Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
— Ладно! — махнув рукой, сказал Ленька. Ему и в самом деле показалось вдруг, что беспокойство его напрасно.
А Степан, словно расстроившись чем-то, все ходил и ходил по комнате, долговязый, небритый, в рваных носках… но бесконечно близкий и дорогой Ленькиному сердцу. И поэтому, несмотря на то что Степан рассердился и прикрикнул на него, Ленька спокойно допил чай, ополоснул чашки и, собравшись домой, крепко обнял своего друга. Тот взлохматил ему волосы, заглянул глаза:
— Ты не забывай меня, приходи. Можешь даже ночевать тут. Койка свободна. Я ведь работаю ночью.
«А где вы работаете?» — хотел спросить Ленька, но вовремя прикусил язык и, поблагодарив, простился.
Глава тридцать восьмая
СБОРЫ ЛИНЫ
В семье Арсеньевых произошло большое событие — помолвка Лины с Малайкой. Для детей это было только неожиданное развлечение, волнующее своими необычайными приготовлениями. Никто из них не мог даже представить себе, что Лина уходит, что она уже не будет постоянным членом их семьи, не будет ласково и ворчливо заботиться о них, не прибежит на их плач и смех, хлопотливая, горячая от плиты. Привыкнув с пеленок считать Лину такой же своей, какими были в доме дедушка Никич, Катя и мать, они и не думали о разлуке с ней, а, уступая взрослым, только мысленно соединяли ее с Малайкой, которого очень жалели и любили; им казалось, что после свадьбы Лины Малайка просто прибавится к их семье и всем будет очень хорошо и весело.
Совсем иначе смотрели на это событие взрослые.
— Плохо, плохо будет вам, сестрички, без Лины, — вздыхая, говорил Олег. Рушится главный столп вашего благополучия.
— Ну мало ли что! Конечно, трудно! Но для нее такой муж, как Малайка, это счастье! — убежденно говорила Катя. — Как-нибудь справимся! Что делать!
— Конечно, справимся… Все это пустяки… Жить можно по-всякому, хуже, лучше… — грустно улыбаясь, говорила Марина. — Но опустеет дом. И это будет очень тяжело. С Линой так много связано, и так все мы привыкли к ней… Глаза Марины туманились, но она быстро справлялась с собой и, смеясь, говорила: — Распустилась я в последнее время. Не могу спокойно принять эту разлуку.
— Да какая разлука? Будете жить в одном городе и каждый день видеться! Все это чепуха, Маринка! Давайте лучше подумаем, как нам снарядить нашу невесту. Чтобы все было, как говорят в деревне, «по-богатому»… — улыбнулся Олег.
— Я буду шить Лине приданое, — задумчиво сказала Катя. — Надо купить полотна…
И она начала перечислять, сколько, по ее мнению, надо сшить белья в приданое.
— Так поезжай завтра в город и купи все, что надо, — давая ей деньги, сказал брат. — Заложим жен и детей, а выдадим нашу Лину как полагается! Кстати, роскошный свадебный подарок у меня уже есть! — лукаво усмехаясь, добавил он.
— Уже есть? Какой? — удивились сестры. Олег откинулся назад и весело расхохотался:
— А сервиз? Забыли? Массивный чайный сервиз с золотом!
— Постой, это не тот, что ты подарил нам с Сашей на свадьбу, а потом, когда ты женился, мы подарили его твоей жене? Не тот? — живо спросила Марина.
— Тот! Тот самый! — окончательно развеселился Олег. — Он уже выдержал две свадьбы, выдержит и третью! Сестры засмеялись.
— Так неужели он еще сохранился? — спросила Марина.
— Великолепно сохранился! Лежит в кладовке целехонек. А кто же пьет чай из таких дорогих чашек? Это же одно беспокойство! Я охотно подарю его Лине. Она любит всякие безделушки.
— Роскошный подарок! Как это тебе пришло в голову?
— А как что вам с Сашей пришло и голову передарить мне на свадьбу мои же подарок? — хохотал брат.
— Да у нас ни было ни копейки денег! И вдруг ты женишься! Мы ведь твою жену не знали тогда… Ну, думаем, надо что-то хорошее дарить, а то еще обидится…
— Так хоть бы меня предупредили! Хорошо, что я сразу понял, в чем дело!
— Ну, довольно смеяться! Значит, у тебя этот трехсвадебный сервиз! А у нас что с Мариной? — озабоченно сказала Катя.
— Я завтра достану еще денег. Вы подарите ей подвенечное платье! Только уж платье ты, Катюшка, сама не шей… Отдайте кому-нибудь! — серьезно посоветовал брат.
На другой день Катя выехала в город, и обе сестры вернулись вместе, нагруженные покупками.
