Кандаурские мальчишки - Михасенко Геннадий Павлович (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
— Вы не допрёте, — усомнился Колька.
Но Шурка грубо перебил его:
— Ищи бич… Мишка, ну-ка, подсоби мне…
Он присел на корточки, подставляя спину. Я со страхом косился на заросли. Мне было боязно. Мне хотелось без оглядки удрать в деревню, где вокруг добрые избы и огороды, где всё знакомо от первого гуся до последней собаки. А тут…
На Шуркиной спине, туго обтянутой рубашкой, сбегающими бугорками вырисовывались позвонки. Я обхватил овечьи ноги и с трудом приподнял её зад.
— Ну, — нетерпеливо буркнул Шурка. — Шевелись. — Он ждал, когда я навалю ему на спину овечку.
— Не могу, — прошептал я, разжав руки и чувствуя, как слёзы подкрадываются к глазам.
Шурка зло обернулся:
— Не можешь… Ну-ка, подставляй свою горбушку…
Я подставил. Шурка завозился, неровно дыша, засопел, напрягаясь. А когда вдруг сплюнул и затих, я понял, что он отступился. Я повернулся. Шурка сидел на траве, окровавленной ладонью потирал лоб, оставляя красные пятна, и тупо смотрел на Хромушку. Бока её еле-еле поднимались, глаза были закрыты.
Подбежал Колька.
— Я же говорил: не допрёте… Её надо к Чертиле привязать. Он, дурак, всё одно домой рвётся, вот и пусть покряхтит.
Шурка поднял глаза:
— Точно, надо спробовать.
Чертило, будто почуяв заговор, с оглядкой подался в кусты. Но Колька повернул его, подгоняя к нам.
Баран увёртывался, грозя своим страшным лбом, но грозя как-то не по-настоящему, словно понимая, что грозить по-настоящему ребятишкам нечестно даже по бараньим меркам. Поэтому я вдруг осмелел, кинулся на него и вцепился ему в рога. Чертило пихнул меня мордой в живот и опрокинул, наступив на ногу. Я вскрикнул, выдернул ногу, но рогов не выпустил.
— Держись, Мишк! — подбодрил меня Шурка. — Сейчас мы его самого привяжем!
Он подскочил к барану, сунул в завитки рогов кнутовище и обмотал бичом. Втроём, закусив губы и обливаясь по?том, мы притянули его к берёзке и накрепко прикрутили к ней баранью голову.
Но не было верёвок для привязи овцы: бич-то использовали… Шурка выдернул из штанов ремень и коротко бросил Кольке:
— Сымай свой.
— Но у того — только лямка, одна-единственная, наискось, как пулемётная лента, пересекавшая грудь, и он так рванул её, что вместе с лямкой выхватил кусище материи, а штаны мигом юркнули вниз.
Надрываясь, мы приподняли обмякшую Хромушку и перевесили её через баранью спину. Чертило глухо блеял, вертел задом и неуклюже подскакивал.
Шурка, озлобившись, свирепо усмирял его пинками, приговаривая:
— Ты будешь стоять, тетеря дохлая… Будешь?
Колька почти подлез под баранье брюхо и копошился там, связывая овечьи ноги.
— Живей, — торопил Шурка.
Наконец ноги были связаны. Шурка распустил бич и выдернул кнутовище из рогов.
Чертило сперва метался, даже заваливался на бок, но мы его поднимали и гнали вперёд. Шурка подстёгивал овец, а мы с Колькой поддерживали на ходу Хромушку, которая всё время сползала с бараньей спины.
Тревога наша потихоньку унималась. И когда мы подходили к деревне, чувства боязни уже не было, а были просто беспокойные мысли и слабость в теле.
Чертило уморился. Подойдя к скотному двору, он привычно двинул в ворота лбом и присел, изнемогая, на задние ноги.
— А… Опять припёрся… — донёсся голос деда Митрофана, и тотчас появился он сам с палкой. — А, это вы, босалыги. Чисто кошки подкрались… — Тут сторож увидел припавшего на зад Чертилу и окончательно съехавшую в сторону овцу. — Нешто захворала? — спохватился он.
— Её зарезали…
— Не мелите, — прошептал дед Митрофан, пружинисто приблизился к Хромушке и наклонился. — А… Мать честная… — Он вдруг шмыгнул в сторожку, тут же вернулся с ножом, и не успели мы открыть рта, как дед пиратским взмахом полоснул овцу по горлу, и тяжёлая голова её откинулась, будто на шарнире.
