Колючий подарок - Антонов Сергей Валентинович (книги хорошего качества .txt) 📗
Одной рукой Ерёмушкин работал споро: привык. Он то и дело посматривал на ребят. Те, пыхтя, с размаху вонзали вилы в сено, как будто во врага, и сваливали его вниз.
— Чьи будете? — спросил Ерёмушкин.
Ребята назвали себя.
— А-а, — удовлетворённо протянул Ерёмушкин и посмотрел на них признательно.
Минуты через три он приложил вилы к стене, чтобы вытереть рукавом пот. Уж только ли для этого он и прерывал работу? Ребята слышали, как тяжело и часто дышал Иван Никитич.
Минут через пять кузнец Афоня сменил Ерёмушкина:
— Иди, иди руководи, Иван Никитич. Управимся!
А ребята работали. Гордость собой, своим поступком прибавляла им сил.
Они казались себе то трактористами, отрезающими хлебa от огня, то солдатами, борющимися с океаном, голодом и жаждой, теми самыми, которые сумели выстоять целых сорок девять дней, то даже космонавтами в тяжёлый момент полёта, когда ракете угрожает столкновение с кометой…
Их всё-таки сменили, но чувство своей силы, своей красоты, приобщённости к большому, важному делу не покидало их.
Сено вынесли, сарай порушили, и пламя от дома Давыдовой не могло дотянуться до егорьевского дома. И когда Лёша и Митя увидели напрасные усилия огня, они улыбнулись.
Только к утру погасили пожар. Деревню отстояли, но четыре двора сгорели дотла. Пахло мокрой золой, кое-где ещё дымились головешки, тревожно мычали коровы. Уставшие люди не сразу расходились по своим деревням: оглядывали Верхние Лазенки, которые остались на земле. Всё-таки остались! Не отдали их огню!
Постояла и Лидия Николаевна, посмотрела на деревню. Домой она шла молча, молча шли и ученики, и взрослые. Уже не было сил разговаривать. Еле двигали ногами.
Лидия Николаевна отстала, думая о том, как хорошо сейчас броситься в постель. И вдруг ей показалось, что впереди, на повороте, кто-то поджидает её. Она подошла ближе. Митя и Лёша, серые от гари, в ссадинах на лицах, в рваных рубашках, ждали её.
— Лидия Николаевна, — тихо, хриплым, видно, от крика на пожаре, голосом сказал Митя, — а это ведь мы тогда Юрку…
— И больше — всё! — добавил Лёша.
Лидия Николаевна улыбнулась и кивнула головой: верю!
Глава семьи
Только что хрипло пропел гудок. Ещё не перестал дрожать воздух; ещё звенело в ушах.
В аллее, где висели портреты знатных людей завода, из группы рабочих отделился невысокого роста паренёк. На его чёрном замасленном пиджаке и штанах выделялись матовые пятна. На голове у него была кепка с захватанным пальцами козырьком. Кепка сидела лихо и молодцевато.
Паренёк подошёл к своему портрету и поправил чуть сбившийся в сторону позолоченный багет с вытисненными на нём листочками.
— Непорядок, а? — спросил усатый мастер, кивнув пареньку.
— А то разве порядок? — ответил тот. — Вывесили, так пусть висит как следует.
Паренёк слегка покраснел и от смущения потянул носом: всё-таки неудобно, что его увидели за таким делом.
— Нравится! — заметил всё тот же усатый мастер и рассмеялся.
— Делом заслужил, Пётр Андреевич, — ответил мастеру рабочий в синей спецовке. И, обращаясь к пареньку, добавил: — Не смущайся, Виктор.
Тот улыбнулся и зашагал рядом с мастером.
Вдоль дороги тянулся забор с разноцветными афишами. Мелькали слова «Концерт», «Зоя», «Беспокойное хозяйство». В сквере слева виднелись ямы бомбоубежищ, поросшие буйной травой. Некоторые были засыпаны и превращены в клумбы, где пестрели яркие маки.
Недалеко от бараков — приземистых серых строений — и домика, где Виктор жил, ребята играли в мячик. Так называли они игру в лапту. Издалека были слышны их топот, визг и хохот. Игра была в разгаре.
