Хроникёр - Балуев Герман Валерианович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗

Ты сам нашел для себя точное слово— «хозяин». А ведь и действительно, ты подобен тому рьяному мужичку, который, получив «свой» клочок земли, неистовыми трудами превращает его в плодоносящее чудо. И, ты знаешь, мне этот мужичок симпатичен. Но пойдем чуть дальше, расширим картину, представим, что этому неистовому хозяйчику дали работников. А ну? Какова будет их жизнь?.. Мне стоит лишь представить это, как я чувствую, мне этот хозяйчик вовсе не симпатичен, напротив даже: он — мой лютый враг! Ну, а у тебя-то, Василий Павлович, таких работников — более тысячи. Помнишь, как ты гвоздил меня в разговоре: «Шестьдесят лет внушаете человеку, что он хозяин. Тогда как в первую очередь и прежде всего он работник! И вот когда он поймет, что он работник...» Вот твой диагноз и одновременно рецепт. А теперь смотри, как все становится на места: ты — хозяин, остальные — работники. И эти работники своими руками реализуют твою любовь к отчей земле...

От восхищения и даже преклонения перед твоими замыслами (переход от судоремонта к судостроению, каждой семье — фешенебельный особняк, парки, асфальт и культура, самообеспечение продуктами и стройматериалами, предоставление всем работы с учетом их возможностей и возраста) я за несколько дней пребывания в затоне перешел к их внутреннему неприятию. И знаешь, что меня так повернуло? Не котлован даже, где копошатся изловленные тобой нарушители, а поступок семи молодых электросварщиков, которых ты «обменял» на отделочные материалы и отправил отрабатывать «оброк» в Набережные Челны. Почему они, отработав свое, так и не вернулись в затон? Это же просто плевок в твое лицо! Ведь именно в расчете на них, молодых, строятся двухэтажные особняки, гигантский эллинг, бешеными усилиями пробивается переход на строительство суперсовременных судов, чтобы одним рывком не только достичь, но и превзойти качественно такие знаменитые и уважаемые фирмы Министерства речного флота, как Сормовский, Красноборский или Котельнический заводы. Неужели эти оставшиеся в Набережных Челнах ребята такие дурни, что не видят, не чувствуют—это для них?! Конечно, видят. Конечно, чувствуют. Но особняк, за который надо потом полжизни платить и который строится для тебя без твоего согласия, — как бы он ни был замечателен, это же своего рода тюрьма. Не от ощущения ли этой зажатости ушли молодые, для которых ты и готовишь жизнь?

Мне кажется, Василий Павлович, мы подходим к главному. Вопрос такой: почему твои замечательные, творческие, боевые идеи не зажгли затонскую молодежь? Почему нет даже признаков энтузиазма, подъема, гордости своим делом, которые так отчетливы на великих стройках нашей страны и которые вообще характерны для наших людей и особенно для молодежи, когда ей доверяют большое и серьезное дело? Знаешь, в чем ответ? В слове «доверяют». Ты не доверился, не зажег людей смыслом преобразования их же земли. И это понятно: для тебя они всего лишь работники, за которыми нужен глаз да глаз. Чего это работника зажигать?! С работником нужна строгость. Дистанция нужна с ним. А чуть не то — в котлован! Естественно, они и ведут себя как работники: под твоим взглядом развивают сверхдеятельность, нет тебя — сидят, ядовито обсуждают твои дела. Так почему же они не чувствуют, что они делают для себя? Да потому что может ли поверить работник, работая на хозяина, что он старается для себя? Не может. На тебя он расходует ум и энергию. Ты для себя, и он для тебя. Вот как обстоят дела в Воскресенском затоне. Ты дерзко, изобретательно реализуешь свою идею, и в этом высоком предприятии люди для тебя средство. Не случайно ты и меняешь их на хромированную сталь и на модный пластик. И не случайно их движение не к тебе, а от тебя. Хотя, помнится, ты полагал, что будет обратное. Что свежие, культурные, образованные люди хлынут в твой обетованный рай. Ты пренебрег основополагающим нашим принципом, который можно выразить словом «вместе». Ничего не может получиться, если ты «над», а не вместе с людьми.

