Смотрящие вперед. Обсерватория в дюнах - Мухина-Петринская Валентина Михайловна (прочитать книгу TXT) 📗
Подошел Мальшет. Вид у него был утомленный, волосы давно следовало бы подстричь, а рубашка, кажется, не глажена, но зеленые яркие глаза смотрели весело.
— Ну, как будто все предусмотрели, что возможно! — сказал он с удовлетворением. — Стартуем завтра в семь часов вечера. С Марфой Евгеньевной летят Турышев и Лиза. С тобой, Яша, выхожу я, лаборанта мне не нужно. Вечером все собрались у Турышевых — пили чай, беседовали, спорили: как всегда, немного помечтали о будущем. Мальшет нарисовал картину — очень образно, — какой станет Земля, когда исчезнут пустыни. Яша внимательно слушал и даже записал кое-что в записную книжку. Были Фома с Лизой. «Они не похожи на счастливых влюбленных», — подумала о них Марфенька. Лиза делала явные усилия, чтоб казаться веселой, Фома выглядел подавленным, что так не шло к его мужественному бронзовому лицу на могучей шее, ко всему его облику Геркулеса.
«Бедный чемпион, бедный капитан, а у нас с Яшей не так будет, — решила Марфенька, — мы любим».
Они проводили Фому и Лизоньку до дороги. Лиза поцеловала брата и Марфеньку, села на мотоцикл позади Фомы, и они уехали в Бурунный, в дом с иллюминаторами вместо окон.
Очень светлая была тогда ночь, полнолуние и ни одной тучки. Ветер улегся на каком-то острове спать. Марфенька повела Яшу к скале с приборами. Ракушки хрустели под ногами. Вода чуть плескалась, набегая на сырой песок. Пахло морем, а крикливые морские птицы спали. Изредка какая-нибудь кричала спросонья в кустарнике.
— Ты счастлив? — спросила Марфенька, останавливаясь и заглядывая Яше в глаза.
— Очень! А ты?
— Ох! Я, наверное, самый счастливый человек на всей планете! Больше уж некуда быть счастливым, понимаешь? Яша, скажи… я хочу знать… я имею право, наконец… Ты…
— Марфенька, я все скажу тебе после перелета. Разве ты знаешь… что я хотела спросить?
— Знаю, — серьезно подтвердил Яша.
— А поцеловать ты меня можешь… до перелета? Они до самого рассвета бродили у моря и целовались.
Утром можно было спать сколько хочешь: они были свободны до четырех часов дня.
И, конечно, Яша не выдержал и сказал Марфеньке все, что ей так хотелось услышать. И, конечно, утром ни он, ни она не уснули ни на один час.
На стартовой площадке было тесно и весело, как в праздник. Огромный качающийся воздушный шар придавал какую-то особую торжественность проводам, и Марфеньке почему-то вспомнилась Москва, Красная площадь, елки у зубчатой кремлевской стены, толпы народа…
Кто-то жал аэронавтам руки, кто-то желал удачи, председатель Бурунского исполкома, кажется, произносил речь, а какая-то старуха стала громко и жалобно причитать, что было, пожалуй, несколько неуместно. И все покрывал тоскливый пронзительный крик чаек: «а-а-а-а-а!»
Христина порывисто обняла Марфеньку, которая в синем комбинезоне на меху и кожаном шлеме выглядела заправским пилотом.
— Береги себя! — шепнула Христина, подбородок ее задрожал.
— Буду осторожна, не волнуйся!
Марфенька крепко поцеловала ее в губы и на момент почувствовала себя виноватой за свое непомерное, незаслуженное счастье.
— Не волнуйся, милая… — повторила она ласково, — все будет хорошо!
— Христина Савельевна сегодня придет ко мне ночевать, не так тоскливо вдвоем будет, — услышала Марфенька голос Вассы Кузьминичны и, обернувшись, поцеловалась и с ней.
Ну, все, кажется, готово… В Марфенькином планшете— карта Каспийского моря, задание на полет и удостоверение, что она является командиром-пилотом аэростата.
Вместе с Иваном Владимировичем и Лизой, тоже одетыми в меховые комбинезоны, Марфенька взбирается в гондолу.
Последний взгляд на снасти и приборы, на мешки с балластом, укрепленные с наружной стороны гондолы. — Выдернуть поясные! — Это кричит стартер.
