Воскресный ребёнок - Мебс Гудрун (бесплатные полные книги txt) 📗
И тут сестра Франциска сказала кое-что. Очень плохое! «Нужно ещё подумать, можно ли в сложившихся обстоятельствах отпускать тебя к фрау Фидлер», – сказала она. А что это за обстоятельства, не объяснила.
Я стояла молча и смотрела в пол. Вот, значит, как! Теперь меня больше не хотят отпускать к Улле. А я только-только начала этому радоваться… Разве так можно?!
В животе тяжёлым комом заворочалась ярость…
Сестра Франциска велела мне идти. И я вышла, хлопнув дверью. Тогда она снова позвала меня, и пришлось выйти ещё раз, прикрыв дверь тихо.
И ещё нужно извиниться перед Андреа, и перед Карли тоже. Но этого я делать не буду. Ни за что! Андреа сама во всём виновата, а перед Карли извиняться глупо. Он ведь дурачок. Больше всего мне хотелось что-нибудь разбить или поколотить ногами в дверь сестры Франциски! Но духу не хватило.
Я побежала в нашу комнату, бросилась на кровать и прижала к себе Зайчика. Но я так злилась, что даже ему не смогла ничего сказать! Какие все подлые и несправедливые! Все! Только Улла милая, она никогда не ругается! И теперь мне к ней нельзя!.. В ярости я укусила Зайчика за ухо. Но он-то ни в чём не виноват, а другие – виноваты… Все! И я здесь больше не останусь! Просто возьму и убегу! К Улле! Возьму Зайчика, надену пальто, потому что холодно, и убегу. Сразу после обеда.
Сначала поеду на трамвае, потом пойду по длинной серой улице, потом поверну за угол – и вот я уже там! Я позвоню в дверь, и она откроет. И обрадуется. И я ей всё расскажу. Потому что я не виновата! А если её не будет, сяду прямо на ступеньки и буду ждать. И вот она приходит и видит, как я сижу там, и широко раскидывает руки, и я висну у неё на шее, а потом…
Но чтобы поехать на трамвае, нужен билет. Его у меня нет. Его надо купить. А карманные деньги я получу только в следующее воскресенье. Их всегда выдают по воскресеньям, и совсем мало, их ни на что не хватает. Мне, по крайней мере. Вот Андреа денег всегда хватает. Не знаю, как это ей удаётся. У неё наверняка что-то ещё осталось. Попросить, чтобы она мне их одолжила?! Но она ни за что не даст. Ни за что! А теперь и подавно! Нужно просто позвонить Улле. Пусть она меня заберёт. Прямо сейчас! Но тут я вспомнила, что не знаю её номер телефона. Сестра Франциска знает, но мне не скажет. Я уверена.
А телефонная книга, где можно найти номер, лежит в её кабинете – туда просто так не войдёшь и не посмотришь. И что сказать, если она меня поймает за этим? А она наверняка поймает, у неё на такое нюх. И попробуй только убеги – тебя точно сцапают. И тогда уж всё, конец – так и будешь всю жизнь торчать по воскресеньям в интернате.
И я заплакала. Ничего не могла с собой поделать. Слёзы лились сами собой, на Зайчиковые клетчатые штанишки. Я прижала его к глазам, но даже это не помогло.
И вдруг чувствую – рядом со мной что-то есть. Оно ползёт по одеялу, около моего уха… Я крепче прижимаю к себе Зайчика и залезаю поглубже под одеяло. Рядом точно кто-то есть, но я не хочу, чтобы тут кто-то был. А этот кто-то ползёт дальше. Под одеяло проскальзывает чья-то рука, натыкается на мою голову и ползёт по ней.
– Уходи, – говорю я из-под одеяла, но рука не останавливается, пальцы нерешительно движутся всё дальше. Это не Андреа, она так не делает. Она стала бы пихаться и щипаться.
Я немножко откидываю одеяло, и… Что это? Рядом с кроватью стоит Карли, его рука на моих волосах.
Карли?! Дурачок! Чего ему здесь надо?
– Уйди, отстань! – шиплю я на него. Голос звучит сдавленно – наверное, потому, что я плакала.
Карли не уходит. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами и что-то лепечет. По подбородку текут слюни. Он гладит мои щёки, как раз там, где слёзы.