Прочитав эти слова, ты покачаешь головой и усмехнешься: «Так уж получилось!» А я тебя на это спрошу: «Что?.. Постройки? Асфальт? Судно? Эллинг?..» Так диво ли это теперь для нас? Кого это может повергнуть в такой уж радостный трепет?..

Не можешь же ты серьезно думать, что решающее для человека — на новом он или на старом заводе работает. Решающее для него — система отношений, в которую он вплетен. Ибо эта система отношений — его мир, его вселенная. И если эта система построена на принципе пренебрежения им, недостаточного к нему уважения, человек к строящемуся новому ничего, кроме отвращения, не может чувствовать. Я, например, особняку предпочту что-нибудь попроще, если с особняком связана опасность быть посаженным в котлован или быть внезапно выгнанным, или... Да нет, жить в такой атмосфере мне явно не по нутру. А кому, скажи, по нутру?

Да ты и сам, помнится, показывая мне свое хозяйство, вдруг махнул рукой: «Пусто пока все это!» — и заговорил о бывшем нашем районном центре Воскресенске, где жили Прохоровы, учителя, мои, кстати, родственники. О том заговорил, как помнят их, ничем людей вроде бы не примечательных, но интеллигентных, совестливых, твердых, умеющих прямо высказать свое мнение. И ты сказал мне, что завершающая твоя акция будет в том, чтобы одухотворить затон такой вот нравственной завязью. Хоть за тысячу километров отыскать такую семью, привезти и вживить в затон. Но в затоне ведь и сейчас более сотни учителей. Где они, почему не видны?.. Может быть, потому, что для любого микроба, в том числе и для микроба духовности, нужна среда? А в системе «хозяин-работник», ты меня извини, Василий Павлович, ее нет и не может быть. В системе «хозяин-работник» может быть только щегольская исполнительность с одной стороны и хозяйский догляд с другой. И то, и другое в затоне налицо. А со второй стороны, то есть стороны хозяйской, так даже, знаешь ли, перебор.

Все теперь в твоих руках. Дров на зиму выписать, угля, рулон толя, кирпича на печку, — за всем надо к тебе. Несмотря на переутомление, лично благодетельствуешь. Вот он, источник силы и власти, которую ты забрал над людьми! Само существование их в значительной мере зависит от твоего благорасположения. О какой творческой инициативе масс можно тут говорить? Какого рода может быть инициатива, если тебя держат за горло?.. Тут либо демонстрация готовности и усердия. Либо — протест. А где же та полнокровная новая жизнь, ради созидания которой ты и прибыл в Воскресенский затон?

Я вот что хочу спросить, Василий Павлович: не потерял ли ты цель?

А передо мной все стоят картины твоего начала. На кого, затевая свою перестройку, ты мог опереться? На Солодова и своего отца Павла Васильевича Курулина, на самых авторитетных затонских стариков. Им люди доверяли. Они могли увлечь людей. И потому были крайне тебе нужны. И ты мобилизовал все свои ресурсы, чтобы их покорить. Ты обещал плюс к пенсии персональный оклад, ты растравлял их самолюбие, ты готов был стать перед любым из них на колени. И они сдались, стали первыми твоими помощниками.

Старый Курулин привел к тебе на завод стариков. Солодов на девятом десятке лет бился с пяти утра до полуночи: с группой высвобожденных твоим отцом металлистов строил кирпичный завод. Сам знаешь, как он достался, этот заводик. Три раза переделывали печь, сколько мучались с массой, пока не пошел, наконец, полноценный, соответствующий ГОСТу кирпич.

Где же они теперь, наши уважаемые старики?.. Бывший председатель завкома раздает коровам корма, а бывший директор кирпичного завода совершает свой ежедневный утренний моцион теперь уж вокруг поселка, чтобы внутри поселка не встречаться с тобой. Их самостоятельность нужна была тебе до тех пор, пока они не сделали свое дело. А затем они, с их самостоятельностью, стали тебе мешать, Выгнав их, ты первый раз «переступил». И представляю, как сразу стало тебе легко, как стало удобно действовать! Насколько достижимей все стало!.. Как будто вырвался из пут, — такое у тебя было чувство?.. Выгнать двух самых уважаемых людей, из которых один к тому же — твой собственный отец, а другой к тому же — старый революционер, участник гражданской войны и первый председатель затонского ревкома... Я представляю, какой ты преподал затонским урок, какое внушительное сразу же сделал им всем предупреждение!