Много впереди (Повесть) - Ауслендер Сергей Абрамович (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Рубаха прилипла к телу, взмылилась белой пеной кобыла.
Когда Колька, пригибаясь к ее шее, заглядывал ей в глаза, встречал ее взгляд тревожный, умный, будто человеческий.
Вдруг потемнело, сырой прохладой пахнуло. Кричал что-то весело Мотька.
Доскакали до леса, ехали по узкой лесной тропке, миновала опасность, замолкли пчелки, лошадей пустили шагом, сами выпрямились, болела спина и ноги ныли, но так радостно, так счастливо билось сердце.
— Стой, — сердитый шепот из куста раздался.
Лезет из-за коряги кто-то лохматый грязный — леший или медведь.
— Да это мальчишки свои, товарищи, провиант привезли.
Со всех сторон из-под кустов и коряг полезли взлохмаченные, грязные, но улыбающиеся — и вот уже Колька узнает из своей третьей роты и Павла и Терентия-зайца.
Сняли ребят с коней, мешки стащили, с жадностью накинулись на хлеб, хвалили Мотьку и Кольку.
— Молодцы, выручили, а то хоть помирай. Ляхи проклятые ни туда, ни сюда не пускают.
Подошел и дядя Вас; борода будто гуще и шершавее стала, хмурится, ворчит — зачем ребятишек сюда пустили, а потом улыбнулся вдруг и головой покачал.
Коней привязали к дереву, теперь до ночи надо ждать, в темноте легче по полю проехать.
— А ты сам, поди, тоже есть хочешь— дядя Вас отломил по ломтю Кольке и Мотьке.
Никогда еще такого вкусного хлеба не ели, и вода ржавая, болотная, лучше всякого кваса.
Красноармейцы поели хлеба и повеселели, на Мотьку и Кольку смотрят все ласково.
Потом полезли опять к окопам. Ребята за ними. Трудно пробираться между колючим кустарником, пней и коряг.
Вспомнил Колька книжку про индейцев. и гордой радостью забилось сердце.
Ведь теперь уже не в книжке, а по-настоящему.
На опушке леса канавы длинные, глубокие — это и есть окопы.
Залезли, оглядываются ребята с любопытством, все им веселой игрой кажется. Выглядывать только из канавы не велят, вот это скучно.
Опять изредка прожужжит пчелка, но здесь в глубокой канаве не достанет. С нашей стороны тоже затрещали будто из пугачей, дробно и весело.
Прошипело что-то и с треском ухнуло где-то сбоку в лесу— вот это страшно, сама голова книзу склонилась.
Но в общем тихо. Красноармейцы крутят козьи ножки, пересмеиваются, только говорят шепотом, а то бы и не узнать что на позиции.
Колька и Мотька полезли по окопам — интересно все рассмотреть.
Лезли, лезли и до конца добились, выглянули — тихо кругом: за канавой болото, кусточки, никого не видно.
— Глянь-ка, — зашептал Мотька— видишь, сапоги торчат за болотной кочкой — ужели убитый, значит не игра это, а близко, совсем близко смерть страшная — небо же такое голубое, ласковое, бабочки летают и брусникой пахнет вкусно.
Может ли это быть!
— Стонет, там кто-то— насторожился Колька, шею вытянул, слушает.
И вдруг почудился ему голос знакомый и как будто обухом по голове ударило, обожгла мысль — а может это отец стонет или лежит это он за кочкой, сапоги только видно.
— Куда ты, заметят, — стрелять начнут, дергал его сзади испуганно Мотька и еще чей-то голос шипел:
— Назад, назад, мальчишка.
Кольку же будто сила неведомая тянула. Как уж припадал к сырой болотной траве и полз от кочки до кочки.
Вот и сапоги, руки раскинулись, заглянул в лицо: нет, не отец — страшно! Чужое лицо, глаза открыты, губы синие, даже черные совсем.
Дальше ползет Колька, слышит слабый стон или вздох, вернее.
У зеленого куста фуражка с красной звездой, а немного подальше руки, ноги, голова — здесь.
Колька вытянулся в струнку, пригляделся. Лежит — опять не отец, молодой совсем, глаза закрыты, губы едва шевелятся, шепчут что-то, стонут.
— Что тебе? — шепчет Колька.
Тот вздрогнул, приподнялись посиневшие веки, в глазах ужас и тоска.
— Что тебе? — повторил Колька.
