На воре шапка горит - Преображенский Александр (читаем книги .TXT) 📗
На полуострове росла одна единственная ива. Очень старая, разваленная временем и очень удобная. Развалилась она так, что один из стволов дерева почти лег на землю, но жил, образуя естественную скамейку, а в развилке ивы — даже что — то вроде кресла со спинкой. Алена села на этот ствол. Митя рядом. Всю дорогу до реки они не разговаривали. Теперь пришло время.
— Я вчера ждал вас на реке, — начал Митя.
— У тебя же день рождения был. Кстати, поздравляю.
— Спасибо. Но я приходил на реку, хотел вас с моими друзьями познакомить и… Ну, в общем, на самом деле хотел тебя увидать.
Он сказал то, что думал.
— Можешь сейчас смотреть, — ответила Алена.
Эту фразу она бросила так, что, поймав ее смысл, Митя чуть не свалился с дерева. И смысл сказанного был не в словах, но в тоне. Спокойное безразличие уловил Митин слух. И Митя после этого будто подавился. Все слова, которые он хотел сказать, застряли у него поперек горла.
Пару минут Митя провел в тягостном молчании, все еще не в силах справиться с впечатлением от услышанного. Алена сама посмотрела на него.
— Что нахохлился? — спросила она.
Слова не проворачивались у Мити на языке, и сам он сделался будто весь пустой изнутри, как Ленин, что стоял в огороде Петровича.
— Что молчишь — то? — опять вполне невинно спросила она.
— Бе са мэ мучо, — сам не зная почему, выдавил Митя.
— Откуда знаешь? — неожиданно по — детски удивилась Алена.
— Чего? — удивился ее реакции и Митя.
— Ну, про беса мимучу.
— Да так, слышал, — Митя не улыбнулся, хотя и разобрал, что два испанских слова Алена считает за одно и произносит их слитно.
— Надо же, — Алена еще не перестала удивляться, — у нас так только один человек говорит.
— Какой? — Митя задал этот вопрос тоже просто так, чтобы что — то сказать, на — самом деле ему сейчас было глубоко наплевать, кто так еще говорит.
— Серега, только не Лысый, а Никитин брат.
— У Никиты есть брат? Ах да, ты говорила, — вспомнил Митя их последний разговор. — Еще, что он дубина.
— Дубина — то — дубина, но в семье главный. Отца — то нету.
— А где отец?
— Умер. Давно умер. Вроде от водки. А может, еще от чего, кто его знает. Когда очередной раз пришел из тюрьмы, так скоро и помер.
— Из тюрьмы — ы? Он что, сидел?
— Никитин отец? Да тыщу раз. У нас таких много. Сто первый километр.
При чем тут какой — то километр, Митя не понял, да и опять — таки не до этого ему сейчас было.
— А у тебя сидел кто — нибудь? — все же спросил он, развивая тему, немного опасаясь обидеть Алену, но хоть какой — то разговор завязывался.
— Не, — как ни в чем не бывало мотнула она головой, — у нас все работают. У нас, у Шмаковых еще так, еще дома три на улице, а у остальных кто — нибудь да найдется. Это не Москва. За разное попадают. Все больше по дурости и по пьяни. Вот в прошлом году Лаптев, тоже Димка…
— Что значит тоже? — возмутился Митя. — Я еще не сидел и не собираюсь.
— Он тоже не собирался, — усмехнулась Алена. —
Знаешь, как говорят, от тюрьмы и сумы не зарекайся. В машине чужой покатались и сели. Димка и Лешка. Ну, скоро уже выйдут.
— А Серега этот, Никитин брат то есть, сидел?
— Еще бы. Такой дурак обязательно сядет.
— А за что он сидел?
— Да кого — то избил в электричке, оказал сопротивление милиции, что — то такое, я уж не помню.
— А Васю не знаешь, кто бил?
— Какого Васю? Ах, того пацана, про которого говорили, что утонул. Нет, откуда? Мы туда не плавали, на пляже все были, когда фермер ваш прибежал.
— Его в больницу увезли, — сообщил Митя. Алена сначала сделала большие глаза, видно, не сразу сообразив, кого имеет в виду Митя, вроде бы здоровье Петровича не вызывало ни у кого опасений, но, догадавшись, о ком идет речь, несколько раз кивнула.
Потом добавила:
— Поправится. Лысого в прошлом году побили в Игнатьеве, он две недели в больнице лежал. Потом вышел как ни в чем не бывало. Только желтые фонари под глазами.
