Сундучок, в котором что-то стучит (илл. В.Савина) - Аксенов Василий Павлович (читать книги регистрация txt) 📗
И вот сейчас он схватил сундучок, чихнул от вздыбившейся пыли и потряс. Ничего не сдвинулось внутри небольшой деревянной, но тяжелой емкости. Приложил ухо и сразу же услышал гулкий взволнованный стук. Конечно, так могли стучать только культурные ценности.
«Отдать, что ли, сундук тому мальчонке? — подумал Питирим. — Во имя всего, что дорого человеку, во имя высоких благородных принципов нашей цивилизации отдам, пожалуй».
— Черта с два отдам! — взвизгнул он вслух. — Задаром какому-то молокососу-самозванцу? Нашли простофилю! Да я лучше тому иностранцу толстопузому продам, про которого говорила Ксантина Ананьевна! Продам, а на валюту куплю смолу «гумчванс». Вот разыщу сейчас Ксантину Ананьевну и…
— Ее и искать не надо, — услышал он хриплый голос. — Искомая перед вами.
Кукк-Ушкин ахнул. На подоконнике в непринужденной позе сидела сама многоуважаемая Ксантина Ананьевна, и огромные очки на ее костистом носу отсвечивали довольно многозначительно, если не сказать зловеще.
— Любопытно, каким образом, вы, Ксантина Ананьевна, проникли через входные двери и пересекли «конференцию» и «салон мысли», ничего не задев?
Тон Питирима в этот момент очень мало напоминал тон любезного хозяина, однако дворничиха небрежно отмахнулась от вопроса, спрыгнула с подоконника и заходила вокруг лабораторного стола пружинистым шагом тренированного спортсмена-туриста.
— Ближе к делу, Питирим, ближе к делу, — заговорила она. — Принимаете вы наши предложе…
— Повторяю свой вопрос, — прервал дворничиху Кукк-Ушкин. — Каким образом вы проникли в «лабораторию»?
Он треснул ладонью по столу и вперился в лицо непрошеной гости одним из самых неприятных своих взглядов. В молочной, например, все трепетали от этих взглядов.
Ксантина же Ананьевна же лишь усмехнулась жестяными же губами и веско же ответила:
— Мы, работники коммунального фронта, можем не отвечать на некоторые вопросы.
Несколько секунд прошло в молчании. Питирим Филимонович боролся с желанием выставить наглеца-дворничиху, однако, понимая весомость ее аргумента, лишь трепетал. С работниками коммунального фронта всю жизнь у «инвентора» были сложные отношения. Главная же причина его терпимости оставалась все та же — «гумчванс»! По его расчетам, именно эта редчайшая дефицитнейшая смола карликового эвкалипта из юго-восточного высокогорного Перу (округ Куско) должна была стать последним восклицательным знаком в многолетней серии его изысканий, тяжких трудов, мелких спекуляций, бессонных ночей, раздумий и мук честолюбия.
— Мы знаем, — с неожиданной задушевностью сказала вдруг дворничиха и положила на щуплое плечико Питирима свою тяжелую ладонь, — мы знаем, что вам не хватает для завершения опытов лишь нескольких граммов смолы «гумчванс». Научная общественность всего мира ждет, больше того, все человечество ждет, а особенно — развивающиеся страны.
— Да кто вы такой, Ксантина Ананьевна? — с явным испугом спросил Кукк-Ушкин. Он совсем потерял инициативу и сидел съежившись под тяжелой рукой.
Обнажившиеся в улыбке зубы дворничихи были похожи на клавиши аккордеона.
— Любезнейший, милейший, гениальнейший товарищ Кукк-Ушкин, один грамм смолы «гумчванс» на мировом рынке стоит пятьсот долларов. Известный филантроп Адольфус Селестина Сиракузерс предлагает вам пять тысяч.
— Я всегда просил за этот предмет три миллиона, — слабо пискнул Питирим.
— Пять тысяч долларов — это как раз и есть три миллиона, три миллиона песет той страны, откуда прибыл филантроп.
— А-а, тогда другое дело, — несколько приободрился Кукк-Ушкин. — Три миллиона — это три миллиона.
