Как на качелях - Сергеев Леонид Анатольевич (электронная книга TXT) 📗
После этого все стало иначе. Родственники не могли на Тольку нарадоваться. Он уходил на охоту с раннего утра и возвращался поздно вечером. Правда, он возвращался без дичи, но для начала родственников устраивало и это. Дичь им заменяли его рассказы о приключениях, а сочинять он умел здорово.
С того дня. Толька-каждый день «ходил на охоту» и каждый вечер родственники встречали его около дома. Они усаживали Тольку за стол, ставили перед ним ужин и смотрели на него с нежностью. Особенно тетя. Она все время подливала Тольке добавки и вся сияла от счастья. Наконец-то Толька был при деле.
Так мой брат стал музыкантом. В тайне от родственников он поступил в музыкальную школу и окончил ее. А на выпускном концерте, после своего выступления, Толька увидел всех родственников. И подумать только! Они хлопали громче всех, а тетя даже кричала «браво»! После концерта родственники встретили Тольку у выхода.
— Из тебя выйдет знаменитый музыкант! Последней подошла тетя. Она поцеловала Тольку в лоб и сказала:
— Я всегда считала тебя талантом!
Портреты
Я любил рисовать портреты. Как только к нам кто-нибудь заходил, я сразу усаживал гостя на стул и начинал его рисовать. Рисовал я медленно, и у многих гостей не хватало терпения. Они вскакивали и говорили, что спешат и что попозируют в следующий раз. Тогда я начинал возмущаться:
— Этот портрет пойдет на выставку. Вы еще будете гордиться, что я рисовал вас.
Гость вздыхал и садился на стул снова. Я заканчивал портрет, подписывал и дарил на память. Но никто не узнавал на них себя. Мне приходилось объяснять: сходство — это чепуха, важно, каким художник представляет человека. После этого тот, кому я объяснял, говорил:
— А-а! Вот оно что! А я-то думал — сходство важнее. — И благодарил меня и жал мне руку. Потом долго к нам не заходил. А когда приходил, я снова усаживал его позировать, и, получив второй портрет, он благодарил меня еще сильнее, но больше не приходил к нам совсем.
Постепенно почти все знакомые перестали к нам ходить. И тогда я начал рисовать себя: садился перед зеркалом и рисовал. Красками, карандашами и углем. Все портреты я вставлял в рамы. Рамы я снимал с картин, с фотографий, зеркал и вышивок. Достану раму, вставлю в нее свой портрет и повешу на стену. Скоро вся наша квартира была завешана моими портретами. На одних картинах я стоял в железных доспехах и был похож на рыцаря. На других — лежал около моря, и было ясно, что я матрос с затонувшего корабля. На всех портретах я был очень скромным. Не смеялся и не размахивал руками, не задирал нос и смотрел просто и серьезно.
Когда я нарисовал столько портретов, что их некуда было вешать, я занялся скульптурой: делал в сарае слепки из пластилина и глины.
Позировать мне по-прежнему никто не хотел, и в основном я лепил себя. Вначале делал маленькие скульптуры, потом все больше и больше. А однажды слепил себя во весь рост. Чтобы эта скульптура не развалилась, вначале мне пришлось сколотить каркас из реек, потом обмотать каркас проволокой и только после этого класть глину. Я извел целую бочку глины. Скульптура мне понравилась. Я изобразил себя очень скромным. Стоял, опустив голову и сморщив лоб, как будто о чем-то думал. Эту скульптуру я решил установить во дворе. Рано утром, когда на улице никого не было, я вытащил скульптуру из сарая, приволок ее к середине двора и поставил на видное место. Потом сел рядом на скамейку и стал ждать, что будет. Через некоторое время во двор вышли ребята. Подбежали к скульптуре, стали смотреть.
— Это кто? — спросил Юрка.
— Что-то не пойму, — пожал плечами Вовка.
А потом мимо прошел какой-то старичок, взглянул на скульптуру, покачал головой.
Скучно мне стало. Встал я со скамейки и пошел домой. У подъезда меня догнала Надька из первого класса.
— А я сразу узнала, кто это, — шепнула она мне.
— Кто?
— Баба-Яга!
Дом на колесах
В нашем поселке не было ни трамваев, ни зоопарка, ни цирка. Зато был кинотеатр и синебокий автобус с длинным носом и блестящими цифрами сзади. И вот однажды в поселке остановился передвижной цирк — Шапито. Первым об этом узнал я.
Утром смотрю, недалеко от нашего дома стоит крытый грузовик. Подошел ближе, а там еще и фургон на прицепе. И грузовик, и фургон облеплены фотографиями и афишами. Над ними — цветные шары.