Ох, Христина все-таки плачет! Ну зачем она плачет? Марфенька будет летать всю жизнь, сразу после перелета через Каспий начнется подготовка к полету в стратосферу — и Христина будет каждый раз лить слезы? Вот чудачка, славная, дорогая, родная чудачка! Аэростат отпущен, гондола еле заметно отрывается от земли. Школьники кричат «ура».
Марфенька быстро развязала мешок с песком — первый мешок балласта. Люди вокруг гондолы расступились и вдруг начали быстро уходить в сторону и вниз.
Аэростаты плыли бок о бок, можно было переговариваться, чем занимались главным образом оба пилота. Солнце, коснувшись краешка земли, бросило на аэростаты свой отблеск, и они вдруг сделались похожими на два пунцовых детских шарика, которые упустили в небо.
— Марфенька, а ты выбрала лучшую долю, — радостно заметила Лиза.
Ей и страшно было немножко с непривычки, и дыхание у нее захватывало от восторга.
Ночью аэростаты отошли друг от друга далеко. Марфеньке ужасно хотелось спать (совсем малая плата за вчерашнюю ночь!). Утром, когда безбрежное зеленоватое море засверкало на солнце, сонливость ее прошла. Яшин аэростат то скрывался, то появлялся в голубой дымке над горизонтом. Полет совершался пока удачно. В десять часов утра Марфенька занесла в бортовой журнал: «Высота — 500 м. Температура —2°. Израсходовано 20 мешков балласта. Летим над Каспийским морем. Земли не видно. Скорость полета — 40 км/час».
Турышев и Лиза все время были заняты у приборов. Позавтракали кефиром и хлебом. Есть совсем не хотелось. Разговаривать тоже не было охоты. Время от времени Марфенька присаживалась к радиостанции и начинала отстукивать точки и тире, потом переходила на прием: обменивалась с Яшей радиограммами о ходе полета. К полудню стало довольно жарко: аэростат двигался вместе с ветром, получалась иллюзия штиля. Впору было снять меховые комбинезоны — все трое расстегнули вороты. Солнце так калило, что, когда попали в тень от облака, вздохнули с облегчением. Это было огромное кучевое облако, и Турышев попросил Марфеньку подняться: ему были нужны облачные частицы. Марфенька стала травить балласт, и воздушный шар сразу взмыл кверху. Аэронавтов окутал плотный туман. Тихонечко напевая без слов на мотив «не ходи украдкою, не смотри солдаткою», Лиза нажала спусковой рычаг заборника — облачные частицы стали осаждаться на стекло.
— Какое плотное облако! — удивилась Лиза. — Смотрите, Иван Владимирович: стекло даже залилось водой…
— Бери пробы с малым отверстием, — заметил ей ученый.
Иван Владимирович очень был доволен: перелет будет продуктивным. Он взял микроскоп, проверил с помощью вольтметра освещение и взял предметное стекло.
В облаке пробыли долго. Забор облачных проб начали с нижней границы облака — сразу при потере горизонтальной видимости, затем облачные пробы брались каждые двести метров, вплоть до верхней границы. Лиза аккуратно отмечала в тетради, в какой части облака взята проба. Так на разграфленных страницах последовательно появилось: «Проба взята при пересечении облака, проба взята при входе в облако, внутри него, при выходе из него»…
Когда вышли, Марфенька вздохнула с облегчением: снова солнце, синева, простор, прекрасная видимость. Облако осталось позади и внизу. А через несколько минут Марфенька чутким ухом услышала легкий свист… Песчинки пыли подпрыгивали вверх с прутьев плетеного дна гондолы. Марфенька бросила быстрый взгляд на прибор: перо чертило прямо, сверху вниз. Они падали.
— Помогите травить балласт! — громко сказала Марфенька, высыпая песок за борт.
Лиза бросилась помогать, Турышев, не подозревая беды, продолжал заниматься микроскопом. Мешок за мешком высыпали девушки за борт, но стрелка альтиграфа по-прежнему чертила вертикальную прямую.
Марфенька внимательно оглядела оболочку. Видимо, когда шар попал в тень от облака, он быстро сжался от охлаждения, и полотнище разрывного приспособления, так старательно заклеенное руками Христины, отклеилось — газ со свистом выходил из оболочки.
Может, клей был плохой?
— Что-нибудь случилось? — испуганно спросила Лиза. Марфенька ничего не ответила, высыпая новый мешок балласта. До воды осталось метров полтораста. Турышев поднял голову от микроскопа, устало щуря глаза.
