Мой непутевый дедушка - Трушкин Андрей (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
– Я вас слушаю, — обратился к Ваське один из тех, что гонял чай. — Что у вас?
– Текст на арабском…
– А, давайте-давайте, — обрадовался бородатый мужик, отставляя в сторону свою кружку. — Давненько не брал я в руки вязи.
Переводчик выхватил из рук Васьки листочек и углубился в чтение.
– Любопытно, — наконец изрек он. — А вы, молодой человек, Петру Ивановичу Буслаеву кем приходитесь?
– Внуком, Петру Никодимовичу, — автоматически поправил бородача Васька и тут же удивился: — А вы откуда знаете, что это от него?
– По каллиграфии, дорогой мой, по каллиграфии. Видите ли, арабскую вязь, равно как и китайские иероглифы, можно просто написать, а можно начертать с большим искусством, так что в рукописи будет видна рука мастера. А поскольку я с вашим дедушкой учился…
– Чего ж вы тогда его отчества не знаете? — подозрительно спросил Васька.
Бородач захохотал:
– Так это я тебя проверял — вдруг ты не тот, за кого себя выдаешь? Текст ведь может иметь личный характер, а где ты его взял, я не знаю.
Васька понял, что без подробных объяснений тут не обойтись. Опуская лишние, по его мнению, детали, он рассказал о своих подозрениях по поводу пропажи деда бородачу.
Тот, слушая Ваську, мрачнел и мрачнел. Потом, извинившись, вынул из кармана сотовый телефон, набрал какой-то номер и вышел в коридор.
Вернувшись обратно, бородач взял ксерокс:
– Думаю, если я переведу — твоему деду это не повредит. Паша, записывай!
Человек у компьютера свернул свою игру и приготовился стенографировать.
– «Тем, кого это касается, — начал диктовать бородач. — Сведения о проекте «А». Историческая справка.
Эмир бухарский Музаффархан (время правления — 1860–1885). Последний представитель средневековой Средней Азии. Часто, переодевшись, подобно Харуну-аль-Рашиду, отправлялся под видом ремесленника в мечеть, подслушивал, разузнавал подробности судебных тяжб и самолично чинил расправу. Казни совершались на его глазах, часто прямо на базаре.
После поражения под Зерабулаком от русской армии экономический упадок в его владениях был неизбежен. Однако дела эмирства помогала вести сокровищница, унаследованная от отца.
Эмир бухарский Сеид Абдуллахад Бахадур хан, он же Ахадхан. В 1906 году побывал в Москве, где изучал технологию производства жестяных изделий, наводил контакты с поставщиками белой жести. По возвращении в Бухару с помощью кози-колона — имеется в виду верховный судья, — глянул переводчик на Ваську поверх очков, — с помощью кози-колона Бад-реддина наладил более чем в тридцати мастерских производство бакалеи: кружек, чайников, пиал из белой жести. Огромные партии товара сбывались в Оренбурге, Иргизе, Ак-Мечети, Коканде, Ташкенте по ценам ниже цен русских производителей аналогичного товара. По приблизительным подсчетам норма прибыли у Ахадхана составляла более трехсот процентов.
При посредстве своего компаньона Лятиф-ходжи эмир Ахадхан принимал непосредственное участие в торговых делах русских промышленников в Средней Азии. При Ахадхане (вероятно, как вид неперспективный для получения прибыли) была прекращена официальная работорговля, а рынок Пойостона, где традиционно совершался торг рабами, был закрыт.
Примерный торговый оборот компании Ахадхана — миллион двести тысяч золотых рублей.
Эмир Алимхан (1910–1920) поддержал дело отца и внедрился на среднеазиатский и даже русский рынок еще глубже. При его правлении в Бухаре появились частный телефон, кинотеатр, цирк, магазины европейских товаров, банки. Несколько иностранных (в том числе и английских) — на английских, Паш, поставь восклик, в скобочках, — еще раз оторвался от рукописи переводчик, — фирм открыли в Бухаре свои представительства.
Сам Алимхан был человеком неприхотливым, но содержал двор из шести тысяч человек… — Чтоб я так жил, — поправил очки бородач и продолжил: — Алимхан считал себя муридом, духовным учеником святого Ишани Коканди. Среди его ближайших советников были два отшельника-дивана — это, — еще раз пояснил Ваське переводчик, — что-то вроде наших кликуш и ясновидящих. Один дивана состоял при дворе, другой — Ходжа Хаким — жил в Ташкенте. К последнему Алимхан не раз ездил за благословением.
