Суперсыщик Освальд и банда пакетоголовых - Биник Кристиан (читать книги регистрация .txt) 📗

— Освальд, сейчас же прекрати! Ты слышал?.. Я кому сказал? Прекрати немедленно, черт бы тебя побрал!

Объединенными усилиями Тиму, Свену, Маруше и Изабель наконец удается оторвать меня от Надин. Та с ревом бежит к своему велосипеду, садится на него и несется прочь.

— Что у вас там за шум? — сердито кричит мать Тима из окна второго этажа.

— У Освальда в башке перегорели предохранители! — объясняет Тим. — Он ни с того ни с сего набросился на Надин.

— Что, серьезно? — Мать Тима зло смотрит на меня и три раза подряд чихает. — Если он бросается на людей, его надо срочно сдать в приют для животных.

Спокойно, ребята! Без паники. Никакое это не нападение, а всего-навсего тест: я просто хотел проверить, действительно ли джинсы обладают такой необыкновенной прочностью, как об этом говорится в рекламе.

ГЛАВА 20, в которой меня берут под арест

Последующие несколько дней я зализываю раны и изнываю от тоски по одной черно-белой далматинке.

сочиняю я, лежа на солнышке перед будкой. Ах, Сента… Увижу ли я ее еще когда-нибудь? Каждое утро мы с Леонардо наведываемся в Восточный парк и прочесываем его вдоль и поперек в поисках Сентты. Потом пару часов сидим перед ее дверью, но моей возлюбленной не видно и не слышно. Может, она больше здесь не живет? Если ее хозяин все еще лежит в больнице, то, может, ее взял к себе кто-нибудь из его родственников?

Я бы всеотдал, чтобы опять увидеть Сенту. Даже свою работу.

Зараза! Этот стих тоже получился таким же ухабистым, как лесная дорожка, по которой Надин, Клавдия и Штефани тряслись с пленным суперсыщиком Освальдом. К сожалению, даже воспевая в стихах свою прекрасную далматинку, я не могу не думать об этом печальном приключении. Я просто не в силах заставить себя не думать о нем! Специалисты называют это психологической травмой. Это своего рода кошмар, который преследует человека даже днем.

Поэтому нет ничего удивительно в том, что у меня огромный зуб на Надин. И все же… пожалуй, мне не стоило вгрызаться в ее джинсы. В конце концов она ведь тоже — всего лишь жертва, святая простота, попавшаяся на удочку фрау Питцке и поверившая в ее сказку про четырех белых пуделей. Надин и ее подружки вообразили себе, что своими разбойными нападениями добывают деньги на доброе дело. Какая чушь! Как же мне раскрыть этим глупым девчонкам глаза на то, что их водят за нос?

С тех пор как я протестировал джинсы Надин на прочность, она, понятное дело, больше у нас не показывается. Она встречается с Тимом в городе. Сегодня, например, во дворцовом парке. [2]Мой хозяин взял с собой Леонардо, хотя этот клоп хотел остаться со мной.

— Ну как ты тут? Хорошо себя вел?

Это вернулась мать Тима, обвешанная многочисленными авоськами, пакетами и свертками.

— Смотри! Ты ведь знаешь: если будешь еще безобразничать…

Да, да, знаю: меня сдадут в приют для бездомных животных.

Мать Тима входит в дом, и я слышу, как она чихает. Странно: ни я, ни моя шерсть не были в доме уже целую неделю, но ее аллергия, похоже, этого не оценила. А может, у нее аллергия не на меня, а на ее канарейку? Или на нашу экономку, фрау Дёллинг? На эту особу даже у меня самого аллергия! Но я не подаю вида и всегда неизменно вежлив и приветлив с ней, как и со всеми остальными. У меня нет желания очутиться в приюте для животных… Хотя… Хотя…

Тут меня пронзает молния. Спокойно, без паники — я пока еще жив. Это была молния в переносном смысле, то есть гениальная идея. Я попадаю в приют, а Тим и Надин вызволяют меня оттуда. При этом Надин узнает, что никаких четырех пуделей там нет. Она рассказывает своим подружкам, что фрау Питцке обманула их, они все вместе отправляются к жадной старухе и возвращают деньги отнятые у Юсуфа и Изабель. А Нерон и Калигула, увидев меня, убегают в лес, где их нечаянно застрелит охотник, хе-хе-хе!

