Охота на привидений - Кораблев Артем (полные книги txt) 📗
Отец Михаил не пошел сразу в свой храм — отправился вокруг него, зашел на кладбище. Здесь он провожал в последний путь сельчан из своей паствы. Все реже. Все чаще вместо крестов над могилами звезды появляются. За последний год двое стариков, остальные не исповедовались, не отпевались. Он перекрестился и произнес молитву за их нераскаявшиеся души.
Родных могил у него тут не было. Жена похоронена в Калинине. А ведь хотела лежать здесь. Болела — все отказывалась в больницу ехать, хотя врач и настаивал. Когда согласилась, уж поздно было. Стоило ли везти!..
Отец Михаил опять помолился за упокой благоверной и пошел прочь с деревенского кладбища. Задержался у склепа помещика, отстроившего Ворожеевский храм. Грешник был, говорят. Отмолиться хотел, икону пожертвовал чудесную. Дорогу себе к ней и после смерти оставил. Раньше люди верили, многие к светлому образу в беде и болезнях шли. Многим она помогала, Пресвятая Богородица. Протопоп перекрестился и быстрым шагом покинул печальный погост.
Обогнув храм, отец Михаил вошел в него. Гулкое шарканье ступней, такой звук шагов только в пустой церкви бывает, особенный. Потом он молился, стоя на коленях. Сначала перед образом Спасителя, потом перед чудесной иконой Божьей Матери. Долго стоял, не чувствуя больше усталости, о чем молил — для всех тайной останется.
Когда встал с колен, дверь скрипнула. Отец Михаил знал, кто вошел.
— Приехал, отец наш, слава тебе, Господи.
К благословению протоиерея спешили отец Николай и дьякон Антон Посохов. Конечно, они зашли сюда не просто так, оповещены уже о приезде его. В деревне ничего скрыть нельзя. Куда ни пойди, что ни сделай, всем людям известно становится.
Получив благословение, остановились в ожидании. Что он мог сказать им? Все заготовленные ранее слова вылетели из памяти.
— Готовьтесь, братья мои. Ничего поделать нельзя.
Отец Николай смолчал, только потупил взор. Дьяк не выдержал:
— Что ж это делается, отец Михаил? Ведь враг на нас идет. Церковь сделала обращение к людям. Мы все вместе должны быть. И в такой час последние ростки веры глушить? Что ж это делается?
— Значит, тому "надлежит быть", — ответил протопоп.
— А что с храмом станет? Протопоп только плечами пожал, зато
ответил отец Николай:
— Будто не знаешь, Антон. Чего пустое-то спрашиваешь? Все это изымут, — он обвел по кругу широким жестом правой руки, обернувшись на месте. — А в храме склад будет, или клуб, или чего похуже, конюшню здесь сделают, прости меня, Господи.
Отец Николай перекрестился и с тоской оглядел расписанные стены, иконостас.
— Пойдемте, дети мои, — печально произнес протоиерей, — тому "надлежит быть".
Отец Михаил повернулся и медленно побрел к выходу, но через несколько шагов силы снова покинули его. Он пошатнулся, сделал шаг в сторону и тяжело оперся на урну для пожертвований "на общую свечу". Другой рукой схватился за широкую грудь.
— Что с тобой, отец Михаил?! — испуганно крикнул Николай, и оба они с дьяконом поспешили на помощь.
— Ничего, — выпрямился протоиерей, — устал с дороги. Спал мало. Полежать нужно. Пройдет. А за себя не беспокойтесь, и за родных тоже. Архиепископ обещал позаботиться.
Он освободился мягким движением от подхвативших его рук и вышел на улицу, еще раз перекрестившись на пороге.
— Заприте храм.
— Так нечем, отец наш. От председателя приходил Терехин Иван, ключи забрал. Иконы и утварь завтра выносить собираются.
Эту весть берегли от протоиерея до последнего.
— Михал Василич, Николай Федорыч, здравствуйте. Здравствуй, Антон, — привлек их внимание звонкий девичий голос.
Обернувшись на него, отец Михаил увидел Анну Терехину, подходившую в сопровождении невысокого паренька со стороны Ворожеева. В пареньке сквозь застилавший глаза туман он скоро узнал Кольку Михеева.
Анна была секретарем местной комсомольской организации. Всегда улыбалась, улыбалась и сейчас. Бойкая девушка. Колька, тот шествовал за ней в некотором отдалении, шага на два позади, и пылил совсем не так уверенно, как его начальство.