Сунув свой нос в ворох материй, Динка моментально помчалась в кухню и притащила оттуда Лину.
— Иди, иди! — толкая ее, кричала она. — Мама и Катя тебе всего навезли! Приданое шить будут!
— Батюшки! — всплеснула руками Лина, увидев на столе горы полотна. Неужто и взаправду меня замуж отдаете? — И, припав к плечу Марины, горько запричитала: — Да куда ж я пойду от вас? Как жить буду? Разорвется мое сердце от тоски…
Шитье приданого расстроило Лину. Махнув рукой и надвинув на глаза платок, она ушла к себе и больше не появлялась.
Поздно вечером Марина сама пошла к ней в кухню. До полуночи сидели они вдвоем, вспоминая то далекое счастливое время, когда в первый раз пришла на элеватор Лина в длинном деревенском сарафане, с толстой русой косой.
— Как жить буду? Оторвется листочек от родимой ветки… Покидаю я тебя, моя милушка бесталанная, покидаю и дитятко мое выхоженное… — плакала Лина. И, плача, просила за Динку: — Хуш не ругайте вы ее тута… Ведь и утешить-то без меня некому… Все, бывало, она к Лине своей бежит… Не найти мне теперь вовек спокоя…
— Не плачь, Линочка! Мы всегда будем видеться. Ведь в одном городе живем. А вернется Саша, устроится где-нибудь на место и возьмет к себе Малайку. Будем опять все вместе жить, — успокаивала Марина.
А на террасе с самого утра стучала швейная машинка — Катя шила приданое. Расстроенная и молчаливая Лина ходила по комнатам, собирала детское белье, снимала чехлы, занавески, стирала, штопала, скребла и мыла…
— Вот гляди, Катя, где продукта будет… Да не завози кастрюль-то… Не ставь на шибкий огонь… Кто из вас обедать-то готовить будет… — убитым голосом говорила она.
Марина часто шепталась с Олегом и, задерживаясь в городе, привозила разные свертки… Детям казалось, что наступает какой-то большой праздник, и они с интересом наблюдали эту предпраздничную возню. Приезжал Малайка, торопил со сборами, рассказывал, что он уже выкрестился в русского Ивана и что венчаться они теперь с Линой будут в русской церкви.
Лина слушала, кивала головой, а один раз тихо спросила:
— А ты думаешь ли, Малай Иваныч, каково мне с моей семьей расставаться?
Малайка растерялся, заморгал ресницами:
— Зачим расставаться? Ходить будем, ездить будем… — И, увидев грустные глаза Лины, жалобно запросил: — Лина! Золотой мой, хороший! Что скажешь, все сделаю! На руках таскать буду! Скажешь: ныряй, Малайка, Волгу, — сичас ныряем! Скажешь: вылезай, — вылезаем!
— Чего тебе нырять от меня, Малай Иваныч! Я девица скромная. К мужу буду уважительная. Чего не надо, того не стребую, — с прежней лукавой улыбкой ответила Лина.
Глава тридцать девятая
ТЯЖКОЕ ОДИНОЧЕСТВО
После страшного рассказа Васи Динке стало боязно гулять одной, и до приезда Леньки из города она сидела дома. Слоняясь без дела по саду или забившись в свою комнату, девочка погружалась вдруг в мрачное раздумье.
«Все стало другое… — думала она, — все, все… И мама стала какая-то другая, и Катя, и Алина… и Мышка… и Никич… и Лина… Даже листья на деревьях стали другие, словно кто-то подкрасил их по краям желтыми и красными ободочками… Но в саду это может быть от близкой осени, а что же случилось с людьми?»
Динка чувствовала приливы глубокой тоски в сердце и шла искать Мышку. Давно уже они не оставались вдвоем, не смеялись вместе, не шептались в уголках, не говорили друг другу сердитых или нежных слов. Что же так изменилось в их жизни?
Динка вдруг вспоминает пристань и прощание с Марьяшкой… Бедная Марьяшка… Как жалела ее, как плакала тогда Динка… Слезы вырывались из ее груди вместе с сердцем… А потом Марьяшка выздоровела, и мать увезла ее в деревню, А те слезы остались навсегда. Потому и жизнь так изменилась, и не смеются они теперь с Мышкой. Как смеятся, если люди не жалеют друг друга. Увела Нюра Марьяшку и даже попрощаться не дала. Конечно, кто они ЕЙ? Чужие, С родными так не поступают… Вот и Малайка хочет увести Лину… И никто даже не удивляется этому… А ведь Лина всю жизнь была ихняя. Сколько помнит себя Динка, столько помнит и Лину… При чем же тут Малайка? Конечно, он очень хороший… Но разве Динка променяла бы когда-нибудь Лину даже на самого лучшего человека?