– Плакаешь, – говорит он и трясёт головой. Потом суёт руку в карман, достаёт конфету и протягивает мне. Конфета липкая, на ней какие-то нитки, а Карли суёт её мне… Не успела я помотать головой, а он уже засунул конфету мне в рот! Счастливо улыбаясь, залезает под одеяло, сворачивается клубочком рядом со мной и снова гладит меня по щеке. Ну и ну…
Карли никогда раньше так не делал. И не надо так делать… Но почему-то не получается выпихнуть его из кровати. А я такая слабая… Внутри, я хочу сказать. Карли прижимается ко мне. Он тёплый и намного меньше меня. Он гладит мне щёки, это так приятно…
И эта конфета… Я немного отодвигаюсь, чтобы Карли было больше места, а он сразу пододвигается ко мне и задевает своим грязным ботинком мне по ноге. И смеётся, а слюни совсем не пускает. Его лицо очень близко, глаза широко раскрыты – они голубые, как летнее небо. Никогда не замечала, что у Карли такие глаза. А на носу три веснушки. Ровно три. Веснушек я тоже никогда не замечала. У него на носу, я имею в виду. Я сглатываю… Надо же! Карли залез в мою кровать и гладит меня по лицу. Он ведь вообще-то дурачок. Но сейчас он вовсе не дурачок… И тут я вспоминаю, что мне нужно перед Карли извиниться. Потому что поступила с ним несправедливо.
На самом-то деле это не так. Не нарочно, во всяком случае.
Ну да ладно, от меня не убудет. Вот прямо сейчас. Ведь никто не слышит. Просто скажу: извини, что Андреа тебе наподдала, не обижайся.
Я делаю глубокий вдох и говорю совсем тихо:
– Знаешь, я ведь этого не хотела…
Карли не отвечает. Он закрыл глаза, свернулся клубочком и гладит меня.
– Эй, – говорю я и щекочу ему шею. – Извини, пожалуйста!
Тут дверь распахивается и в комнату влетает Андреа. У кровати она тормозит, сдёргивает с нас одеяло и взвизгивает:
– Парочка! Влюблённая парочка, ха-ха-ха!
Вот балбесина! Ничего не понимает и не соображает, вообще ничего! Парочка! Это ж надо такое придумать?! Карли хотел меня утешить. И вообще пусть эта глупая корова не устраивает здесь неизвестно что! И вообще не хочу здесь оставаться, я хочу уйти!
Я отталкиваю Карли и выпрыгиваю из кровати. Андреа стоит передо мной, визжит и верещит, а я бью кулаком ей в живот. Со всего размаха. Мне наплевать! Я тут не останусь. Меня не удержать. Пусть Андреа не стоит у меня на пути!
И я снова наподдаю ей!
Андреа выпучивает глаза. Хватает ртом воздух, прижимая руки к животу, там, куда я ей попала, потом плюхается на пол и катается по нему, испуская страшные вопли! От ужаса ноги у меня прирастают к полу. Неужели я ТАК сильно её ударила?
Андреа всё кричит и катается по полу с таким видом, будто я её убила. Но раз она может кататься и кричать – значит, жива. Тут и Карли принимается реветь. А виновата во всём я одна!
В комнату заглядывает сестра Франциска. Она мгновенно оказывается около вопящей Андреа, хватает её, ставит на ноги и коротко спрашивает:
– Где болит?
Андреа показывает на живот. Сестра Франциска его ощупывает, растирает и массирует, а на меня не смотрит – только на рыдающего Карли и всхлипывающую Андреа. Та показывает на меня и хочет что-то сказать, но не успевает. Сестра Франциска велит нам:
– Идёмте со мной, все трое!
Берёт рыдающего Карли за руку и выходит. Андреа и я плетёмся следом. Сестре Франциске не возразишь.
Едва мы заходим в кабинет, как Андреа опять начинает верещать, что я её ударила и повалила на пол, а ещё… а ещё…
– Слышать ничего не хочу, – говорит сестра Франциска. – На сегодня более чем достаточно.
Она долго смотрит на нас, на всех по очереди, и качает головой:
– Дети, дети… Ну разве нельзя жить мирно, хотя бы один день не ссориться!
Тут Карли снова рыдает, Андреа подвывает и показывает на меня:
– Она виновата, она одна!
Я стою и хочу только одного – очутиться где-нибудь подальше отсюда.
– Всё, хватит, – говорит сестра Франциска. – На сегодня слёз достаточно! Вы с погодой соревнуетесь, не иначе.
И показывает за окно. Там не просто дождь, там льёт как из ведра. Если захочешь удрать, в такую погоду без зонта не обойтись, а у меня его нет. Вот невезуха!
