Цирк Умберто - Басс Эдуард (чтение книг TXT) 📗

Однажды после репетиции Елена застала в вагончике Вашека; приодевшись, он собирался куда-то уходить.

— Забегал Буреш, — сообщил он ей, — сказал, что сегодня уезжает, и пригласил нас в кафе «Централь» отужинать на прощание. Я обещал ему. Во всяком случае, за себя — он ведь был моим учителем. Ты пойдешь?

— Что-то не хочется, — ответила Елена и бросила на стол хлыстик. — Иди один, извинись за меня, скажи, что у меня много дела, и передай Бурешу привет. У вас свои разговоры, я вам буду только мешать.

Вашек ушел, Елена надела халат, вынула из сундука ворох дырявых детских чулок и, подсев к окну, принялась за штопку. Она любила редкие минуты одиночества, когда дома никого нет и можно немного помечтать. Затруднения и неудачи отца коснулись и ее. Не зная прежде ни в чем отказа, она невольно приходила к мысли, что замужество ее неудачно и не оправдало даже тех скромных надежд, которые она питала, давая родителям согласие на брак без любви. Вслух своих мыслей Елена не высказывала: Вашек относился к ней безупречно и делал для семьи все, что было в его силах. Но избалованная вниманием мужчин и славой, наслышанная о головокружительной карьере многих своих предшественниц, Елена не могла без горечи думать о том, что ее молодость — увы! — лишена упоительного блеска; она связала судьбу с человеком, который хотя и достиг совершенства в своей области, но никогда не утолит ее жажды необыкновенного. Пока она была занята, репетировала или выступала, пока они находились в пути и ее кружило в водовороте семейных хлопот, подобные мысли не приходили ей в голову. Но когда она оставалась одна — а это случалось все чаще: маленький Петер теперь целыми днями играл на улице с ребятишками Кергольца, — Елена оплакивала свою участь, предаваясь грезам, все больше отдаляясь душою от мужа.

Вот и теперь Елена погрузилась в свои думы и была очень недовольна, когда кто-то постучал в дверь. Она крикнула: «Войдите» — и в ту же секунду выронила из рук чулок.

— Паоло!

Да, это был он, фатоватый и расфранченный, с подкрученными усиками на смуглом лице, все такой же красавец, как и раньше, только легкая тень преждевременной усталости и пресыщения легла под его глазами искусителя.

— Паоло! — снова воскликнула Елена, на этот раз тише и протяжнее, охваченная радостным порывом. Молодая женщина вдруг поняла: щемящая тоска, смутные грезы, нарушавшие ее покой, — да ведь всему этому одно имя — Паоло!

— Да, Еленка, это я, — ответил Паоло, поспешно прикрыв за собою дверь. — Как я рад, что застал тебя одну. Нам о стольком еще нужно поговорить, мы столького не успели сказать друг другу, твое замужество было такой неожиданностью… Позволь поцеловать твою руку, Еленка.

— Садись, Паоло, и расскажи прежде, как ты здесь очутился?

— О, все очень просто! Должен же был найтись в мире перекресток, где мы встретимся. Я, Еленка, бросил театр. Большая труппа не для меня, там я не могу проявить своего оригинального таланта. Я предпочел небольшую труппу — четыре танцовщицы и я — прыгун-виртуоз; это гораздо эффектнее, да и заработок лучше. Бывает, правда, сядешь на мель, — вот как сейчас, например, — ну, да это пустяки, временное явление, искусство требует жертв.

— Где же ты теперь выступаешь?

— А где придется, золотко: иногда в театре, если нужен первоклассный танцевальный номер. Чаще же — в разных увеселительных заведениях типа орфеумов и бата-кланов, там и платят больше и больше тонких ценительниц. Что могут дать артисту моего типа такие старомодные заведения, как театр? Ни один театральный директор не способен оценить в валюте мои достоинства, к тому же меня привлекает успех особого рода. А его легче всего добиться в заведениях, где есть ночной ресторан, где люди чувствуют себя свободнее и красивые женщины из высшего общества забывают о преградах обычных условностей. Тебе, надеюсь, это понятно, ты ведь тоже человек искусства и уже не девочка. Как ты живешь с этим… с этим… ну, как его? С Вашку?

— Благодарю, Паоло. Вашку все такой же славный и старательный, каким был в юности. Ничего плохого сказать о нем не могу. Но дела последнее время идут скверно, у нас много забот.