— Жаль, вас у меня на дне рождения не было, — вздохнул Митя. — Торт был классный. И вообще… Семена моего не видали.
— Кого?
— Семена, ну пес мой. Такса.
— Такса? — заинтересовалась Алена. — Эта такая на крысу похожа.
Митю хотя и покоробило сравнение, но он улыбнулся.
— У меня тоже собачка была, — ничего не заметив, продолжала Алена. — Жулька. Простая такая, жутко веселая. Прошлым летом под машину попала. Не любила их, бросалась всегда. А у Людки и сейчас есть, Лада.
— А порода какая?
— А никакая. Собака. Лохматая, умная. Да ты… Нет, ты ее не видел. Она всегда с Людкой, а прошлую неделю дома сидела — течка. Людка с ней как на улицу вышла, все кобели с улицы сбежались. Такая шобла, еле Ладу мы увели. И все лезут, здоровые, наглые. А Лада маленькая, еле отбили.
— Они бы с моим подошли по размеру, — поулыбался Митя.
— Не — е, — не согласилась Алена. — Такса еще меньше. Лада побольше будет. Она вот такая.
Алена пригнулась и показала, какая по высоте собака у Люды. Митя понял, что Семену действительно ничего "не светит". Лада явно была даже выше спаниеля, а уж такса просто проскочила бы у нее под брюхом.
— Все равно, — заупрямился он, — мой Семен и на таких западает.
— Собаки как люди, — к чему — то добавила Алена. Они опять замолчали, тема, казалось, исчерпала себя, и Митя снова не мог найти продолжение для беседы. Алена чему — то вдруг улыбнулась и продолжила сама:
— Все равно она ее не уберегла. Лада сама удрала. Никита с Лысым пришли в гости и во дворе с Людкой болтали, а Лада вертелась. Потом смотрят — нету. На следующее утро только пришла с веревкой на шее, кто — то ее уже и поймал. А она и от них удрала, да еще и мужа с собой привела — здоровый такой, черный, лохматый. Раза в три ее больше. Весь день у ворот лежал, всех других собак разогнал. Опять теперь щенята будут, как в прошлом году. Тогда двое…
В этот момент впервые Митя с Аленой поменялись местами. Она все говорила и говорила, а он только слушал, не вставляя ни слова. Сначала он узнал, какие были у Лады щенки и кому их отдали, одного даже продали за пять рублей — символически, чтобы жил. Потом выслушал похожую историю Муськиных котят. Потом о том, какие есть в Зараеве дураки. Потом про Аленину школу, где "дура физичка" и "классная тетка" по русскому языку и литературе. Потом он узнал, что сама Алена не собирается сидеть всю жизнь здесь, в Зараеве. Что она обязательно уедет в Москву, а здесь ей все осточертело, хотя красиво и здорово, а лучше всего зимой, но в Москве "все равно круче". И еще, что дачники почти все сволочи, почему — то он сам догадался, что его она не причисляет к этой категории.
Митя отдыхал душой и блаженствовал. Он чувствовал, что, заслужив откровенность, добился самого главного.
— Чего молчишь? Думаешь — дура, да? — неожиданно закончила излияния Алена.
— Ничего я не думаю, — совершенно честно ответил Митя. И, испугавшись, что этого мало, добавил: — Вообще ничего.
— Тогда будем купаться, — подвела неожиданную черту под разговором Алена и тут же стянула через голову майку.
— Тут же мелко, — невольно произнес Митя и сразу пожалел о сказанном.
Но Алена уже вылезла из шортиков и укладывала их рядом с майкой на поваленном стволе ивы. Митя тоже стал раздеваться. К реке они направились вместе.
Алена стартовала еще не дойдя до границы реки земли и забежала с разгона, стараясь делать большие шаги в воде, которая этому мешала плотностью и течением. Митя, наоборот, остановился и просто смотрел на Алену. Она что — то напомнила ему, что — то знакомое, что он уже видел. Только что, он никак не мог вспомнить. И вдруг вспомнил и удивился. "Девочка на шаре" — картина Пикассо, которая есть в Москве в музее изобразительных искусств имени Пушкина. Такая же хрупкая девочка там, так же руки держит для равновесия, так же изгибается. Нет, правда, похожи. Только Пикассо изобразил девочку акробатку лицом к смотрящему на картину, а Митя видел сейчас похожую девочку со спины.
