Лето в Жемчужине - Минутко Игорь (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
Мост перекинулся через все железнодорожные пути. И в обе стороны разбежались зеленые, красные, фиолетовые, белые огни; двигались вагоны, покрикивали маневровые паровозики, внизу была шумная и суетливая жизнь, и далеко был виден сиреневый, уже ночной, горизонт, смутные громады домов. Стал нарастать грохот, и скоро показался электровоз в ярких огнях, он с трубным ревом пронесся под мостом, а за ним летели товарные вагоны, платформы с лесом, с новенькими белыми «москвичами», с какими-то машинами. Мост стал содрогаться в такт постукиванию колес на стыках. И было немного страшно.
Промчался товарный поезд. Только три красных огонька уносились в черноту летнего вечера, и Зоя сказала грустно:
— Вот и я сейчас уеду.
Витя промолчал. Немного защипало в груди и стало Вите, если уж говорить правду, очень тоскливо.
Зоя уедет, а он останется один в городе. Зоя увидит незнакомые города, моря, горы. А он будет отдыхать в какой-то деревне, в Жемчужине. И название-то, наверно, в насмешку дали.
— Зоя, Зоя! — Надя бежала к ним по ступенькам. — Ты что? У папы больное сердце! Уже посадку объявили.
«Вот. И сердце у него больное», — подумал Витя.
Дальше все получилось очень быстро. Подошел поезд, люди ринулись к нему, стали искать свои вагоны; равнодушный голос сказал, перекрыв гул перрона: «Стоянка четыре минуты», и вот уже Зоя выглядывает из-за плеча проводницы с желтым флажком трубочкой, машет Вите рукой, а вагон медленно уплывает, все быстрее, быстрее стучат колеса.
— Витя! — кричит Зоя. — Обязательно пиши!
Мелькают, мелькают вагоны. Лица, улыбки, голоса. И вот уже три красных огонька убегают от Вити в темноту, к далекому отступающему горизонту. Разошлись провожающие, опустел перрон.
Витя затосковал. И не хотелось уходить отсюда — где поезда, беспокойство, движение, дух странствий. Сесть бы в поезд и ехать долго-долго и через много дней оказаться в неизвестной стране и оттуда писать Зое письма. Например, так: «Зоя! Окна нашего отеля выходят на канал с зеленой застывшей водой».
Витя вздохнул и пошел к трамвайной остановке.
7. У Репы есть тайна
Пустел двор дома, в котором жил Витя Сметанин: ребята разъезжались на каникулы — кто в пионерский лагерь, кто в туристический поход, кто к морю. Только Репа никуда не уезжал.
— Мне и здесь хорошо, — сказал он Вите. — Купаться есть где? Есть. Загорать… Да у меня, если хочешь знать, личный пляж имеется. Загорай хоть целый день. И никуда ходить не надо. Хочешь, покажу?
— Конечно, хочу! — сказал Витя и подумал: «Вечно Репа что-нибудь придумает».
— Пошли!
Мальчики поднялись на седьмой этаж. На последней площадке Репа огляделся, прислушался.
— Вроде, никого? — шепотом спросил он.
— Никого… — ответил Витя, и ему стало немного жутко.
Репа полез по железной лесенке, которая вела на чердак, откинул деревянный щит люка и мгновенно исчез в нем. Потом в люке показалась его рыжая голова, и Репа зашипел сердито:
— Чего стоишь? Давай сюда! Витя быстро полез за товарищем.
На чердаке было жарко, пыльно. В узкие окна падали столбы солнечного света. Где-то ворковали голуби.
— Иди за мной осторожно. А то шаги услышат.
Прошли весь чердак и через разбитое окно вылезли на крышу. И сразу Витя зажмурился — столько солнца, света, голубого неба было кругом. И во все четыре стороны простирался город (Витя никогда не думал, что он такой огромный): крыши, крыши, крыши; зеленые пятна скверов; во все стороны разбегались улицы; и уже совсем далеко были зеленовато-дымные поля, сливающиеся с горизонтом.
— Вот здорово! — вырвалось у Вити. Репа снял сандалии, сказал:
— Скидай ботинки, босиком пойдем. Кожа скользит, упасть можно.
— Так ведь загородка.
— Загородка, — хмыкнул Репа. — На нее дунь, она и завалится.
Нагретое солнцем железо обжигало ступни.
— Ничего, не кривись. Сейчас привыкнешь, — сказал Репа, глядя, как Витя трет о штанины то одну ступню, то другую.
И правда — скоро ноги привыкли, и идти по горячей крыше стало даже приятно.
Мальчики подошли к краю крыши, осторожно встали у загородки, и Репа, заглянув вниз, сказал:
— Смотри.
