Шестеро смелых и фокус—покус - Устинова Анна Вячеславовна (серия книг txt) 📗
— Это по — твоему. — Марфу его слова не убедили.
•
— Но я даже никогда не дружил с его сыном! — Голос у Ахлябина дрогнул. — У нас с ним вообще нет ничего общего. Я к ним в гости — то ходил только из — за того, что наши матери дружат. — Он в отчаянии обхватил голову руками.
— Но Кирилл Петрович — то об этом не знает, вернее, даже не задумывается, — сказала Марфа. — Скорее всего, он воспринимает тебя как сверстника и друга сына. Логика у Кирилла Петровича такая: ты мальчик, тоже школьник, к сыну в гости приходишь, значит, друг. Следовательно, на его стороне и ему помогаешь.
— Может, я еще и Ваньке друг? — Ахлябин в полном смятении вскочил с банкетки и заметался по аппендиксу.
— Подозреваю, Кирилл Петрович и между вами не видит особой разницы. Ты, как и Ваня, относишься у него к категории «дети».
— Ребята, — вмешалась Лиза, — по — моему, вы что — то не то обсуждаете. Я лично считаю главным вопросом, кто доставил Труниным это письмо? Выяснив это, мы хоть узнаем, что на самом деле произошло с Максимом.
— Точно знаю одно, — сумрачно бросил Ахлябин, — я письма Труниным не приносил.
— Никто из нас в этом не сомневается, — заверила Лиза. — Значит, остаются Людмила Сергеевна, Ваня, тетка с газетами и одноклассник.
— Двоих я бы сразу исключила из списка, — сказала Крошка Ди. — Людмилу Сергеевну и Ваню.
— А я бы, например, не торопился, — с солидным видом возразил Илья. — Ваня, конечно, совсем маленький, однако соображает уже достаточно. Вот представьте себе: кто — то на улице протягивает ему конверт и просит опустить в ящик. Ваня ведь это легко сделает. Особенно если просит знакомый человек.
— Ваня последние дни гуляет только с мамой и только на заднем дворе, — уточнила Диана. — Людмила Сергеевна теперь ни на шаг его от себя не отпускает. В общем, Илья, нереально.
— Допустим, — не стал возражать тот. — Тогда перейдем к Людмиле Сергеевне. Она запросто могла сварганить такое письмо.
— Зачем? — удивились все: его версия показалась абсурдной.
— Она с ума сходит из — за пропажи сына. Муж упрямится, однако его доводы ее не убеждают. Вот она и решила обострить ситуацию. Письмо с требованием выкупа — это уже как бы факт похищения, а значит, Кирилл Петрович наконец начнет розыск.
— Очень умно, — рассердился Клим. — А розыск теперь если начнут, то с меня.
— Это, разумеется, плохо, — согласилась Марфа. — А вот насчет глупости не согласна. Если автор письма и впрямь Людмила Сергеевна, то с ее стороны это достаточно хитрый ход.
— Одного она не учла, — вздохнула Диана. — Муж у нее чересчур упрямый.
— И другого я в таком случае не понимаю, — тряхнула золотистыми кудрями Елизавета. — Где же тогда все — таки Максим?
— Скорее всего, конечно, автор письма не она, — сказал Илья. — Просто я это к тому, что если мы хотим добиться успеха в поисках, то не должны сбрасывать со счетов ни одну из версий. Основных подозреваемых у нас остается двое: тетка с газетами и одноклассник. Ты, Ахлябин, его фамилию установил?
— А то! Никита Зиберов.
— Знаешь его? — задал новый вопрос Илья.
— Ну да. По тому же самому проклятому дню рождения.
— Тогда план такой, — деловито бросил Илья. — На большой перемене я при поддержке Клима проведу допрос с пристрастием господина Зиберова.
— Почему только вы с Климом? — Марфа немедленно встала на защиту Лизиных, Дианиных и своих прав.
— Потому что, Соколова, у нас состоится мужской разговор в мужском туалете.
— Не перестарайся только со своим пристрастием, — нахмурилась Марфа.
— Я проконтролирую, — заверил Клим.
— Да — а, да — а… — недоверчиво протянула Марфа.
— Может, мы лучше все вместе поговорим? — предложила Диана. — Понимаете, тогда беседа будет вроде как при свидетелях. Чтобы у вас, мальчишки, потом неприятностей не было. А то вдруг у вас что — нибудь произойдет и этот Зиберов потом пожалуется.
— Запросто, — подхватила Лиза. — Двинет ему Илья по шее, он об стенку стукнется, заработает сотрясение мозга…
— За кого вы меня принимаете? — обиделся Бородин. — Со Смирновым своим перепутали? Так вот напоминаю: я не дурак и не садист. И вообще, речь идет не о физическом, а о моральном прессинге.