— Пить, — едва вымолвил, заметался, задергался, а двинуться не может — одна нога как мертвая.
— Поползем, я тебе помогу, — шепчет Колька.
Тот сразу понять не может, опять глаза закрывает, мечется, стонет.
— Поползем, — теребит его Колька, изо всех сил приподнимает.
Раненый будто понял, руками уцепился, молит.
— Помоги мне, пойдут ляхи, замучают, помоги.
Уцепился за шею крепко, душит, навалился всем телом. Колька все силы напряг и пополз, едва сдвинулся, а тот шепчет в самое ухо:
— Спаси, помоги, убьют меня, — сам за шею руками хватает.
Медленно ползли, всего-то шагов пять, а казалось конца не будет.
Вдруг затрещало, зашумело, защелкало со всех сторон. Забился раненый у Кольки на спине, торопит.
— Скорее, скорее, спаси меня!
Напрягся Колька, подтянул еще и вдруг потемнело в глазах, закружилось в голове. Но кто-то схватил, дернул, потянул.
— Вот так парень! Да ему красную звезду нужно — слышит голос.
С трудом открыл глаза, будто от сна тяжелого проснулся.
Лежит в канаве, а над ним усатый ротный нагнулся и совсем не страшное лицо, ласковое, заботливое, радостное.
— Молодец, право, молодец. Красный орленок.
Сзади тряслась борода дяди Васа, а там дальше все знакомые из третьей роты.
VII
БЕДА
Кольку и Мотьку вечером отправили в деревню и строго наказывали на позиции больше не соваться, хоть и молодцы они и в приказе о них будет объявлено, а все же не ребячье это дело под пулями болтаться.
Усталые и гордые возвращались Колька и Мотька — своего добились, на позициях побывали, многого насмотрелись, а насчет запрета не очень-то думали, все равно еще убегут.
Вместе они забрались в избу, где вещи третьей роты сложены, поужинали хлебом, повспоминали, что за сегодняшний день видеть пришлось, и улеглись рядом на Колькиной шинели.
У, как приятно ноги и спину расправить после стольких хлопот. Но спать им пришлось недолго.
Первый вскинулся Мотька. Дрожала вся изба, вот-вот грохнутся темные стены, а в окна молния синяя ударяла, далеких отсветов.
— Вставай, — затормошил Мотька Кольку…
Тому долго просыпаться не хотелось, так пригрелся, такие сны видел ласковые, милые — мать, отца, Катю, малышей, все такое знакомое.
Наконец продрал глаза, приподнялся, сразу не мог понять, что случилось.
— Вишь, как жарят, — бормотал Мотька. — Началось видно горячее дело.
Вышли на двор. Гудело все кругом, будто земля хотела расколоться. Небо черное, а там за болотом, за лесом, вспыхивало синее пламя и погасало, и снова вспыхивало.
Ребята забрались на крышу погребицы и сидели смирно, тесно прижавшись друг к другу.
— Скоро по деревне жарить начнут, тогда в подполье лезть надо, — сказал Мотька деловито — видно все это знакомо ему было.
Колька чувствовал себя с Мотькой спокойнее — тот может защитить и научить.
Но по деревне стрелять не стали, а вдруг замолчало все, потемнело, будто заснуло, будто никто этой темной ночью и не просыпался.
Но ребята продолжали сидеть на крыше, как петушки на насесте. Чего-то ждали. И дождались.
Раздался топот коней все ближе, ближе, вот уже по улице кто-то пробежал. Голос обозника Пахома что-то прокричал, опять все замолчало. Потом затопали кони по улице.
— Ляхи, — шепнул Мотька, и обоих, как ветром, сдуло с крыши.
— Что-то теперь— будет, зашептал Колька.
— Молчи! — Мотька крепко дернул за руку, потянул за собой, за сарай на огород. Там, между дальних грядок прилегли, отдышались, хотя кто в темноте их и разглядел бы.
— Как же это случилось? — начал Колька, не мог понять, не мог поверить.
— Как, да как, дурья голова, — рассердился Мотька, — очень просто перебили наших или в плен забрали. Нам теперь тоже ухо востро надо держать. Мальчишки выдадут. Нас за шпионов возьмут, тогда конец. Будем в местечко пробираться, я дорогу помню, там о наших узнаем. Звезду-то ты с фуражки сдери, увидят.
Не сразу послушался Колька, но Мотька так строго приказал, что вздохнул и послушался.
