Тайна старинного рояля - Бонзон Поль-Жак (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Это рассуждение нас потрясло.
Вы любите собак? — спросила Мади.
Все слепые любят собак. — Вздохнув, он продолжал: — Моя потерялась неделю назад… наверное, попала под машину. Я отпускал ее во двор погулять; видимо, она выбежала на улицу… Вообще-то она была крайне осторожна, водила меня по всему Лиону. Бедный мой пес… А вашего как зовут?
Кафи.
Можно его погладить?
Он это обожает!
Слепой протянул руку. Кафи с удовольствием подставил старику спину и даже облизал ему пальцы — честь, которой мало кто удостаивался. Слепой был растроган; из-под черных очков выкатилась слеза.
— Хороший песик, — сказал он со вздохом. — Я так и знал, что ты не злой. — Еще раз глубоко вздохнув, слепой стал прощаться. — Ну вот, теперь я чувствую себя великолепно, можно идти дальше.
Еще раз благодарю вас, дети мои. Хорошей прогулки!
Старик пожал нам руки и быстро удалился, пытаясь идти твердым шагом, однако это не совсем ему удавалось.
— Бедняга! — вздохнула Мади. — Плохо, что нет никого, кто довел бы его до дому. Он был очень бледен. Не случилось бы с ним беды…
На первом же перекрестке слепой замешкался. Я хотел было догнать его, но было уже время обеда, а Мади не любила опаздывать домой. Мы прошли по мосту Сен-Венсан и вернулись в свой квартал.
СЛЕПОЙ С МОСТА СЕН-ВЕНСАН
Эта встреча меня взволновала, и вечером на Крыше Ткачей, откуда был виден весь город и где мы собирались почти каждый день, я обсудил сегодняшнее происшествие с друзьями. А что, если бедняга снова упал после того, как мы с ним расстались? Меня немного мучила совесть: надо было все же проводить старика.
Да ну тебя! — отмахнулся Корже, не склонный к сентиментальности. — Забудь об этом. Ничего с ним не случилось.
А он правда был слепой? — засомневался Бифштекс. — Ты же сам говоришь, что он сразу определил, что с вами Кафи, хотя тот не лаял и не рычал.
Да, — поддержал его Малыш Сапожник. — Может, он просто прикидывался? В прошлый четверг я видел одного такого «слепого» — он просил милостыню на площади Толован, а через два часа в троллейбусе преспокойно читал газету, даже без очков!
Но друзьям не удалось меня переубедить. Старик с моста Сен-Венсан был самым настоящим слепым. Нужно было быть слишком большим актером, чтобы разыграть такой спектакль. Напротив, я предполагал, что падение плохо подействовало на него, но он пытался не подавать виду — может быть, стыдился. Он ведь справился со слезами, когда гладил Кафи, напомнившего ему пропавшую собаку.
Весь следующий день я продолжал думать о старике, волновался, не случилось ли с ним чего. А в воскресенье даже собрался побродить по набережной Соны — вдруг удастся его встретить? Но не успел я выйти, как Кафи залаял, услышав шаги на лестнице. Вот так сюрприз! Это была Мади. По выходным мы редко виделись: эти дни она обычно проводила с родителями. Сейчас у нее был взволнованный вид, это меня насторожило.
— Тиду! — сказала она. — Знаешь, почему я пришла? Помнишь того слепого с моста Сен-Венсан?
Так вот… это, наверно, глупо, но я все время о нем думаю. А сегодня мне приснился визг тормозов грузовика. Я совершенно уверена, что со стариком случилось несчастье. Не хотел бы ты…
Я не дал ей договорить.
Мы думали об одном и том же. Когда я сказал об этом Мади, ей стало легче. Но как нам найти старика с седыми волосами?
— Наверное, его знают в округе, — предположила Мади. — Давай поспрашиваем.
Я натянул пальто и надел на Кафи ошейник. С четверга погода переменилась: сырость сменилась морозцем, ночью лужи покрылись льдом. Легкий ветерок с востока, довольно редкий в Лионе, пощипывал уши. Мы с Мади засунули руки в карманы, а Кафи, спасаясь от холода, распушил свою густую шубу.
Набережные Соны были пустынны: в первый холодный день лионцы не спешили выходить из дому. У редких прохожих мы ничего не смогли узнать, однако хозяин маленького кафе на углу площади Сен-Поль сразу вспомнил нашего знакомого.
