Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА] - Офин Эмиль Михайлович (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
«Там, внизу, есть подпол. Я здесь бывала».
Я приказал Михаилу поставить трех человек на временные посты, а с остальными взялся за работу.
И впрямь, разбросав бревна, мы увидели заржавленное кольцо. Я дернул за него. Крышка не поддавалась.
Молодой матрос, Павлом его звали, отдал снайперскую винтовку соседу и тоже ухватился за кольцо.
Тут вернулся с развода Михаил.
«Разрешите мне…»
Надо вам сказать, что старшина был крупной кости человек. Он легонько отстранил Павла, взялся за кольцо, широко расставил ноги, напрягся. Раздался треск, и матрос вместе с крышкой отлетел в сторону. Все бросились к отверстию.
Я сейчас же скомандовал: «Назад!» — потому что увидел на обратной стороне крышки крюк, вырванный из гнилого дерева.
Ребята наставили автоматы в отверстие подвала. Михаил лег на снег и прислушался, потом встал и с пистолетом в одной руке, с карманным фонариком в другой стал осторожно спускаться. Вниз вела лесенка, ветхая, скрипучая.
Подпол оказался глубоким и обширным, только в углу валялись пустые дубовые бочонки и у стены стоял деревянный чан, вроде из-под квашеной капусты.
Пока радист приспосабливал на перевернутом бочонке аппаратуру, остальные натаскали свежей хвои и устроили вдоль стен подобие лежанок.
Клыч замолчал и виновато улыбнулся.
— Странное дело, друзья. Ведь миновали едва одни сутки, как я познакомился с девушкой, а меня уже ровно черт в спину толкал; хотелось все время, чтобы она была рядом.
Гости засмеялись, поглядывая на Александру Васильевну. Та шутливо погрозила мужу пальцем.
— Я вышел наверх, — продолжал Клыч, — смотрю, девушка притулилась под корневищем старой сосны и крепко спит; старенькая шапчонка смешно сбилась на одно ухо, полушубок весь драный — прямо смотреть жалко.
Я поправил ей шапку, думал, проснется, — куда там, спит как мертвая. Поднял тогда я девушку на руки, снес в подпол, опустил на охапку хвои. А она все спит. Видно, тридцать-то километров хода не фунт изюму. Потом я взял матроса за рукав и отвел в сторону. «Как же, — спрашиваю, — насчет крышки, Миша? Давно это было или кет, все равно: человек, заперший погреб изнутри, должен был как-то из него выйти».
Мы принялись осматривать подпол. И вот в стене, когда отодвинули чан, нашли отверстие. Тут начинался длинный узкий лаз. Оттуда пахнуло свежим морозным воздухом.
Я включил электрический фонарик и пополз вперед. Михаил за мной.
Некоторое время мы продвигались в тишине. Наконец впереди показалось что-то белое. Снег. Я спрятал фонарь и обеими руками принялся разгребать сугроб. Лаз привел нас в небольшую впадину под корнями упавшей сосны, в нескольких шагах от дороги.
Мы вернулись в подпол, и я приказал замаскировать крышку погреба бревнами и снегом, а для входа и выхода пользоваться только лазом.
— А страшно было, папа, ползать в темноте под землей? — спросил сын рассказчика, весь подавшись вперед.
Клыч покачал головой.
— Нет, Серёжа, страшно было другое: ждать — день, два, три, — не имея уверенности, что это и есть нужная нам дорога. Она была узкая, прямая, и чаща подступала к самым обочинам; насколько хватал глаз, дорога была выстлана уложенными поперек, скрепленными между собой бревнами.
Михаил сказал про эту дорогу:
«Ишь постарались фрицы, леса нашего не пожалели. Однако ж по краям дороги деревья не тронуты, а ведь фашисты всегда вырубают лес по обочинам — боятся партизан».
Тут подошла к нам девушка.
«Здесь нет партизан, — сказала она. — Этой дороги раньше не было. Ее прорубили гитлеровцы для связи с их жихаревской группировкой. Партизанам здесь не укрыться — лес очень мал: тридцать — сорок километров вдоль и поперек. Фашисты прочесали его и успокоились. Селений здесь никогда не бывало, лес да болота. А место называется Макарьевская Пустынь».
«Почему Макарьевская?» — спрашиваем.
