Калле Блюмквист и Расмус (др. перевод) - Линдгрен Астрид (лучшие книги txt) 📗
– Тихо, Расмус! – сказал профессор, крепко прижимая сына к себе.
Инженер Петерс посмотрел на них задумчиво.
– Какой милый у вас мальчик… – произнёс он многозначительно. – Вы ведь не хотели бы с ним расстаться?
Профессор молчал, с отвращением глядя на человека, сидящего перед ним.
– А не заключить ли нам небольшую сделку? – продолжал инженер Петерс. – Вы скажете мне, где находятся ваши бумаги, и я пошлю за ними своего человека. Вы останетесь здесь до тех пор, пока я не удостоверюсь, что документы подлинные, после чего вы свободны и богаче на сто тысяч крон.
– Да замолчите же вы! – ответил профессор. – У меня больше нет сил вас слушать.
– Как я уже говорил, на сто тысяч богаче, – продолжал Петерс как ни в чём не бывало. – Советую вам в ваших же интересах принять моё предложение. Ведь если вы этого не сделаете…
Ненадолго воцарилась угрожающая тишина.
– Да, представьте себе, что я этого не сделаю, – презрительно ответил профессор. – Что тогда?
На лице Петерса промелькнула ехидная улыбка:
– Тогда вы больше не увидите своего сыночка.
– А вы, оказывается ещё глупее, чем я думал. Вы действительно вообразили, будто я позволю напугать себя такими наивными угрозами?
– Ну, это мы ещё посмотрим. Лучше, если б вы уже сейчас уяснили, насколько всё серьёзно.
– А для вас лучше, если вы уже сейчас уясните, что я никогда не скажу вам, где храню свои бумаги.
Расмус выпрямился на коленях у профессора и в упор уставился на инженера Петерса.
– Не-а, и я тоже не скажу, – торжествующе заявил он. – Хоть и знаю, где они.
Профессор от неожиданности вздрогнул:
– Что ещё за глупости! Ничего ты не знаешь.
– Я не знаю? Давай поспорим!
– Да замолчи ты! Ты даже не знаешь, о чём идёт речь, – строго сказал профессор.
– Ещё как знаю… – Расмусу не понравилось, что его способность участвовать в беседе подвергли сомнению. – Вы говорите о тех бумагах с маленькими красненькими цифрами. Ну про которые ты сказал, что они очень, очень секретные.
– Конечно, про них мы и говорим! – оживился Петерс. – Но ты ведь не знаешь, где они лежат, ты же ещё маленький…
Профессор сердито оборвал его:
– Это пустой разговор. Неужели непонятно, что все бумаги до единой надёжно заперты в банковском сейфе.
Расмус смотрел на отца неодобрительно.
– Ты говоришь неправду, папа, – строго заметил он. – И вовсе они не в этом… банк… сейфе.
– Расмус, молчи! – рявкнул профессор с неожиданной горячностью.
Но Расмус действительно считал, что в этом деле надо разобраться. Судя по всему, папа позабыл, как это было.
– И совсем они не в сейфе, я знаю, – убеждённо заявил он. – Потому что как-то вечером я подкрался к тебе, а ты думал, что я сплю. А я стоял на лестнице в передней и видел, как ты укладывал…
– Замолчи, Расмус! – снова рявкнул профессор, на этот раз ещё с большей горячностью.
– Чего ты кричишь? – обиделся Расмус. – Я же не скажу ему, где они… – Потом он посмотрел на Петерса с состраданием: – Но я могу подсказать «горячо» или «холодно», мы так всегда играем.
Профессор встряхнул его довольно сурово.
– Да замолчишь ты наконец? – закричал он.
– Да, да, да, замолчу! – поспешно произнёс Расмус. – Я же ничего такого не сказал! – Он надулся и, немного поразмыслив, добавил: – Вообще-то не «горячо» и не «холодно».
7
Ева-Лотта осмотрелась вокруг и осталась довольна: вполне уютная тюрьма. Если бы этот Никке не прибил несколько толстых досок поперёк окна, то вполне можно было бы представить, что Ева-Лотта – желанный гость на этом острове. Разве не её поселили в очаровательный, прелестный домик для гостей, где она вправе хозяйничать? Раскладушки вдоль стен покрыты уютным ситчиком, возле умывальника – нарядная ширма, у окна – столик с книгами и газетами, чтобы гостям не было скучно. Словом, это было самое удивительное в мире разбойничье логово. И вряд ли кто ещё мог похвастаться таким чудесным видом из окна! За досками окно было распахнуто настежь, и оттуда открывался летний пейзаж такой дивной красоты, что сердце замирало. Переливаясь в солнечных лучах, там лежал залив, держа в своих объятиях маленькие зелёные острова.