— Слепой с седыми волосами?.. Он ходит с таким белым чемоданчиком? Да, я знаю, о ком вы. Мне приходилось его встречать на улице Сен-Бартелеми. Поищите в тех краях.
Мы знали улицу Сен-Бартелеми, которая круто взбиралась на холм Фурвьер. К сожалению, из-за проклятого холода здесь тоже почти никого не было. Трое прохожих, поднимавшихся к церкви, были не из этого квартала, нашего слепого они не знали.
В конце концов я обратился к человеку, который копался в моторе своей легковушки.
— А, старый слепой! «Слепой с чемоданчиком», — так его здесь зовут. Он живет почти напротив, вот в той развалюхе. Войдите во двор, там вам подскажут.
Он указал на старый, довольно обшарпанный пятиэтажный дом. Даже странно было, что здесь кто-то еще может жить. Ставни, раскачиваясь на ржавых петлях, опасно нависали над улицей, в одном из окон стекла заменял кусок фанеры, а перила балкона на третьем этаже были так изъедены ржавчиной, что я бы не отважился за них ухватиться. Однако наличники окон были сделаны из искусно обработанного камня— видно, раньше в доме жили богатые люди… Мои размышления прервала Мади:
— Тиду, этого не может быть! Тот слепой был такой ухоженный, опрятный… Разве он будет жить в таком доме?
Во двор вела длинная, как тоннель, подворотня, и Мади, поежившись, пропустила меня вперед. Сумрачный двор был завален мешками, тачками, велосипедными колесами, старыми ящиками… Какая-то женщина стирала под краном белье в детской ванночке. Заметив, что мы вторглись в ее владения, она сердито нахмурила брови.
— Что вы тут потеряли, сорванцы? Идите играйте со своей собакой где-нибудь в другом месте.
Однако, узнав, кого мы ищем, она смягчилась.
— А, слепой? На верхнем этаже направо… Но вряд ли он дома. Его уже дня два-три как не видно.
Мы с Мади обменялись встревоженными взглядами. Дня два-три? Значит, с четверга! Не пришлось бы взламывать дверь…
Схватив Мади за руку, я бросился в темный подъезд и потащил ее вверх по выщербленным ступенькам.
— Это невероятно, — повторяла Мади, — этот человек не может жить в таком доме!
Может, ему это безразлично, он ведь ничего не видит.
Но эта вонь, эта грязь, которая чавкает под ногами, эти железные перила, которые вот-вот обломятся под рукой!..
Вскоре мы добрались до верхнего этажа. Он был таким же разрушенным, но хотя бы чистым. Двери, выходящие на площадку, когда-то были роскошными, но с тех пор немало воды утекло. Я уже хотел постучать в правую дверь, но Мади меня остановила.
— Нет, Тиду, давай не будем заходить. Я, кажется догадалась, почему он тогда не позволил нам проводить его. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, что он живет в такой развалюхе. Наш визит его расстроит.
Но я все же постучал. Ответа не было. Я постучал снова, погромче.
— Ты же видишь, — сказала Мади, — его нет дома. Пошли отсюда!
Я чуть было не последовал ее совету, когда в квартире послышался какой-то шум.
— Кто там? — спросили из-за двери.
Я узнал голос слепого. Он показался мне испуганным.
Кто там? Это вы, мадам Лазерг? Я не узнаю ваши шаги.
Не бойтесь, — громко проговорила Мади. — Это мальчик и девочка, с которыми вы разговаривали в четверг на набережной. Помните — мы гуляли с большой собакой? Мы пришли вас проведать.
Я услышал из-за двери вздох облегчения, потом лязг открываемого засова и скрежет ключа в замке. Перед нами стоял слепой, он был в пальто, как будто собирался выходить на улицу. Однако головного убора на нем не было, и густые седые волосы над изборожденным морщинами лбом были похожи на светящийся нимб.
Надо же… Как вы меня нашли? Кто вам указал дорогу?
Люди на улице и женщина, которая стирает во дворе.
Он всплеснул руками.
Бедные дети, и вы не побоялись войти в эти развалины?
Мы беспокоились о вас. Нам было очень неловко, что мы не проводили вас тогда… Та женщина сказала, что вы не выходите с четверга. Вы больны?