Увидев своих младших товарищей, паренёк подтянулся и постарался сделать всё возможное, чтобы предстать перед ними взрослым, суровым рабочим. Шаги он замедлил, и походка его стала степенной; руки он засунул в карманы, голову поднял. Хотел даже закурить, но вспомнил, что единственная папироса была выкурена ещё раньше, когда он вместе со всеми рабочими сдавал дневную выработку.
Его заметили. Оживление в игре несколько спало.
— Витька идёт! — сказал кто-то громким шёпотом.
Кто-то крикнул:
— Виктор Алексеич!
Виктор Алексеич небрежно взглянул на своих младших товарищей, занимавшихся такой чепухой, как игра в мяч, и ещё больше замедлил шаги.
— Бегаете? — спросил он, смотря куда-то в сторону, не удостаивая подходивших к нему ребят взглядом.
— Играем, Виктор Алексеич, — ответил Володька, мальчик в просторных, не по росту, гимнастёрке и штанах.
Пытаясь быстро привести себя в порядок, Володька поправил съехавшие набок штаны, одёрнул гимнастёрку. Он ещё раз провёл ладонями по бокам, вытирая руки, и только после этого дотронулся до комсомольского значка на груди Виктора.
— Новый?
Виктор отвёл руку Володьки, одёрнул куртку и сказал:
— Новый.
— А правда, что твой портрет на витрине висит? — спросила девочка с косичками.
— Вот дура! — ответил кто-то. — Второй месяц уже висит, а она спрашивает!
— Третий, — поправил Виктор Алексеич.
Наступило молчание. Девочка заморгала глазами, пошевелила губами, приготовляясь к чему-то, и проговорила:
— И в пре… в президиум его выбирают. Мне папка говорил.
Виктор посмотрел — направо, налево, сказал небрежно:
— Бывает, — и, помолчав, добавил: — Весь зал со сцены видать!
— Президиум — это здoрово! — сказал Володька. — Вот бы нам станок, самим запускать его, что-то делать, как все… А? И портрет!
— Виктор Алексеич, — спросил его высокий мальчик, — я тоже могу на завод поступить, если в ремесленное пойду?
— Известный порядок, — сказал Виктор. — Ремесленное училище — кузница кадров для всех фабрик и заводов. Ну ладно, заговорился тут с вами. — Он сделал вид, что хочет уйти, хотя уходить ему не хотелось. — Да-а… — важно протянул он.
Вдруг всё та же девочка с косичками сказала:
— Вот бы он мячик ударил — во-о-он за ту берёзку перелетел бы!
Ребята посмотрели на далёкую берёзку, и перспектива заставить своих противников бегать за мячиком чуть не полверсты увлекла всех.
Виктор Алексеич ухмыльнулся: тоже занятие, мол, мне нашли!.. Но всё же самый молодой из присутствующих, набравшись храбрости, поднял руку и осторожно приложил пальцы к бицепсам Виктора Алексеича. И хотя под пиджаком оказались жидкие мальчишеские мускулы, паренёк сказал:
— Ух, здоровые! Тебя в нашу футбольную команду примут.
Соблазн сыграть в мячик с участием Виктора Алексеича заставил Володьку предложить:
— А что, Виктор, сыграем… вон против них? — И он кивнул на своих противников.
Виктор Алексеич не выразил ещё своего желания играть, но из другой партии тоже сказали:
— А может, он с нами будет играть? Верно, Виктор Алексеич?
— Нет, с нами!
— С нами!
— Почему с вами? Он наш сосед!
Виктор начал колебаться: «Может, в самом деле сыграть? Тем более, просят…»
Через несколько минут на площадке опять слышались топот, оживлённый смех и ещё более громкие крики. Виктор Алексеич, знатный рабочий, портрет которого висит в заводской аллее, превратился сейчас в Витьку.
— Витька! Витька! — кричали ему, предупреждая об опасности быть «засеченным» мячиком. — Витька!.. Витька, быстрей!
Он бегал, и оживлённые крики ребят заставляли его быть ещё более ловким, бегать ещё быстрее. До берёзы он мячика добить не смог, но когда ударил первый раз, всем показалось, что ударил он ловчее и сильнее всех и что мячик полетел дальше обычного.
Разгорячённый игрой, с разгоревшимися глазами, с лицом, залитым румянцем, он ни минуты не стоял на месте.
Вдруг ему показалось, что кто-то окликнул его. Как это было несвоевременно и некстати! Он добежал до «поля», обернулся и увидел свою мать.