Объяснила она, что жил здесь скитник, расстрига-поп отец Макарий, отлученный от сана за разгул и пьянство. Жители окрестных деревень считали его святым, но также поговаривали, что был он просто атаманом-разбойником. Избушка, под которой мы укрылись, — остатки его скита.
А Михаил отпустил шуточку: наверно, мол, выпить был не дурак, ежели посчитать бочки в погребе.
Я посмотрел на заросшее, осунувшееся лицо матроса и покосился на девушку: «Неужели и я такой?» Неприметно вздохнул и спросил:
«А нет ли, часом, здесь другой дороги? Что, если тот, кто нам нужен, проехал по ней, а мы здесь сидим и ждем у моря погоды?»
«Другой дороги нет, — уверенно сказала девушка. — . Разве стали бы фашисты прорубаться через лес, укладывать елани, если б она была?»
Внезапно запищал зуммер полевого телефона. Я схватил трубку. С другого конца провода ответили: «Докладывает пост номер один. Вижу двух мотоциклистов. Следуют в вашем направлении. За ними — никого. Моя видимость — километра три». Я приказал продолжать наблюдение.
В морозном воздухе уже слышалось потрескивание мотоциклов. Через некоторое время на белой дороге показались две черные точки.
Мотоциклисты двигались на близком расстоянии друг от друга. Я приказал Павлу выстрелить по переднему мотоциклисту. Второго велел Михаилу взять живым.
Треск моторов придвинулся.
И вот, братцы, щелкнул выстрел: передний мотоциклист выпустил руль и вместе с машиной грохнулся на дорогу, второй с ходу наскочил на него и этаким турманом вылетел из седла далеко в сторону.
Михаил уже был на дороге. Он схватил мотоциклиста и рывком поставил на ноги.
Я думал, пленный упадет на колени или что-нибудь в этом роде. Ничего подобного. Он только потер бока и вдруг доложил:
«Я не есть фашист. Я есть шестный немец. Я не же-лайт война, я желайт работать свой страна…»
Ну, а я сразу оборвал его:
«Прекратить болтовню! Откуда вы знаете русский язык?»
«Я есть до Гитлер немецкий комсомол унд штудирт русский книга. Я изучайт Ленин, знайт геноссе Эрнст Тельман».
Я внимательно оглядел немца. Это был крепкий белобрысый парень лет двадцати пяти. Бледно-голубые глаза его смотрели прямо.
«Ваша фамилия, имя и должность?» — спрашиваю.
Он опустил руки по швам и щелкнул каблуками:
«Рядовой Вальтер Брук. Я есть при персональный конвой генерал-майор Эрик Герман фон Блютих».
Я почувствовал, как сердце прыгнуло в моей груди.
«Куда и зачем направлялись вы по этой дороге?»
Немец промолчал. Видимо, з нем боролись противоречивые чувства. Я объяснил, что у него только один способ остаться в живых — отвечать честно на мои вопросы.
Пленный прямо смотрел мне в лицо:
«Если я говорю военный тайна — меня стреляйт майор СС; если молчу — убивайт вы. — Он пожал плечами и даже, как мне показалось, усмехнулся. — Это есть как в один русский сказка про богатырь: налево идти — теряйт конь, направо идти — ломайт голова».
Эта выходка немца меня подкупила: шутить, когда тебе вот-вот могут свернуть шею, способен не каждый. Вижу, и Михаилу понравилось самообладание немца.
«В вашем положении, — говорю, — не приходится ставить условия. Только после того, как вы расскажете, что я потребую, я смогу решить вашу судьбу».
Немец продолжал смотреть мне прямо в лицо. Потом сказал:
«Альзо. Я делал рейс осмотреть этот дорога для поездка фон Блютих…»
«Куда направляется фон Блютих?» — спрашиваю.
«На Жихарефф».
«Зачем?»
«Это я не знайт».
«А как вы думаете?»
«Фон Блютих есть артиллерийский генерал от генеральный штаб. Я думайт, он едет объяснять немецкий армий новый сильный оружий».
Ответы немца совпадали с имевшимися у меня сведениями.
Тут Павел подходит, докладывает мне, что при убитом найдены документы на имя фельдфебеля Ганса Лемке, письма. И еще подает мне несколько колечек и серебряные серьги.
«Товарищ старший лейтенант, как прикажете поступить с трупом и мотоциклом?» — спросил Михаил.