По примерным подсчетам, личное состояние Алимхана составляло пять миллионов золотых рублей.
В эмирской сокровищнице широко были представлены изделия народных умельцев-мастеров — Камалетдина, Кордшарифа (чеканка), усто Едгар Ходжи (изготовление браслетов), усто Мирзо Фазиля (головные украшения), Мурсинджона (печати), Умар бини Хает (золо-тошвей), усто Абдул Ходжи (ковроткачество)…
Важно, взять на заметку: на монетном дворе-сиккахона при Алимхане изготовляли монеты — золотые, ручной выделки, серебряные таньга, медные монеты хулля и бронзовые — бириндж. Проследить по музеям и запасникам!
Подвергать сомнению исторические источники, особенно контролируемые Алимханом. В убранстве дворцовых помещений часто использовалась латунь вместо золота или еще более дешевая бутафория.
Эмирская казна охранялась не лучшими солдатами — сарбозами. Почему?
В 1920 году под натиском частей Красной Армии Алимхан бежал из Бухары в Афганистан. Все богатства через горные перевалы он переправить не мог. На месте, в Бухарском Арке, они найдены не были. Тогда где?!
Примечание: еще раз пролистать дневники отца. В государственном музее в Ташкенте новый директор? Почему? Кто?»
– Интересный текст, интересный, — прокомментировал рукопись переводчик, отдавая Ваське ксерокс. — Впрочем, тема не случайная. Помнится мне, что, когда мы с Петром Никодимычем учились, он мне рассказывал о своем отце — красном командире. Его отец, то есть твой прадед, в двадцатых воевал в Средней Азии, судя по этим бумагам, как раз в районе Бухары. Да-а, дела давно минувших дней, преданья старины…
– Но почему текст написан на арабском? — спросил Васька, запрятывая ксерокс в нагрудный карман.
Переводчик внимательно посмотрел на Ваську и пожал плечами:
– А это, наверное, тебе лучше знать… Впрочем, Петр Никодимыч был всегда у нас оригиналом. Помнится, как-то пошли мы в самоволку, стоим у пивной бочки, уже пену сдуваем, губу раскатали… Тут патруль из-за угла выворачивает. Я от неожиданности аж кружку уронил, «атас!» кричу — и деру! А Петька, Петр Никодимыч то есть, убежать не успел. Но не растерялся. Честь начальнику патруля, капитану, отдал и скороговоркой предлагает: «Разрешите догнать?» А тот по привычке и ляпнул: «Исполняйте!» Тут и твой дед задал стрекача от патруля — только нас и видели…
Васька посмеялся с бородачом над прикольчиками своего деда и полез в карман за деньгами.
– Ну-у, милостивый государь, — развел руками переводчик, — вы меня обижаете! Деньги оставьте себе на мороженое, а Петру Никодимычу, когда вернется, привет от Евгения Петровича передавайте!
– А откуда вы знаете, что дед уехал? — уже в дверях спросил Васька.
Бородач торопиться с ответом не стал. Он снял очки, подслеповато моргнул и улыбнулся:
– А зачем тогда вы, шер ами, принесли текст мне, а не спросили у дедушки, что там написано?
Васька понял, что Евгению Петровичу известно нечто большее, но говорить он этого не хочет. Ничего не оставалось, как попрощаться с членами веселой Ассоциации переводчиков и шлепать потихоньку домой.
У выхода со станции метро Ваську вдруг осенило. Он подошел к авиакассам, где совсем недавно отирался Кожаный. Текст рукописи и coдержимое дедовой видеокассеты касались Средней Азии и Бухары в частности.
Васька стал искать глазами рейс на Бухару. В верхней строчке расписания значилось: Бухара, ХИ692, время отправления — 01.30, время прибытия — 07.50, тип самолета — ТУ-154, аэропорт отправления — «Домодедово».
Он недоуменно смотрел на эту строку и никак не мог сообразить, почему буквы из записи в блокноте Кожаного совпадали с номером бухарского рейса, а цифры — нет. Вдруг он вспомнил, что когда Кожаный смотрел в расписание, то изучал не верхнюю часть, где были напечатаны сведения о самолете на Бухару, а нижнюю! Значит, скорее всего это был рейс в близкий с Бухарой регион. Васька провел пальцем по строчкам номеров рейсов и вскоре зацепился глазами за то, что искал. Он наморщил лоб, потом полез в карман и вытащил оттуда записнуху Кожаного. Номер, помеченный тем для памяти, совпадал с номером рейса аэробуса «А-310» назначением на Ташкент.