Неприкосновенный запас - Яковлев Юрий Яковлевич (чтение книг .TXT) 📗
- Третья улица направо, - сказал парень. - Я знаю. Снимался в массовке. Три рубля в день.
И он зашаркал кедами, оставляя на занесенной мостовой длинные лыжные следы.
Инге расхотелось идти на студию, где платят три рубля в день. Она почувствовала холодное отчуждение. Наверное, там все не настоящее - и дома, и леса, и дворцы. И артисты - не настоящие герои, а только изображают настоящих. И мамы там не будет. Надо разорвать на мелкие части бумажку с адресом. Но рядом был папа, и какая-то непонятная сила влекла ее вперед и не давала разорвать бумажку. Это была надежда. Маленький, слабый огонек, который если загорится в человеке, то уже погасить его не под силу даже урагану.
"У тебя мать там работает?"
"Нет, нет, нет! Моя мама - врач "скорой помощи"! Она мчится на помощь людям. Когда им плохо. Когда они нуждаются в помощи. У нее белый халат и чемоданчик, резко пахнущий лекарствами. А я никакая не артистка. И никогда не буду артисткой. Я буду как мама. Только бы скорее вырасти, и только бы ее халат стал мне впору. Он висит в шкафу и ждет, когда я вырасту".
Неожиданно перед ними возникло большое серое здание - киностудия. В просторном вестибюле сидело много детей с мамами и бабушками. Папа и Инга в нерешительности остановились посередине, не зная, что делать дальше.
- Вы на пробу? - спросила их маленькая бабушка, рядом с которой сидела рослая полная девочка. - Надо здесь ждать. Садитесь.
- Хорошо, - пробормотал папа.
Старушка подвинулась, давая папе место, но как раз в этот момент появилась Вика.
- Наконец-то! Здравствуй! Ты с отцом? Здравствуйте! - Вика протянула руку отцу. - Виктория Сергеевна.
- Василий Прокофьевич, - сказал папа, своей большой рукой осторожно пожимая маленькую руку Вики. - Вот мы...
- Идемте скорее, а то Карелин ждет и ругается.
- Идемте, идемте, - согласился папа.
И все трое решительно зашагали по лестнице. А сидевшие в вестибюле враждебно смотрели им вслед.
- Счастливая, - вздохнула крупная девочка.
- Почему без очереди? - послышался чей-то недовольный голос.
- Наверное, есть связи... знакомый режиссер, - отозвалась женщина с копной желтых крашеных волос.
- Может быть, у нее талант? - вставила слово ее соседка, удивительно похожая на девочку, сидящую рядом с ней.
- Талант! - вспылила желтоволосая. - Вы посмотрите на ее лицо!
Последних слов Инга не слышала. Она с папой уже поднималась по лестнице.
Режиссер Павел Карелин был худой, длинный и бородатый. Борода мешала ему улыбаться, заслоняла улыбку. Но Инга по глазам чувствовала, что он улыбается. Зачем только он отрастил бороду? Чтобы казаться старым? Или чтобы никто не замечал, когда он улыбается?
- Здравствуй, Инга, - сказал режиссер.
Откуда он узнал, что ее зовут Инга?
- Здравствуйте, - прошептала девочка, машинально согнула в коленях ноги и распрямилась. - Это мой папа.
Режиссер назвал свое имя и протянул папе руку.
- Вы садитесь в кресло. Курите. А мы с Ингой поговорим.
- Да, да, - согласился папа. - Спасибо. Может быть, я покурю в коридоре?
Но, повинуясь режиссеру, опустился в кресло, достал сигарету. Спичек, правда, у него не оказалось. Но тут перед ним возникла Вика. Она щелкнула зажигалкой, зажатой в кулаке, и поднесла огонь к кончику сигареты.
- Не стоит беспокоиться, - сказал папа, однако охотно воспользовался огнем.
А Вика уже снова исчезла.
- Ты любишь землянику? - спросил режиссер Ингу, когда они остались одни.
От этого вопроса сразу запахло сладкой земляникой. Так после леса пахли мамины руки. А подушечки пальцев были розовыми от ягодного сока.
- Люблю, - ответила Инга и покосилась на дверь.
- А я больше люблю чернику, - признался режиссер. И девочке показалось, что борода у него не настоящая, а приклеенная. И если сорвать бороду, то он окажется молодым-молодым, совсем мальчишкой. - Я больше люблю чернику, хотя от нее зубы и язык становятся черными. Помнишь?
Инга кивнула.
- И еще я люблю, - продолжал режиссер, - растереть между ладонями зелень можжевельника. Тогда от рук долго пахнет хвоей.
Запах земляники незаметно улетучился, и в комнате запахло смолистой хвоей. Инга увидела лес. Почувствовала под ногами мягкий, слегка пушистый мох. Потом лес кончился, и она увидела луг с белыми колесиками ромашек. Эти колесики от ветра катились по всему полю. А мама наклонялась и собирала их в букет. От ромашек - от желтых кружочков в середине - пахло медом. Так же, как от больших банок в бабушкином буфете.
- Я люблю ромашки, - сказала Инга, - и мама тоже...
- И мама тоже? - переспросил режиссер. - Ты никогда не снималась в кино?
- Нет, - призналась Инга и испугалась своего ответа.
Может быть, режиссер сейчас скажет: "Тогда отправляйся домой". Но режиссер довольно улыбнулся и сказал:
- Очень хорошо. Девочка должна быть девочкой, а не артисткой. Я тоже попал в кино случайно.
- Случайно? - удивилась Инга. - Вас Вика нашла... на улице?
Режиссер засмеялся.
- Я сам себя нашел. Работал на заводе. Играл в народном театре. Ты тоже сама себя найдешь.
- Я нашла, - сказала Инга, - я буду, как мама, врачом.
- Будешь лечить детей?
- Нет, я буду ездить на "скорой помощи"... Я надену мамин белый халат. Он будет впору... когда я вырасту.
- Кино не помешает тебе, Инга, - сказал Карелин.
- Не помешает, - согласилась Инга и вопросительно посмотрела на режиссера. - А что надо делать?
- Быть самой собой.
- Как это - быть самой собой? - удивилась девочка. - Я не умею...
- Ты сможешь, Инга. - Режиссер положил на плечо девочки руку. Рука у него была тонкая, длиннопалая, как у музыканта. Инга почувствовала на плече тепло. - Понимаешь, наш фильм о женщине-ученом, которая все время проводит в экспедициях.
- А я?
- Ты - ее дочка. Ждешь ее каждое лето. Все хочешь поехать с ней к морю. И ничего не получается.
Инга внимательно слушала режиссера. И вдруг, сама не зная почему, сказала:
- Я отстаю по русскому письменному.
Сказала и подумала, что режиссер скажет "плохо", но он сказал:
- Догонишь. Мы будем друзьями, будем помогать друг другу... Надень-ка этот паричок.
И режиссер протянул девочке парик, похожий на рыжего мохнатого зверька.
