Сказка для злодеев - Гусев Валерий Борисович (книги онлайн полные .txt) 📗
Мне ничего пока не было видно, я занял место возле препятствий. Они были самые разные: зеленые кусты, полосатые жерди, канава с водой, обычные барьеры. Лошади скакали еще далеко. Скоро они сделают полукруг и помчатся мимо меня.
Я почувствовал холодок на спине. Руки сами собой сжались в кулаки. Конский топот нарастал. А вот и они! Несутся, вытянувшись в цепочку. А кто впереди? Еще не видно. Но я не сомневался, что впереди наш Алешка. Ведь Принцесса скачет налегке. Какой там у Алешки вес? Конечно, на настоящих соревнованиях ему был бы положен пояс с грузами, чтобы не было преимущества перед другими жокеями. Но здесь главное — не победа, здесь главное, чтобы покупатели выбрали себе лошадь по вкусу. Как галстук к костюму. Или краску для волос.
Прыгают! Кто-то упал. Чья-то лошадь несется без всадника. А впереди Алешка. Он скачет почти стоя в стременах. Фуражка подпрыгивает у него на голове, но пока еще держится.
Впереди последнее перед финишем препятствие. Бордюрчик из невысоких густых кустов (которые бабушка заставляла нас поливать почти каждый день), а за ним — широкая канава с водой. И тут Алешка ошибся. Он немного опоздал послать Принцессу на прыжок. Она сбилась с ноги, задержалась у барьера. Тут все ахнули, и почти все затаили дыхание.
Одна Принцесса не растерялась. Перед самыми кустиками она поднялась на дыбы и практически с места их «перешагнула». И плюхнулась в канаву. Во все стороны полетели брызги. Они сверкали на солнце. И это было красиво. Тем более что Принцесса одним скачком вылетела из воды и промчалась как стрела из лука, до самого финиша.
— Я ему сейчас уши надеру! — ворчала бабушка. — Заснул он, что ли, в седле?
— Под фуражкой потерялся, — сказал папа.
— Все равно первым пришел, — сказала мама.
— На Принцессе и ты бы первой прискакала, — сказала бабушка.
— Нет, — мама у нас очень честная. Она смотрит всегда вперед. — Нет. Я бы сразу же упала на старте.
— Да, — сказал папа, — ты этого достойна.
А праздник продолжался. Алешке дали приз — какую-то алюминиевую кастрюльку без крышки, похожую на кубок. И надели на него венок из лавровых листьев. Алешка под ним исчез. Остались от него только папина фуражка и бабушкины сапоги.
— Венок я у него отберу, — пообещала мама. — Этих лавровых листьев на сто лет мне хватит супы варить.
Все было очень празднично, но мне было очень тревожно. Все время где-то — то там, то тут — мелькало знакомое лицо обормота Пашки и алчные глаза Делягина. Он тоже поздравил Алешку и бабушку, похлопал Принцессу по гибкой и гордой шее и даже попросился на ней проехаться. Бабушка возразила:
— Она вас сбросит.
— Меня? — у Делягина от возмущения и обиды глаза вылезли… даже не на лоб, а скакнули на лысый затылок. — Меня сбросит? Да я для губернатора лошадей объезжал. Настасья, давай так. Если я на Принцессе удержусь, она моя. Плачу миллион. Чемодан в машине.
Бабушка рассердилась, но виду не показала.
— Я своих друзей на пари не ставлю. Хочешь проехаться и упасть — не возражаю. Принцессу не продам.
А Делягин никак не мог этого понять. У него в глазах была какая-то серость. Как это так, наверное, думал он, все можно продать и все можно купить. А эта ненормальная старуха отказывается от своего счастья — от огромных денег.
Странно. У меня вообще нет никаких денег. У меня вообще, кроме учебников и плеера, кроме Алешки, мамы, папы и бабушки, ну и еще десятков двух друзей, никого нет. А я счастливый человек. Без всяких миллионов.
Я каждое утро счастлив. Открываю глаза, а Лешка уже сидит на своей тахте и хвалится: «Дим, мне сегодня лошадь приснилась на лыжах». А на кухне уже мама готовит завтрак и говорит: «Щас я как их подниму, как заставлю умыться, как выгоню в школу, как пойду в магазин…» А папа ей отвечает за своей утренней чашкой кофе: «Да ладно, мать, пусть еще поспят, а мы с тобой побудем на кухне наедине и в тишине».
Разве это не счастье?