Их большой дом соединялся с другим домом плоским перекрытием, наверно, этажа на два ниже. На это перекрытие спускалась железная лестница, которую сразу и не увидишь. Просто надо подойти к проему в загородке, ухватиться руками за два стержня с загнутыми краями и ногами нащупать первую перекладину лестницы.
Так и сделал Репа. Когда его голова оказалась на уровне крыши, он небрежно сказал Вите:
— Давай за мной.
Витя взялся за стержни, нашел дрожащей ногой перекладину.
Дальше уже не было страшно. Витя очутился рядом с Репой на плоском бетонном перекрытии. С двух сторон были глухие, без окон стены домов, со стороны двора поднимались кроны тополей, и по краю шла металлическая загородка, а от улицы перекрытие отгораживала стена, немного выше человеческого роста. Репа постучал по стене кулаком, и удары гулко отозвались в пустоте.
— Там трубы всякие проходят и кабель, — сказал Репа. — А под нами знаешь что? Ворота во двор. Ну, теперь представляешь, где мы?
— Представляю.
— Нравится?
— О чем ты спрашиваешь? Репа, а как ты нашел это место?
— Кто ищет, тот всегда найдет, — сказал Репа. — Ну, чем не пляж?
— Для пляжа река нужна.
Репа загадочно улыбнулся.
Итак, получался крохотный уголок, спрятанный со всех сторон от мира, весь отданный солнцу. Впрочем, была и тень: один угол Репиного пляжа накрывала густая ветка тополя. А за гулкой стеной с трубами и кабелем невнятно шумела улица.
Репа внимательно посмотрел на Витю, подумал о чем-то и сказал:
— Ладно. Отвернись и, пока я не скажу, не оглядывайся. Оглянешься — пощады не будет.
Витя послушно отвернулся. За его спиной загремели вроде бы камни, слышалось какое-то движение. Потом все смолкло. И молчание было долгим. Потом опять загремело, и Репа, наконец, сказал:
— Можно.
Витя повернулся и удивлению его не было предела: Репа, совершенно голый, лежал, подставив солнцу спину, на старом суконном одеяле. И, самое невероятное, тело его было мокрым, в каплях воды.
— Раздевайся, загорай, — сказал Репа. — И ни о чем не спрашивай.
Витя разделся, лег рядом с Репой и молчал, даже не знал, что подумать, что предположить.
— Репа, — сказал он после бесплодных раздумий, — я тоже хочу… ополоснуться водой.
Репа не ответил.
— Ты мне друг или нет? — обиделся Витя.
— Не могу, — вздохнул Репа.
— Ты мне не друг! — Витя вскочил и стал одеваться. Репа натянул трусы, и лицо его было совершенно растерянным.
— Пойми, Витек, — виновато сказал он, — это… это не только моя тайна.
Тайна! Нет, Витя Сметанин умрет вот здесь, на этом месте, под жаркими лучами солнца, но все узнает.
— Репа! Я же никому! Ни слова! Ну, хочешь, поклянусь самой страшной клятвой?
— Какая там клятва, — хмуро сказал Репа. — Просто проболтаешься, — и дружбе конец. Ясно?
— Ясно… — выдохнул Витя.
Репа подошел к углу площадки, где стена с трубами и кабелями примыкала к дому.
— Помогай. — И Репа стал вынимать кирпичи из стены и передавать их Вите.
«Как это я не заметил!» — удивился Витя.
Впрочем, заметить было трудно: кирпичи плотно прилегали друг к другу, и непосвященному могло просто показаться, что в углу обвалилась штукатурка.
Образовался довольно широкий лаз.
В нем исчез Репа, сказав:
— Не отставай.
Витя пролез за Репой.
Сразу стало прохладно. И было совершенно темно — хоть глаз выколи.
— Репа, где ты? — прошептал Витя.
Рядом вспыхнула спичка, и постепенно разгорелась свеча. Витя увидел нечто похожее на комнату. Трубы, замотанные в изоляцию, и кабель уходили в стену, рядом стоял топчан с каким-то тряпьем и цветастой подушкой («Очень знакомая подушка!» — подумал Витя); стол заменял ящик, на нем валялась пустая бутылка из-под водки, и в чайном блюдце горкой лежали окурки. Какие-то очень знакомые. Вернее, не сами окурки, а мундштуки, зажатые особым образом, немного скрученные. Где-то Витя уже видел такие окурки… Из-под топчана высовывался угол чемодана. Противоположную стену комнаты заменял картонный щит, сбитый из нескольких кусков — он отгораживал этот маленький куток от темного коридора, который образовывала полая стена с трубами и кабелем.