Утром, когда Марфа отправилась в школу, а взрослые ушли на работу, Данила вытащил распечатку ахлябинского послания, спрятанную от посторонних взоров в ящик стола, и принялся тщательно его изучать.
Не слишком ровно наклеенные строки гласили: «это ПОХИЩЕНИЕ! вернем сына за 250 00 евро. Связываться с милицией опасно для жизни сына. Сидеть тихо! Ждать команды, где прятать деньги, сообщение поступит дополнительно».
Вот и всё. Данила несколько раз перечитал текст. Похоже, его составляли в большой спешке. Вырезали первые попавшиеся слова, которые более или менее годились по смыслу. Некоторые фразы даже начинались с маленьких букв, то есть слова вырезались из середины предложений.
Грамматикой авторы письма озабочены явно не были. Зачем стараться, если и так все понятно. К тому же вряд ли Максима похищали люди с филологическим образованием.
Чем дольше Данила смотрел на листок, тем отчетливее ощущал: его что — то мучает. Эти слова ему были знакомы. Речь шла, естественно, не об их смысле, вполне обычном и распространенном. Но, например, слово «ПОХИЩЕНИЕ», набранное точно такими же заглавными буквами, он уже где — то видел.
Плюх! На колени мальчику тяжело вспрыгнул Черчилль.
— О, сэр, — приветствовал его Данила. — Вы вернулись? Ну и где, интересно, бродили целое утро? Марфа, между прочим, вас искала.
«Мяк», — с достоинством ответил кот: мол, имею право на личную жизнь.
— Охота — то хоть удачной была? — спросил Данила.
Кот отвел взгляд и принялся тщательно обнюхивать листок с текстом послания от похитителей. Видимо, утренняя экспедиция на улицу сложилась не слишком удачно. Перестав нюхать листок, Черчилль потерся об него щекой. Затем, издав вопросительное «мяу», заглянул в глаза мальчику.
— Ясно. Твое естество требует пищи, — усмехнулся тот. — Эх, везет же некоторым. Вот сейчас поешь и на боковую. А я ломай голову над этим, — потыкал Данила пальцем в распечатку письма. — Ладно, поехали на кухню.
Мотор у Данилиной коляски тихо зажужжал. Черчилль так и не слез с коленей мальчика, предпочитая доехать до миски с комфортом.
— Слезай, сибарит!
Кот спрыгнул с его коленей на табуретку. Данила залез в шкафчик и, найдя любимый корм кота, насыпал ему щедрую порцию, а в поилку налил свежей воды.
— Милорд, кушать подано!
К немалому его удивлению, кот, вместо того чтобы поспешить к трапезе, по — прежнему неподвижно, как изваяние, восседал на табуретке, пристально взирая на Данилу огромными оранжевыми глазами.
Данила задумался: то ли кот рассчитывал на что — то более вкусное, чем его обычный корм, то ли охота сложилась удачно и он пока сыт? Ну, была бы честь предложена. Проголодается — поест. Данила собрался уже развернуть коляску, чтобы уехать в комнату, но кот призывно мяукнул и затоптался на месте, выгнув спину дугой. Создавалось впечатление, что он не хочет отпускать Данилу из кухни. Больше того: старается привлечь к чему — то его внимание.
Мальчик внимательно оглядел кухню. Вроде все как обычно и в полном порядке. Плита и кран выключены. На столе чисто. Посуда вымыта. На плите ничего не стоит. Все, что портится, убрано в холодильник. Черчилль, конечно, кот не совсем обычный, но вряд ли, однако, его интересуют подобные мелочи.
Кот тем не менее продолжал топтаться на месте и явно уже сердился на непонятливость Данилы: хвост распушил, уши прижал к голове и топочет, топочет по табуретке. Вернее… Мальчик только сейчас заметил: на табуретке лежит номер их районной газеты «Вестник Серебряных Прудов».
«Шрифт! — пронеслось в голове Данилы. — Ну конечно! В послании использовали именно этот шрифт. Точнее, слова вырезаны именно из этой газеты!»
Статью он читал неделю назад. Называлась она «ПОХИЩЕНИЕ ВЕКА». В ней описывалось, как в Серебряном тупике кто — то похитил знак, запрещающий проезд. Тайной оставалось, как злоумышленникам удалось добраться до знака, висевшего на растянутой над улицей проволоке, и кому он вообще понадобился. Слово «ПОХИЩЕНИЕ» в послании, полученном родителями Максима Трунина, было вырезано из заголовка этой самой статьи.
