Тайна прошлогоднего снега - Роньшин Валерий (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
В общем, на душе у меня скребла львица, а в голове стройными рядами, как на параде, маршировали мысли. Куда делся из компа файл со сном №13? Кто «подарил» мне на день рождения гроб? Был ли на самом деле отравлен шоколадный торт? Почему на картине «Подводное кладбище» на одном из надгробий написано: «МУХИНА»?.. Ну и самая главная мысль, которая вышагивала впереди всех остальных: кто хочет меня убить?
Володькину версию о меркурианах я, подумав, все-таки отмела. Какие еще на фиг меркуриане?
Не-е-т, это стопудово земные заморочки. А может, вовсе и нет никаких заморочек, продолжала думать я, а просто с гробом вышло какое-то недоразумение, торт вовсе и не был отравлен (мог же Гафч сам скоропостижно скончаться?), и файлик с моим сном вовсе никуда не подевался, а элементарно исчез из-за сбоя в программе… Скорее всего, так оно и есть — что ничего здесь нет. А я, как дурочка с переулочка, лежу в черной чужой квартире на черной чужой кровати. И все из-за Воробья и его меркуриан.
Кстати говоря, есть такая теория, что некоторые люди, одержимые какой-нибудь идеей, способны заразить этой идеей окружающих. Как гриппом. Таких людей называют, кажется, кондукторами… ой, нет, индукторами. Вот и Володька, похоже, заразил меня своими меркурианами.
Короче, завтра же возвращаюсь домой.
Приняв это решение, я сразу провалилась в сон, густой и толстый.
Но ненадолго. Проснулась я от капанья. Кап-кап… капало где-то непонятно где. Кран, что ли, в ванной или на кухне неплотно закрыт? Я встала и босиком прошлепала на кухню, а затем в ванную. Нигде из кранов не капало. Между тем явственно слышалось — кап-кап… Я вернулась в комнату. Капание стало громче. Я пошла на звук, и в первую секунду мне показалось, что я подхожу к зеркалу, потому что я увидела свое отражение.
Но во вторую секунду я поняла, что это никакое не отражение, а — изображение. Картина, на. которой была изображена… я. В полный рост.
Может, мне это снится?.. Я потерла кулаками глаза, а заодно ущипнула себя за ухо. Но не проснулась. И картина никуда не исчезла. Кап! — снова что-то капнуло. Даже не — кап, а уже смачно так — плюх!..
И вот тут-то я увидела, что капало.
Мое изображение плакало кровавыми слезами!
Кровь катилась капельками по щекам и капала на пол. Под картиной уже образовалась небольшая кровавая лужица. Мое изображение, бледное как смерть (картина, кстати, так и называлась — «Девочка Смерть»), хоть и плакало, но при этом кривило губы в какой-то пакостной улыбочке. Лично я никогда так не улыбаюсь.
И тут вдруг мое изображение подмигнуло мне окровавленным глазом.
Не успела я этому удивиться, как мое изображение резко выбросило из картины правую ногу, целя мне носком ботинка в челюсть. Но у меня, как вы знаете (а кто не знает, сейчас узнает), молниеносная реакция, недаром, же я обладательница всяческих поясов по восточным единоборствам — и черных, и белых, и серо-буро-малиновых, которыми при желании я могла бы обвязаться с ног до головы. Поэтому нападение изображения врасплох меня не застало. Я молниеносно среагировала — пружинисто отскочила вправо, одновременно с этим выкинув свою левую ногу влево, метя носком ботинка изображению под дых. Но и мое изображение тоже успело пружинисто отскочить (недаром же оно было моим), вернее — выскочить за раму картины.
И вот мы уже стояли друг напротив друга, как две сестры-близняшки. К слову сказать, и одеты мы были одинаково — в голубых джинсах с потертыми коленками (это я купила такие, круто смотрятся), в черных ботинках и спортивных бежевых кофтах на молнии.