— Здравствуйте, чем обязаны вашим посещением? — осведомился протоиерей.
— Как доехали?
— Спасибо, ничего.
— Что в городе видали? Что слышали? С чем к нам оттуда пожаловали?
— В городе, Аня, я недолго был, считай проездом.
— Все о церкви своей хлопочете.
— Хлопотал.
— И что?
— И ничего, Аня.
— Правильно, кому она нужна! Да еще в такое время. Все силы должны быть борьбе с врагом отданы. Так что видели в Калинине все-таки?
— Ничего утешительного. Бомбят его. Лицо Ани залила красная краска.
— Сволочи! На мирных людей с бомбами! Ничего, как пришли, так и обратно уйдут. В октябре война уж кончится.
Отец Михаил смолчал, и никто ничего не хотел прибавить к сказанному.
— Ну ладно, к делу, — серьезно сказала девушка. — Мы с Колькой церковь запирать пришли. Вы мне предоставьте опись вашего имущества. И чтобы ничего не пропало до завтра. А завтра все вынесем, из района машина придет. Добро церковное людям послужит.
— Ступайте, отец Михаил, — отец Николай взял его под локоть. — Ступайте, мы с дьяком управимся, устали вы.
— Ничего, — сказал протоиерей и, повернувшись, сделал шаг к церкви.
Что-то лопнуло у него в груди, словно солнце вспыхнуло и погасло. Нестерпимой болью пронзило все существо, и стало нечем дышать. Сразу стемнело вокруг, и со стоном он повалился навзничь в июльскую пыль.
Отца Михаила несли на руках отец Николай, дьякон Антон и комсомолец Колька Михеев. Анна у церкви осталась. Положив попа дома у него на широкую кровать, Колька сразу к Анне побежал, дьякон за доктором, а отец Николай у постели остался.
Отец Михаил сначала спокойно лежал, в себя не приходил. Николай ему грудь водой смочил и пару капель сквозь стиснутые зубы внутрь влил. Только он все равно не очнулся до прихода доктора.
Доктор слушал сердце у протоиерея, щупал пульс, потом укол ему сделал в руку. Отец Михаил ровнее задышал, но глаз не открывал и не двигался.
— Сердце у него, инфаркт, — сказал врач. — Сейчас пусть лежит. Трогать нельзя. Я вечером еще зайду и поутру, если доживет. Детям надо весточку послать.
И ушел, оставив у постели больного попа дьякона и отца Николая. Дьякон Антон тут же побежал телеграммы в Калинин и Москву детям протоиерея отбивать. Как ушел, отец Михаил бредить начал. Метался, хватал себя за грудь. Стонал, что-то бормотал иногда, не разберешь только что. Где он был? Что ему виделось?
Потом Колька Михеев вернулся, привел с собой тетку Антонину, прихожанку отца Михаила. Она богомольная была женщина, в церковь каждое воскресенье ходила, ни один праздник церковный не пропускала. Согласилась с больным протоиереем посидеть. А отца Николая Колька с собой увел, составлять опись церковного имущества.
Вечером перед приходом врача отец Михаил в себя пришел, хотел на кровати сесть, Антонина его удержала.
— Кто здесь? — спросил больной.
— Это я, Антонина Михеева, лежи батюшка, будь покоен.
— Антонина? А-а, помню. Слышь, Антонина, это еще не конец.
— Какой конец, батюшка, лежи — поправишься.
— Да не о том я. Граду сему не конец еще, вот я про что. Я это видел, Антонина. Только сначала камня на камне здесь не останется, и "мерзость запустения" тоже будет. Но и это еще не конец. Не допустит того Матерь Божия, защитница земли русской. Надо нам только образ ее спасти, и все возродится, вместе с храмом ее возродится. Слышь, Антонина?
— Слышу, слышу, батюшка, — плакала женщина, — ты уж лежи только, больной ведь.
Опять пришел врач, опять щупал пульс, опять сделал укол. Как и в первый раз, отец Михаил успокоился и, кажется, заснул. К ночи вернулся усталый отец Николай с дьяконом. Отпустили Антонину. Потом и Николай к семье ушел, а дьякон Антон остался. Сидел-сидел, видит, больной спит, и сам рядом прилег на диванчик да скоро заснул.
Отец Михаил очнулся в ночи. Привычно, по-домашнему, тикали ходики, рядом кто-то храпел. Больной приподнялся на локте, боли не было, только тяжелый булыжник лежал за грудиной непосильным грузом. Тошнило.