Мне иногда кажется, что богатые люди — они странные. У них все есть, а им все мало. Ну зачем нормальному человеку три или четыре громадных дома? Мне кажется, дом должен быть один, родной. И не большой, чтобы мы в этом доме были всегда рядом. И не искали друг друга по ста комнатам…
Принцесса Делягина не сбросила, не смогла. Хотя и очень старалась. Она для начала взбрыкнула, высоко подкинув круп, потом встала на дыбы и попятилась на задних ногах, делала скачки в разные стороны, но все бесполезно. Делягин был ловкий и опытный наездник. Даже когда Принцесса применила хитрый трюк, которым часто в таких случаях пользуются умные и хитрые лошади, он все равно остался в седле. Даже потеряв стремена.
А что сделала Принцесса? Она ударилась в бешеный галоп, а потом резко стала, низко наклонив голову. В таком случае не очень ловкий всадник съезжает по крутой лошадиной шее и шлепается со всего маху попой на землю.
Но Делягин не шлепнулся. Он ловко соскочил и картинно раскланялся перед бабушкой. Как артист цирка после удачного выступления.
— Настасья! — это он воскликнул. — Эта лошадь создана для меня! Мы с ней единое целое! Кентавр в одном лице!
— Кто такой пентавр? — шепнул мне Алешка.
— Кентавр. Из древних легенд. Человек-лошадь.
Алешка незаметно переместился, чтобы взглянуть на Делягина в профиль. Потом опять шепнул мне:
— Похож. У него лицо, как лошадиная морда. Правда, у лошади покрасивее.
Хорошо, что мама его не слышала («Алексей! Разве можно так говорить о взрослом человеке?» — «А я виноват?» — буркнул бы Алешка). А бабушка, кажется, услышала, потому что чуть заметно усмехнулась, взяла из рук Делягина повод и повела Принцессу расседлывать.
— Настасья! — резко окликнул ее Делягин. — Ты пожалеешь!
А Принцесса вдруг заржала, как будто сердито рассмеялась. И демонстративно застучала копытами.
Вскоре праздник стал угасать и перешел в деловую часть. А потом взрослые пошли пить шампанское. Нам с Алешкой шампанское не положено, мы еще пошлялись по территории и стали разглядывать лошадиные фургоны. Они были очень большие и очень красивые. А водители у них — очень важные. Будто возят не лошадей, а президентов. А нам очень хотелось посмотреть эти фургоны изнутри — как там все устроено для лошадиного комфорта. Но все водители отгоняли нас от машин. Вежливо, но культурно.
— Вы что тут шляетесь? А ну брысь отсюда!
А вот с фургоном Делягина нам здорово повезло. Как раз в это время к нему подошел обормот Пашка, глянул на нас как-то не очень приветливо и о чем-то стал шептаться с водителем. А потом водитель запер кабину, и они куда-то ушли быстрым шагом.
Кабину-то он запер — мы из-за этого не заплакали, а вот задняя дверь — ворота целые — осталась открытой. Заманчиво так, приветливо. Мы переглянулись, перемигнулись. Я подсадил Алешку, он протянул мне руку.
В фургоне было уже темновато, но пока все еще видно. Он был разделен на части перегородками — стойла такие. В одной такой комнатушке стояли швабры, метлы, веники, ведра, а в другой, поближе к кабине, — целая куча свежего сена. Мы, конечно, на нее повалились и стали мечтать.
— Если бы я был лошадью, — сказал Алешка, — я бы не таскал всякие телеги и не носил на своей спине всяких дураков. Я бы целый день стоял на пастбище.
— И что? — я спросил вяло, меня вдруг потянуло в сон. День был уж очень хлопотный, а ночь короткая. Да и сено так славно убаюкивало.
— Что-что? Щипал бы зеленую травку, смотрел бы на реку, птичек бы слушал. Как они щебечут в небе. А ты, Дим? Ты бы хотел щипать зеленую травку? Или тебе больше сено нравится?
— Сено, — проговорил я, лениво проваливаясь в неудержимый сон. — Оно мягче.
— А ты его жевал, да? — спросил Алешка.
— Не помню, — сказал я. — Я птичек жевал. Жареных. На берегу реки…
Что там еще говорил Алешка, я уже не услышал. А услышал, разбуженный, некоторые голоса и какой-то стук — будто у задней двери фургона спустили на землю трап.
— Дим! — чуть слышно шепнул Алешка, схватив меня за руку. — Молчи изо всех сил!