Фургон был с дверью, двумя окнами, задернутыми занавесками, и с откидными ступеньками — настоящий дом, только на колесах. Подкрался я к фургону, вдруг слышу, там собака лает и кошка шипит. Испугался немного, но все же раздвинул кусты, заглянул внутрь, а там — дядька. Лежит, книжку читает и… лает и мяукает. «Вот это фокус! — думаю. — Что же он, сумасшедший, что ли?» А дядька заметил меня и спрашивает:
— Похоже я лаю и мяукаю?
— Очень похоже, — говорю.
— Ну, тогда садись рядом, слушай дальше. — И стал свистеть соловьем, квакать лягушкой, ухать филином и каркать вороной.
— Как это у вас так здорово получается? — спросил я.
— А очень просто, — ответил дядька. — Наблюдаю за животными, слушаю их голоса, потом подражаю им.
— Зачем? — поинтересовался я. — Зачем вы подражаете им?
— О-о! — засмеялся дядька. — Ты хочешь узнать все сразу. Ну, хорошо, так и быть. Я открою тебе тайну. Приходи сегодня в цирк. Спроси Игоря Петровича.
Вечером около грузовика с фургоном появился огромный оранжевый шатер и будка — касса. Вокруг кассы кружила длинная очередь желающих посмотреть представление. Все волновались, боялись, что им билета не достанется. Перед входом в шатер прыгал Петрушка с трубой. Подует в трубу и прокричит:
— Необычайный аттракцион! Только один день! Спешите посмотреть!
Я протиснулся к Петрушке и крикнул:
— Позовите, пожалуйста, Игоря Петровича.
— Кого-кого? — переспросил Петрушка и наклонился ко мне.
— Игоря Петровича, — повторил я.
— А-а! Пойди туда. — Петрушка махнул в сторону грузовика.
Подбежал я к грузовику. А там никого нет. Помчал к фургону и налетел на акробатку. Она шла на руках, вниз головой и ногами крутила кольцо.
— Вы не знаете, где Игорь Петрович? — спросил я.
— Он там, в фургоне, — ответила акробатка, не останавливаясь.
Заглянул я в фургон, а там среди разных ярких костюмов сидит Игорь Петрович и что-то склеивает.
— Заходи, заходи, — сказал он. — Вот тебе билет на самое лучшее место. Отдашь его Петрушке. Он тебя посадит. Только уговор такой. После представления поможешь мне разобрать лавки. Договорились?
— Договорились! — крикнул я и, прижав билет к животу, запрыгал от счастья. Потом посмотрел на билет, а там написано: «Миша! Пропусти этого мальчугана».
Как только я вошел под полог, меня ослепил яркий свет и грохот оркестра. Повсюду, на стенах и на потолке, висели цветные лампы. От них струи света падали на круглую арену, застеленную красным плюшем. На арене четверо музыкантов изо всех сил дули в свои медные трубы. Когда все уселись и оркестр смолк, Петрушка объявил о начале представления. Первой выступала акробатка, которую я видел. Она ходила на руках, делала в воздухе сальто, танцевала на натянутом канате. После акробатки выступали два жонглера с тарелками. Они кидали по десять тарелок сразу. Одну за другой. Под самый купол. Ловили их и запускали снова. Потом стали кидать тарелки в зал и так их закручивать, что они, описав дугу, возвращались к ним снова прямо в руки. А потом свет погас и жонглеры стали кидать друг другу горящие булавы. После жонглеров на велосипеде выкатил клоун. Он помчался по кругу, на ходу разбирая велосипед. Каждый раз, когда он снимал какую-нибудь деталь, в зале раздавались аплодисменты. Под конец, когда уже клоун ехал на одном заднем колесе, зал взорвался шквалом рукоплесканий. А клоун взвалил свой разобранный велосипед на плечи и горько заплакал. У него полились такие длинные струи, что он обрызгал весь первый ряд. Потом выступал силач, который рвал цепи и поднимал гири, и крутил огромную балку, на которой висело человек двадцать из публики. После силача снова появился клоун. Он шел с хлыстом и волочил за собой ящик с надписью: «Хищные звери». Открыл ящик, вынул из него какой-то бесформенный резиновый шар. Стал его надувать, и шар превратился в огромного тигра. Клоун заткнул отверстие на животе тигра пробкой и стал надувать льва. После льва еще надул медведя. Звери получились огромными, намного больше клоуна. Они стояли на задних лапах, раскачивались и рычали, как живые. Клоун стал щелкать хлыстом и вытворять со зверями разные шутки. То стравит тигра с, медведем, то сунет голову в пасть льва. Потом начал боксировать с медведем, и так ему наподдал, что тот улетел на галерку.