Изображение подпрыгнуло и, разведя ноги в стороны, ударило меня правой ногой в правое плечо, а левой в левое. На сей раз я стормозила, не знаю уж почему. Я отлетела на середину комнаты, перекувыркнулась в воздухе для понта, а потом, с силой оттолкнувшись от пола, с пронзительным криком — яаааааааааа!.. — полетела обратно, слету зафинтилив своему изображению ногой в лоб. Изображение тоже отлетело на середину комнаты, тоже для понта перекувыркнулось, тоже издало пронзительный крик — яаааааааааа-аа!.. — и нанесло мне страшный удар в коленную чашечку. Вот клизма! Я упала и покатилась, как колобок, чтоб дать возможность коленной чашечке оправиться от удара. Как только чашечка пришла в себя, я стремительно вскочила, снова перекувыркнулась и нанесла своему изображению свой коронный левый боковой в скулу. Но на сей раз, для разнообразия, сделала это не ногой, а рукой. Точнее — кулаком! Изображение слетело с копыт. Я, как вы знаете, лежачих не бью, поэтому подождала, пока изображение встанет, и опять сбила его с ног, теперь уже правым боковым в скулу… И так раз десять. Изображение, как «ванька-встанька», падало-вставало, вставало-падало под градом моих ударов… Наконец я его окончательно вырубила, или, как говорят боксеры, послала в нокаут. И…
И проснулась!
Блиииииииииин! Это был сон!..
Стояла ночь. Я лежала. Сердце стучало. Еще бы ему не стучать после таких кувырканий и такой драчки.
КГХРЯСТЬ — повернулся ключ в замке.
Хлоп! — хлопнула входная дверь.
А я соответственно — прыг! — с кровати.
И — шмыг! — за черную штору. И притаилась там.
В прихожую кто-то вошел. Кто, спрашивается? Вор-домушник? А может, киллер, которому заказали меня замочить и загасить?
Загорелся свет. Я тихонько выглянула из-за шторы. И увидела не киллера и не домушника, а — Афиногену Смертолюбову собственной персоной, снимающую уличную обувь и надевающую домашние тапочки.
Я аж от злости задымилась! Ну, Воробей, зззззараза, так меня подставить! Он же сказал, что Смертолюбова улетела в Штаты на полгода. Вот сейчас она меня увидит — и что дальше? А что, если она, чего доброго, свои домашние тапочки откинет со страху?
Пока я размышляла, Смертолюбова прошла в комнату, зажгла и здесь свет и подошла к большущему — от пола до потолка — зеркалу. Посмотрела на свое отражение. Усмехнулась. Затем ее усмешка медленно сползла с ее лица…
А вместе с усмешкой сползло и само лицо.
Ну, это был полный отпад, ребята. А следом за первым отпадом сразу же последовал второй, и тоже — полный. Под морщинистым лицом старухи Смертолюбовой, которое сползло вместе с усмешкой, оказалось другое лицо — молодое и мне прекрасно знакомое. Угадайте чье?.. Надежды Львовны Одуванчиковой!
А дальше произошла одна вещь, о которой вам, если у вас нервишки слабые, лучше не читать. Пропустите следующий абзац.
Так вот, Афиногена Смертолюбова, ну то есть уже Надежда Львовна Одуванчикова, вытащила из кармана нож с выкидным лезвием, выкинула это самое лезвие и воткнула его себе прямо в сердце. Из раны фонтаном брызнула кровь, забрызгав все зеркало. Не обращая на это внимания, Одуванчикова расширила ножом рану, сунула в нее руку и вытащила… нет, не сердце, как вы, наверное, подумали, а консервную банку из-под шпрот, открыла ее и высыпала на пол кучу дохлых дождевых червей, потом насыпала в банку новых червяков, живых и извивающихся, и сунула банку обратно в кровоточащую рану.
«Так вот для чего Одуванчикова покупает дождевых червей, — поняла я, — у нее вместо сердца консервная банка с червяками».
Не успела я это понять, как… снова проснулась. Блииииииииииииин!.. И это тоже был сон.
Я решила больше не спать. На фиг мне такое мыло — всякую муру во сне смотреть. Уж лучше я телик погляжу, круглосуточный музканал. И я уже взялась за дистанционку, как вдруг…
Тук-тук-тук…
Я замерла. Может, послышалось?..
Нет, опять: тук-тук-тук. Причем явно не во входную дверь барабанили.
А тогда куда?
С третьего «тук-тука», я поняла — куда. В запертую черную дверь.
Я на цыпочках подкралась к этой двери и осторожненько заглянула в замочную скважину.
В замочные скважины, ребята, только так и надо заглядывать — осторожненько, если не хотите, чтоб вам шилом или еще чем-нибудь острым в глаз ткнули. Кто? — спросите вы. Да те, кто с той стороны.