Кровь слабой густой струёй потекла на пыльную землю, каплями удерживаясь на бараньей шерсти.
— Чуть не пропала… А тут хоть мясо в пользу пойдёт.
Я был поражён дедовской выходкой. Я опять задрожал. И пока Колька с Шуркой освобождали Чертилу и загоняли овец, я бессмысленно глядел на распростёртую у проходной Хромушку. Она уже не дёргала хвостом и не пыталась поднимать морду, она была неживой… Я глотал комки, подступавшие к горлу.
— А ну, бери за ноги! — крикнул мне дед.
— Я уже брал… Не бралось…
Подоспели друзья, и Хромушка, податливая, как тесто, на руках перекочевала в сторожку.
Мы вышли и, задумавшись, стали в тени.
— Вы не морщиньтесь. У нас ране целыми стадами вырезали. Налетит шайка на лошадях, пастухов свяжут и зачнут шерстить. Потом воронья на этом месте черным-черно… А кто Хромушку-то пырнул?
Я рассказал деду, как мы услышали крик, как бросились в кусты, как увидели раненую Хромушку, а в кустах — человека, как Шурка навёл на человека ружьё и как тот ошалело шарахнулся от нас, удирая в глубь зарослей. А кто он — об этом мы даже как-то не задумывались.
— Это разбойник! — сказал я.
— Да, — живо подхватил Колька. — Разбойник! Их, наверное, на болоте целая шайка.
— Шайку давно бы заприметили, — промолвил Шурка. — А вот один…
Мы задумались, а дед Митрофан произнёс:
— Разбойник-то оно разбойник, а я вот прикидываю, не наш ли это супостатишка.
— Как наш? — удивились мы.
— Обнаковенно, наш, деревенский.
— Что ты, дедушка! — замахали мы руками и весело переглянулись между собой: мол, дед-то что придумал.
Дед Митрофан искоса посмотрел на нас, двинул бородой в сторону и сказал:
— Всяко может статься.
Конечно, дедушка ерундит. Деревенский! Кто же это, интересно? Может, Анатолий? А может, тётка Дарья? Смешной дед, придумал тоже! Это — бандит!
— За это в тюрьму могут сунуть аль ещё как, — сказал дед.
— Сунь его теперь. Он уж, поди, полсогры [1] отмахал.
— Вот то-то.
— Нам теперь достанется… Мол, упреждали, не послушали, вот и расхлёбывайте, — проговорил Шурка.
Дед замахал руками.
— А вы-то что? Вы своё дело сделали, стадо уберегли. Мальцы, мальцы, а молодцы! А вот как быть дале, надо прикинуть.
Мы начали соображать.
Всё вокруг — и скотный двор, и дома с задёрнутыми шторками, и подсолнухи, приподнявшиеся на цыпочки и повесившие свои шляпы на плетень, — всё как будто размышляло вместе с нами: что делать?
— Надо вызвать отряд милиционеров с пулемётами и прочесать тальник. Может, это — фашист. Мало их забрасывают на парашютах! Вот они и шатаются голодные, как волки, кто же станет кормить фашистов. Тут без милиционеров не обойдёшься…
Дед Митрофан перебил Кольку:
— Минцанеров… У нас ведь всего один минцанер, и тот нынче на покосе… Надо тётку Дарью разыскать, она в обязательности скумекает, какие такие жульничества, и без пулемётов… Ишь вояка.
Шурка сказал:
— Правильно, надо найти тётку Дарью. Вы дуйте ищите, а я Нюську пойду попроведаю.
И он, не оглядываясь, перевесив бич через шею, пошёл домой.
— Дедушка, а нам-то куда? — спросил Колька.
— На поля. Где же сыщешь тётку Дарью? — И дед ушёл в сторожку, откуда тотчас донеслось шорканье ножа о брусок.
На поля! А сколько их, полей-то! Это с одной стороны деревни — болота и тайга, а с другой — сплошные поля.
Прямо у правления начинаются четыре полевые дороги и куриными пальцами разбегаются в разных направлениях. А от этих дорог оттопыриваются дорожки, как сучья от ствола дерева, а от дорожек стреляют в кусты ещё тропинки-веточки. Вот и думай, куда кинуться. Тётка Дарья, конечно, где-нибудь у тропинки-веточки литовкой машет, найди её попробуй…
Но нам не пробовать надо было, а искать. И мы двинулись по одной из дорог, надеясь встретить кого-нибудь и расспросить.
1
Согра (сиб.) — болотистый лес.