Ну ладно, допустим, последняя деталь — чистое фантазерство; эта мечта слишкомпрекрасна, чтобы осуществиться. Но в остальном план гениальный, верно? Вот только как мне попасть в приют? Думай, Освальд, думай!

Есть! Нашел: бродяжничество! В газете почти каждый день пишут: «Найдена и доставлена в приют для бездомных животных бродячая собака». Надо просто помотаться немного по городу без хозяина — и прямой наводкой в приют.

Ага. Размечтался! Вот я уже целый час ношусь, как угорелый, по нашему району, и хоть бы одна дрянь обратила на меня внимание! Может, я веду себя как-то не так? Может, у меня слишком приличный вид? Неужели бродячая собака обязательно должна что-нибудь натворить, чтобы ее арестовали?

Ну что ж, как скажете… Для начала я показываю язык какому-то старичку.

— Ай, какая хорошая собачка! — говорит он в ответ. — Хочешь колбаски?

Я усердно киваю.

— Ну, тогда иди в магазин и купи! — Старикан тащится дальше, смеясь своей шутке.

Ха-ха-ха! Очень весело!

В конце улицы я замечаю почтальоншу. Я подлетаю к ней и лаю на нее, как сумасшедший. Женщина улыбаясь сует руку в сумку. Ага, похоже, сейчас меня чем-то угостят. Я тут же умолкаю и раскрываю пошире рот. И что же достает почтальонша? Какой-то спрей. Зачем мне дэзодорант?

Женщина нажимает на кнопку, и по щекам мои бегут слезы. Нет, не слезы благодарности. Эта дура брызнула мне в глаза слезоточивым газом! Ничего не видя перед собой, я тащусь по улице и, конечно же, впиливаюсь башкой в фонарный столб. В гробу я видел такое бродяжничество! Тяжело вздыхая, я опускаюсь на землю рядом с фонарем и старюсь поскорее выплакать из глаз проклятый спрей.

Через какое-то время рядом останавливается трамвай. Я запрыгиваю в вагон. Трамвай пуст, если не считать нескольких молодых оборванцев на задних сиденьях. Я плетусь вперед, к водителю.

— Ау-у! Я безбилетный пассажир! — лаю я, но водитель меня почему-то не понимает.

Тогда я задираю заднюю ногу и писаю ему на поручень. Чего же он не реагирует? Неужели ему плевать, что кто-то загаживает ему салон. Я в растерянности оглядываюсь назад. Ффффу! Один из оборванцев как раз блюет прямо на пол. Ну как можно так свинячить в общественном транспорте? Это же не его трамвай!

На ближайшей остановке я покидаю трамвай, готовый к новым безобразиям. Сначала я облаиваю ребенка в коляске, потом прыгаю вокруг женщины в белом платье и пачкаю ей его грязными лапами. Наконец сажусь какому-то мальчишке на кроссовку и использую его шнурки в качестве жевательной резинки. Все они только смеются надо мной! Если все и дальше так пойдет, то я вместо приюта для бездомных животных окажусь в театре комедии.

Стоп. Что это там за машина? Ага, полицейская. Поскольку на улице жара, все четыре дверцы открыты. Ну как не воспользоваться этим любезным приглашением? Я подкрадываюсь к машине, залезаю на заднее сиденье и ложусь рядом с полицейской фуражкой. Не думаю, чтобы она была очень вкусной, но на всякий случай надгрызаю ее как следует. Два полицейских на переднем сиденья так заняты болтовней, которая раздается из их рации, что не слышат, как я чавкаю. Я пытаюсь привлечь их внимание рычанием.

— Ты что уже опять проголодался? — спрашивает тот, что слева.

— С чего ты взял? — удивляется тот, что справа.

— А разве это не твой желудок только что урчал?

— Мой желудок?..

— Ну да, твой желудок.

— Почему это именно мой?

О боже, ну и дурачье! Я два раза гавкаю. Только теперь они наконец поворачиваются и… расплываются в улыбке.