— Ах, какая досада! А я как раз хотел узнать, не нужен ли твоему отцу зажигательный танцевальный номер. Я сейчас свободен… И за месяц совместного путешествия мы могли бы, так сказать, ну… ты понимаешь, о чем я говорю… вознаградить себя… за то, чего мы лишились по милости твоих родителей.

Паоло нагнулся к ней через стол и заговорил вкрадчиво, с затаенной страстью. Его большие темные глаза пожирали Елену, обжигали лицо. Она чувствовала, что краснеет, сердце бешено колотилось, пальцы дрожали. Но Елена сделала над собой усилие и, потупив глаза, проговорила сдавленным голосом:

— На это ты не рассчитывай. Отец не может взять ни одного человека.

Он придвинулся к ней еще ближе.

— А не мог бы он уволить кого-нибудь? Подумай… Мы жили бы рядом… и уж всегда нашли бы минутку… побыть вдвоем — Паоло и Еленка, двое, самой судьбой предназначенные друг для друга…

— Нет, нет, нет! — судорожно вскричала Елена. — Даже не думай, не надейся. Это невозможно. Отец никого не уволит и никого не возьмет.

— А если этого захочет твой муж?

— Мой муж никогда этого не захочет.

— Как знать… Если ты в подходящий момент шепнешь ему… Все мужья подвержены минутным слабостям, и умная жена может добиться, чего она только пожелает.

У Елены перехватило дыхание, волнение ее нарастало, но вызвано оно было не близостью Паоло, а мыслью о том, что он толкает ее на что-то мерзкое и для нее унизительно поддерживать подобный разговор.

— Не знаю, Паоло… о каких женщинах ты говоришь… с какими женщинами ты… Но если ты думаешь, что я из их числа, то глубоко ошибаешься.

Он чуть отодвинулся от нее, но не сдался.

— Не беда! Доверься Паоло, и он научит тебя, как совладать с мужем.

— Хватит! — гневно выкрикнула Елена. — Ни слова больше об этом! Неужели твои дела так плохи?

Паоло откинулся на спинку стула, глаза его потухли.

— Плохи? Не совсем подходящее слово. У Паоло дела никогда не бывают плохи. У Паоло есть четыре танцовщицы, четыре прелестные, обольстительные танцовщицы, которыми восхищаются все мужчины… Поэтому его дела не могут быть плохи.

Елена не верила своим ушам. Перед ней раскрывалось нечто чудовищное, о чем она, честная труженица, даже не подозревала.

— Бывают, конечно, и срывы, неудачи, профессиональные неудачи, понимаешь? Недавно, к примеру, мы выступали в Бухаресте, деньжат загребли порядочно, но в ночь перед отъездом я засел за карты… Все шло к тому, что я встану из-за стола миллионером… Но утром я с трудом наскреб на дорогу сюда. А мы собирались в Вену. В общем, продул ангажемент в карты, а другого пока не нашел. С кем не случается! У нас оставались кое-какие драгоценности, но мы их быстро проели и пропили. Девочки у меня ловкие, смышленые, они не пропадут и мне не дадут пропасть. Правда, в незнакомом городе много не заработаешь… Иной раз и на дорогу не наскребешь…

— Сколько тебе нужно? — сухо спросила Елена.

— Да что ты, Еленка, мне ничего не нужно! Хочу сразу же тебя предупредить — мне абсолютно ничего не нужно! Разве могу я затруднять мою Еленку и просить ее о такой презренной вещи, как деньги!

Паоло произнес это с некоторой патетикой, но, сверкнув на нее искоса глазами, понизил голос:

— Разве что ты сама захочешь… помочь старому другу… Mon Dieu [154], среди коллег — это обычное явление, не правда ли?.. Тогда хотя бы сто флоринов, сто золотых… Отец и не узнает…

— Сто золотых! — ужаснулась Елена. — Откуда же я возьму такие деньги?

— О, разумеется, сто золотых — это много, слишком много. Я и не рассчитывал на такую сумму. Но хотя бы часть ее… Может быть, восемьдесят… шестьдесят… пятьдесят… Для мальчика, который любил тебя… который и сейчас тебя любит…

Елена содрогнулась. Уж хоть бы не говорил о любви заодно с деньгами! Она порывисто поднялась и, поколебавшись, подошла к секретеру. Выдвинув один из ящичков, Елена достала со дна конверт и обернулась к Паоло: