Скелеты в тумане - Гусев Валерий Борисович (первая книга txt) 📗
И мы с папой все ей рассказали. Тем более, что бежать ей отсюда было невозможно. И вещи собирать тоже: «за отсутствием таковых».
К нашему удивлению (и к радости), мама отнеслась довольно спокойно к сообщению о беглых бандитах. Не вздрогнула и не побледнела. Только выругалась. В их адрес. Но вполне прилично. Ее даже не очень напугало, что мы остались «без ничего» на необитаемом острове. И это понятно, ведь рядом был папа. Совсем не такой чиновник, как в Москве. А умелый, спокойный человек, который хорошо стреляет, умеет готовить на огне добычу и устроить ночлег в лесу. И который, конечно же, не даст в обиду ее детей.
Алешка же откровенно пришел в восторг.
– Робинзоны! – заорал он на весь остров. – Будем создавать трудности! И бороться с ними. Изюм из черники сушить! Рыбой сырой питаться! Козла заведем! И бандитам покажем!
Я не совсем понял, зачем надо создавать трудности, которых нам и так хватало, зачем заводить козла и показывать его бандитам, но немного заподозрил Алешку. Уж не он ли угнал куда-нибудь лодку ради такой красивой жизни? С сухой черникой и сырой рыбой. И с козлом.
А положение наше было сложное. Я бы сказал – критическое. Хорошо еще, папа взял с собой на берег ружье и патроны. И сумку с маминой косметикой, с документами и ключами от квартиры. Правда, квартира наша стала теперь еще дальше и недоступней. Зато косметика под рукой.
И хорошо еще, что у нас были топор и посуда, все это мы успели выгрузить из лодки в первую очередь. И Алешка свой рюкзачок захватил предусмотрительно. Или подозрительно. Как бы то ни было, но в нем наверняка что-нибудь полезное найдется.
Но не было у нас нашей любимой лодки, нашей любимой палатки, нашей сменной обуви и одежды. Правда, нам повезло, что папа заставил нас перед выходом в море потеплее одеться – мы все были в свитерах и куртках. Но не было у нас никаких продуктов, только немного хлеба, чая, сахара и соли.
– Да мы богачи! – бодро сказал папа, чтобы мы не вздумали унывать. – С такими запасами мы здесь хоть целый месяц проживем.
– Еще чего! – не согласилась мама. Тоже очень бодро. – У меня губная помада кончается.
– Вот это беда, – фальшиво посочувствовал папа. – С голоду умрешь?
– Я ее ем, что ли? – возмутилась мама.
– Вместе с пищей, – уточнил Алешка. – Одна женщина за свою жизнь съедает вместе с пищей около шестнадцати тонн помады.
– Не ври! – рассердилась мама. – Что это за женщина? Ты посмотри на меня – какая я худая.
– Что не ври! В газетах писали.
– Когда это ты газеты читал? – совсем разошлась мама.
– Все, все! Не об этом речь, – вмешался папа. – Речь о том, как нам теперь жить.
– Выжить! – по существу поправил Алешка. – Раз уж мы наелись, то сейчас самое главное, как говорит капитан...
– Гудки подавать? – улыбнулась мама. – SOS?
– Дом строить, – скептически осадил ее Алешка. – Ночь на дворе.
И верно. Хоть еще и не ночь, но уже вечер. Довольно холодный.
Папа опять стал распоряжаться. Он велел нам с Алешкой не терять времени и ломать побольше лапника – на пол и крышу, как он сказал, а сам пошел искать место для дома.
На самом деле, как я сразу догадался, он хотел обыскать весь остров, чтобы убедиться, что на нем никого, кроме нас, нет.
Вернулся он довольно скоро – островок ведь крохотный – и сказал, что нашел очень уютное место неподалеку.
Мы взяли по охапке колючих еловых веток и пошли на новоселье.
Местечко и правда было очень уютное, сумел папа выбрать. Оно находилось в защищенной от ветра низинке, где лежали рядышком три больших прямоугольных камня – получилось между ними что-то вроде комнаты. Только без потолка. И без одной стены.
Для начала папа велел нам с Алешкой запихать в щели между этими камнями еловые лапы и мох, чтобы не дуло сквозняком и внутри держалось тепло. А маму послал за водой и велел ей готовить чай. А сам стал рубить сухие жерди и укладывать их сверху на камни, чтобы сделать крышу.
Мне пришлось несколько раз сбегать на прежнее место за лапником и оставшимися вещами. И я с тревогой заметил, что ветер усиливается и волны начинают взлетать на берег с шумом, плеском и мутной пеной. Быстро набежали откуда-то черные холодные облака. Утки все исчезли – попрятались. Только чайки еще метались над морем с противными злорадными криками.
– Кажется, шторм начинается, – сказал я папе. – Делай крышу покрепче, а то ветром сорвет.
– А как же! – улыбнулся папа. – Тоже у Акимыча научился.
На жердях, которые он укладывал на камни, папа оставил длинные обрубки сучьев и сейчас размещал на них лапник так, чтобы эти сучья удерживали его от порывов ветра. И чтобы дождь не пролился в нашу квартиру. Чтобы протечки не было, сказал Алешка, который настилал лапник внутри и время от времени шипел, потому что исколол об иголки все руки.
Поверх лапника папа снова положил рядами жерди потяжелее и придавил их на концах камнями.
Я тем временем развел маме костер и стал помогать папе ставить жерди с той стороны, где у нашего дома не было стенки. Мы укрепили жерди и плотно переплели их ветками, оставив узкую щель для входа.
А ветер все крепчал и стал моросить мелким дождиком. Быстро темнело и заметно холодало. Больше всего мерзли руки. И носы.
Но дом был уже готов. Надежный и уютный.
Тут пришла мама звать нас на чай. И даже ахнула от удивления:
– Ай да домик получился! Какой славный. Молодцы, ребята! С вами не пропадешь. – Но добавила с сожалением: – Вот только двери нет, задувать будет.
– Не будет, – успокоил ее папа, – после чая дверь сделаем.
– Да, – жалобно согласился Алешка. – Прямо сейчас. Конечно. Обязательно. – И показал маме красные, исколотые, все в смоле ладошки.
Мама пожалела его, обняла и повела к костру, который метался под ветром. А я опять пошел на берег за обрезком веревки для двери.
На берегу все гудело. Свистел злой ветер, бухали в камни волны, низко неслись над морем облака – будто в страхе убегали от кого-то. И чайки уже все разлетелись по укромным местам.
Я с трудом отвязал веревку замерзшими пальцами. Волны уже доставали до коряги, вертели ее и вымывали из-под нее песок.
Хорошо, что мы на берегу, а не в море, подумал я, возвращаясь к костру. Здесь, в лесу, было спокойнее, ветер заметно тише. Только шумит в верхушках деревьев, гнет и раскачивает их, доносит глухой рокот штормового моря да раздувает костер.
– Как там наш Акимыч? – озабоченно сказала мама, передавая мне кружку чая и кусок хлеба. – Добрался он до Лесозавода? Успел до шторма?
– Этот дед бедовый, – успокоил ее папа. – Он нигде не пропадет.
– Если радикулит его не схватит, – серьезно уточнил Алешка. – Где-нибудь на мачте.
После чая папа взялся ладить дверь. Распустил веревку, связал из палок прямоугольник и переплел его ветками.
– Все, – сказал он, кончив работу, – пошли спать, день был трудным.
Мы заложили костер камнями, чтобы его не разнесло ветром и чтобы утром не тратить спички, и пошли домой.
– Жалко света нет, – сказала мама, входя внутрь. – Свечи все в лодке остались.
– Не все, – буркнул Алешка, ощупью копаясь в своем рюкзачке. – Спичку зажигайте. – И протянул маме огарок свечи, который, оказывается, заботливо прибрал. Скорее всего, для освещения подземелья в поисках золота.
– Может, у тебя там еще что-нибудь полезное найдется? – улыбнулась мама, зажигая свечку.
– Губной помады нет, – лаконично огорчил он маму и, хозяйственно завязав рюкзак, уложил его под голову.
Папа приставил к щели дверь, засунув ее под сучки, и она плотно отгородила наш приют от холода и ветра.
Мы сняли куртки, уложили их вместо подушек и укрылись брезентом, который обычно стелили у костра.
– Устроились? – спросила мама. – Утеплились? – и дунула на свечку.
А папа признался довольным сонным голосом:
– Первая спокойная ночь. Комары в такой шторм не летают, а бандиты не плавают. Спокойной ночи, жена и дети.
И мне его опять немного жалко стало. Как Алешку за исколотые руки и маму за съеденную помаду. Я очень посочувствовал папе за его ответственность. Ведь он почти ни одной ночи толком не спал, нас охранял. Наш покой. А мама еще иногда на него ворчала, что он дремлет после обеда...
