул и… ждал. Ждал и Мартьянов.
— Я должен что-то сказать? — спросил Зуев.
— Вы уже всё сказали, — улыбнулся Мартьянов.
Не тратя время на взаимные объяснения, он выложил аспиранту то, над чем все больше задумывался. Зуев сотворил свой «аналитический ящик». И, может быть, сам не подозревая, вломился тем самым в особую, большую и сложную область. В область, которая приобретает сейчас значение последнего слова науки, но которая имеет уже за собой порядочную историю, свои разные идеи и свои разные попытки. Область так называемых логических машин. Прорыв человеческого ума к тому, что могло бы помочь ему в своих собственных рассуждениях. Подобно тому, как механизм для анализа схем может помочь рассуждениям проектировщика и даже заменить их. Вот куда вторгся, в какую историю Алексей Зуев, изобретая свой «аналитический ящик».
Изобретателю, который носится со своей выдумкой, полезно, конечно, знать, что уже успели придумать до него другие. И не придумал ли кто-нибудь уже того, чем собирается еще только одарить человечество наш изобретатель. Но еще в десять раз больше должен знать научный исследователь. Все осуществленные и неосуществленные попытки, все идеи, которые были уже высказаны.
— Не изобретать, а исследовать! — повторил несколько раз Мартьянов.
Лишь тогда и придет, может быть, настоящая новая идея.
— А ваш «ящик» — это еще не идея. Это только еще ваше право на то, чтобы искать такую идею.
«Ох, и возвел опять Григорий Иванович все на принципиальную высоту!» — думал Зуев, удаляясь после этой беседы.
«А может, он-то как раз и будет один из тех в лаборатории, про которых можно сказать «тот самый»?..» — думал Мартьянов, глядя ему вслед.
7
Логические машины… Действительно, за ними уже целая история. Она ложится страница за страницей в специальной толстой тетради Зуева. Краткие справки, общие описания, наброски конструкций. Как он был наивен, думая удивить мир своим «аналитическим ящиком» — плод его изобретательской выдумки. Спасибо, изверг Григорий Иванович остановил!
Вон еще с чего начиналось.
Раймонд Луллий. Средневековый рыцарь железной логики. Его магические вращающиеся круги с разными символами, на которых перебирал он всевозможные комбинации понятий и идей, как на рулетке, — разве это уже не логическая машина? В ней уже заложен тот общий принцип, который выражают теперь только на более современном языке: «Перебор всех комбинаций истинности и ложности для данной группы логических переменных».
История шагает через века. После Луллия прошло не менее пятисот лет, прежде чем англичанин Стенхоп придумал прибор для решения аристотелевых силлогизмов. Все люди смертны. Сократ человек. Следовательно… Каждый член силлогизма изображался у него дощечками разного цвета, которые можно было передвигать в специальной деревянной раме, перекрывая по-всякому одну дощечку другой. И получать выводы силлогизма. («А у меня перемещаются движки, переключая контакты», — отмечает Зуев, чувствуя себя уж не в такой плохой исторической компании.)
И еще позже было предложено немало разных приборов для решения все тех же силлогизмов. И механические маятники, и шестеренки, и опять же вращающиеся диски, и карты с пробитыми отверстиями… Логические игрушки, забытые вместе с их изобретателями.
Но вот более основательная попытка. Середина XIX столетия. В то время как Джордж Буль в Ирландии, желая вве сти процесс логических построений в какие-то строгие рамки, создавал свою алгебру логики, другой англичанин, Уильям Стэнли Джевонс, мучился над схожей проблемой. Джевонс был логик, написавший солидное сочинение, и был незадачливый экономист — тот самый, что сделал «открытие», будто кризисы капитализма происходят от солнечных пятен. В то время как Буль закончил свой основной труд, Джевонс пришел в своей работе к печальному выводу, что ему никак не удается решить поставленную логическую задачу. Тогда Джевонс задумал переложить решение на плечи какого-нибудь механического устройства. Пусть то, что непосильно умственному расчету, будет осуществлено расчетом механическим.