Ева-Лотта глубоко вздохнула. Как чудесно было бы сбежать вниз к пристани по скользкой от хвои тропинке, нырнуть вниз головой в эту прозрачную воду, а потом лежать и загорать, зажмурившись, на мостках и слушать, как тихонько плещется вода, когда лодки вздрагивают на своих швартовых.
Лодки! Вот именно! Лодки киднепперов – их было много, этих лодок. Ева-Лотта узнала моторку, в которой их везли через пролив. Тут же на привязи тихо покачивались на лёгкой волне три вёсельные лодки. А кроме того, на длинном причале лежало большое каноэ.
Ева-Лотта подумала, что этот остров, видно, очень удобен для похитителей. Места здесь сколько угодно, целый эскадрон можно разместить, если понадобится, – тесно не будет. Кругом разбросаны домишки, на достаточном расстоянии от большого шикарного дома, где укрылся предводитель киднепперов. А может быть, в этих домиках тоже живут похитители. Каждый в своём собственном осином гнезде. Если постучаться в дверь, то, может, тебе откроет маленький злющий киднеппер и напугает до смерти!
Додумавшись до такого, Ева-Лотта вскинула голову и настроилась весьма решительно. Она не даст себя напугать, никому не позволит помыкать собою! А этому Никке она ещё покажет, где раки зимуют.
Ева-Лотта набросилась с кулаками на запертую дверь.
– Никке, Никке, иди сюда! Я есть хочу! А то я весь дом переверну! – крикнула она.
Андерс и Калле, лёжа под елью и подслушивая разговор Петерса и профессора, обрадовались, признав знакомый вопль. Слава богу, Ева-Лотта жива и нисколько не сломлена. Никке тоже услышал этот вопль, правда, воспринял его с меньшей радостью. Сердито ворча, он отправился в дом, чтобы прекратить это безобразие. Ева-Лотта притихла, как только ключ в замке повернулся, – ведь Никке пришёл задать ей хорошую трёпку. Но он был не очень-то скор на язык, и Ева-Лотта его опередила.
– Что-то в вашем отеле обслуживание неважнецкое, – заявила она.
Никке вдруг позабыл, зачем явился и что собирался сказать. Он удивлённо и даже обиженно вытаращился на Еву-Лотту.
– Нет, постой… Нет, да ты что… – промямлил он.
– Нет, постой сам, – бойко ответила ему Ева-Лотта. – Никудышное обслуживание в вашем заведении. Я есть хочу! Кушать! Понимаешь?
Вздохнув, Никке сказал:
– Это нам послано за грехи наши. И всё этот дурень Сванберг виноват, не мог машину постеречь! Очень любопытно, что шеф об этом скажет.
– О, что касается меня, то вы останетесь довольны, – сказала Ева-Лотта. – Ведь какая радость для похитителя детей – вместо одного поймать сразу двух!
– Погоди-ка, ты что несёшь? Никакой я тебе не похититель!
– Не похититель? А кто же ты? Самый настоящий похититель. Киднеппер. Тот, кто крадёт детей, и есть похититель, не знаешь, что ли?
Никке выглядел одновременно и удивлённым, и оскорблённым. Видимо, всё это дело представлялось ему совсем иначе, и ему вовсе не хотелось сейчас менять своё мнение.
– Никакой я тебе не похититель! – сказал он не совсем уверенно. – И вообще, кончай балаган! – вдруг разъярившись, закричал Никке. Он схватил Еву-Лотту за руки и встряхнул её. – Слышь ты, кончай шуметь, не то я с тебя три шкуры спущу!
Ева-Лотта с упорством смотрела ему прямо в глаза. Она смутно помнила, что именно так нужно делать, когда укрощаешь диких зверей.
– Я хочу есть, – сказала она твёрдо. – Если я не получу еды, я буду шуметь, словно здесь целый класс.
Никке, снова выругавшись, отпустил её. Потом пошёл к двери.
– Да получишь ты свою еду! – сказал он. – Что вашей милости будет угодно откушать?
– Пожалуй, не отказалась бы от яичницы с ветчиной. Люблю на завтрак поесть ветчинки! И будьте любезны, прожарьте яичницу с двух сторон. Да пошевеливайтесь!