— Больше того, — надавила Ксантина Ананьевна, — мы гарантируем доставку к вам в Ленинград свежевыжатой смолы прямо из округа Куско. И взамен мы просим лишь старый, никому не нужный сундучишко. Вы спросите: зачем он вам? Да ни за чем! Просто прихоть богача-коллекционера. Где-то в Океании прослышал про сундучок из дерева «сульп», ну и подавай ему его. Гримасы мира чистогана. Питик, такие дела. — Дворничиха вдруг словно бы вспомнила, что она дворничиха, и заговорила на дворницком языке: — Да я бы лично, Питирюша, за еттый ящик и кефирной бутылки не дала. Лови момент, Емеля, пока твоя неделя! Мотри, старуху-то не забудь! Купишь красненького? Может, ты сумлеваешься, голуба? Может, полагаешь — я агент? Питирим Филимонович, я простой старуха дворник, мету улицы, за культуркой слежу, понял? Гостям делаю помощь, ясно?
«Ой, неясно, — подумал Кукк-Ушкин, — ой, темнит старуха, ой-е-ей…»
Он чувствовал, что теперь уж ему не отвертеться, и новые рандеву на Исаакиевской его не спасут, нужно принимать решение: либо Онегро будить и напускать его на непрошеного гостя, либо брать в лапу эти проклятые «пять тысяч — три миллиона», отдавать реликвию и ждать смолы.
Как вдруг по соседству, в «салоне мысли», произошло событие: затрубила, завизжала флейтами, закукарекала сигнальная система. Это означало, что Процесс достиг Фазы и сейчас пойдет Продукт. Сколько уже лет, десятилетий сигналы эти взвинчивали Питирима. А вдруг сейчас, именно сейчас?
Забыв про все на свете и с легкостью необыкновенной сбросив с плеча тяжелую длань коммунального работника, Питирим выскочил из «лаборатории», промчался через «конференцию» в «салон мысли».
Продукт действительно уже шел по стеклянным трубкам на выход. Скрестив руки на груди, Питирим смотрел, как медленно катятся темно-зеленые шарики, и думал не без гордости о силе своего интеллекта: эва, как все продумал и как устроил, сложнейшая конструкция действует безупречно! Сама синтезирует, анализирует, снова синтезирует, сама же и приглашает на выход. Без ложной скромности можно сказать: нет пределов человеческому гению!
Явился, стуча коготками и позевывая, пудель Онегро. Этот никогда не пропустит выхода Продукта. А ведь было время когда чурался, крутил носом, даже визжал. Теперь всегда когда подходит Фаза, собачий долгожитель тут как тут — ждет первого, еще не обожженного шарика и облизывается. Быть может, именно в употреблении Продукта и скрыт секрет мафусаиловского (для собаки-то!) сорокалетнего возраста?
Питирим Филимонович даже слегка задохнулся от такой гипотезы. Секрет долголетия? Да ведь из этого же прямиком вытекают памятники, монументы ему, Питириму Кукк-Ушкину, по всем культурным столицам институты, площади, бульвары его имени! Сумасшедшие перспективы!.. Вечное паломничество… Канал, конечно, придется переименовать — извините, Александр Сергеевич…
Что ж, довольно уже мытарить нашего терпеливого читателя глухими намеками на неясной изобретение. Раскроем карты: Питирим Филимонович Кукк-Ушкин вот уже copoк лет был занят одной идеей — изобретением универсальной человеческой еды. Эта еда, или, как предварительно нaзвал ее изобретатель, Продукт, должна была заменить на планете Земля все разносолы и своей доступностью, дешевизной, а может быть, и бесплатностью ликвидировать сразу множество проблем, а своему творцу обеспечить бронзовые памятники по всем культурным столицам.
Ради этой идеи и прожил Питирим всю свою жизнь, ради нее даже мелким мошенничеством занимался в те далекие прохладные годы, ради нее портил свой характер и ощетинивался, ради нее так и остался по штату младшим гардеробщиком в Доме культуры, а ведь мог бы продвинуться до старшего администратора.
В принципе Продукт был уже готов — в нем было больше витаминов, белков и солей, чем в любой другой пище. Не хватало пока что одного — вкуса. По идее Питирима, Продукт должен стать вкуснее любой самой вкусной еды, вкуснее шоколадных тортов, вкуснее икры и устриц и даже вкуснее свежевыпеченного ржаного хлеба. Тогда его будут с удовольствием есть все и забудут разные разносолы, из-за которых в средние века разгорелось столько войн.
Однако не получалось. Все получилось, вкус — не получался. Пока что, прямо скажем, получился какой-то антивкус. Продукт был настолько отвратительным, что даже сам творец его не решался проглотить целый шарик. Один лишь Онегро, который лет тридцать пять назад был принесен в жертву науке, вдруг привык к Продукту, стал его активно потреблять и жертвой себя не чувствовал.
