Избранное - Стрелкова Ирина Ивановна (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Он велел отправить некролог в редакцию. А речь не знал, куда девать. Потом сложил листки вчетверо и спрятал в карман.
И тут в дальнем уголке его памяти снова обнаружился «тот» телефон. Он был как тихий, неназойливый посетитель, что может целый день терпеливо ждать на стуле в приемной: чем терпеливей, чем молчаливей он ждет, тем праведней дело, по которому он пришел.
Но какой теперь прок от незабытого старого номера? По нему никуда не дозвонишься. И пожалуй, трудно сейчас отыскать старые телефонные списки, чтобы установить фамилию, адрес. И уж совсем незачем Харитонову встреча с той, что тогда - два памятных заводских ЧП! - не брала по звонку трубку телефона, зная, что ответить должен только Грачев.
Только Грачев. Только Харитонову доверивший «тот» телефон.
Впрочем, есть еще человек, который не может не знать. И проще простого Харитонову его найти.
Через полчаса к райкомовским дверям подкатила черная «Волга», за рулем сидел Серега Пирогов, теперь уже Сергей Петрович, бессменный шофер Грачева.
Харитонов объяснил Сереге, кого ему нужно сейчас видеть. Серега помолчал насупясь, а потом мягко, неслышно тронул «Волгу» с места.
Машина шла темными, опустевшими улицами, и Серега ни разу не повернул головы к Харитонову, ни разу ни о чем не спросил. Он остановил машину в тихом проулке и потушил фары.
- Вон в том доме. Крайний подъезд.
- Этаж?
- Четвертый.
- Квартиру знаешь?
Серега помотал головой.
- А окно?
- То, где шторы полосатые.
Шторы были задернуты плотно - ни щелочки. И Харитонов вдруг заторопился, чтобы успеть раньше, чем раздвинутся шторы, раньше, чем кто-то оттуда, сверху, увидит на привычном месте грачевскую «Волгу».
Он поднялся на четвертый этаж, уверенно определил, какая квартира ему нужна - дом был типовой, перепутать невозможно. Звонок нажал осторожно - зачем лишний шум? За дверью послышались шаги, Харитонов замер, соображая, как же отозваться, если спросят: «Кто там?», но дверь открылась без всяких предосторожностей, и он услышал: «Войдите».
Самое нелепое оказалось в том, что он давно знал женщину, которая открыла ему дверь. Отлично знал! Встречался с ней по разным деловым поводам, уважал как толкового специалиста, а однажды она с блеском разделала его выступление на сессии горсовета - ох как разделала, тонко, остроумно, беспощадно!
Но, черт возьми, как он ей объяснит теперь, зачем пришел? А что, если Серега все-таки напутал?
Женщина ни о чем не спрашивала, и это могло значить только, что Серега не напутал.
Она провела Харитонова в комнату, там все было, как в тысячах других комнат: диван, низкий столик, книги. Харитонов ревниво искал глазами - где-то должна стоять фотография Грачева, - но фотографии не обнаружил. Не оказалось на виду ничего, хоть чуточку наводящего на мысль, что, кроме хозяйки, здесь бывает еще кто-то, постоянный, со своими любимыми вещами, привычками. И в этом отсутствии каких-либо случайных или обдуманных вещественных напоминаний Харитонов с болью ощутил, почти увидел Грачева входящим в эту комнату, садящимся на диван. И тут он заметил рядом с диваном, на низком столике, телефон - «тот» телефон, по которому он звонил только дважды и только тогда, когда невозможно было обойтись без Грачева. И оба раза Грачев брал трубку не сразу. Хотя телефон был рядом с диваном. Или он спал, или просто слышать не хотел, как дребезжит это чудо двадцатого века, или надоела ему до чертиков телефонная пуповина, всю жизнь соединяющая его с заводом, неразрывная, неотвязная, дотянувшаяся за ним в эту комнату, к этому дивану.
Харитонов не знал, с чего начать, и женщина тоже не знала. Наверное, сегодня, еще утром, кто-нибудь сообщил ей с тем оживлением, с каким сообщают о смерти людей известных:
- Слыхали? Говорят, Грачев-то…
А потом еще кто-нибудь:
- Слыхали?
А потом еще:
- Грачев-то… Кто бы мог подумать. Не знаете ли случайно, что у него было: рак или инфаркт?
Грачев достаточно известный человек, чтобы о нем весь день жужжал в уши этой женщине весь город - на работе, на улице, в троллейбусе:
- Говорят, Грачев… Не знаете ли вы случайно, когда похороны?
…Если бы женщина хоть о чем-нибудь спросила. Но она молчала. Умели - и Грачев и она - прятать то, что у них было. Оба немолодые, оба известные в городе люди. Что их свело?
Все, о чем думал Харитонов, когда ехал сюда, было уже ни к чему. Харитонов вез сюда горсть медяков - несколько слов утешения, обычный вопрос: чем нужно помочь? - стандартное обещание всегда, как только понадобится, принять, выслушать, оказать содействие. И эту горсть звонкой стертой меди он сунул обратно в карман.
Что именно надо сделать, Харитонов понял только здесь, в этой ничего не выдавшей комнате, стоя напротив женщины с замкнутым лицом.
- Я прошу вас поехать сейчас со мной, - сказал Харитонов. - Там никого не будет. Вы проститесь. Если, конечно, считаете нужным.
- Да, - ответила она. Кажется, ей с трудом удавалось шевельнуть застывшими губами. Это было только второе слово, которое она сказала. Первое: «войдите». Второе: «да».
Они спустились вниз по лестнице, прошли к машине. Харитонов усадил женщину на заднее сиденье, сам сел рядом с Серегой. И снова Серега даже головы не повернул - ни к Харитонову, ни к ней.
Серега, Сергей Петрович возил Грачева лет двадцать с лишним. А Грачев любил ночью или на рассвете, после напряженной головоломной работы поехать в степь. Иван Акимович был родом из лесной деревни и лес тоже любил, но часто говорил Харитонову, что лес его успокаивает, усмиряет, а степь подбивает на бунт, на озорство, непокорство. Что касается непокорства, то этого у Грачева всегда хватало, так что вполне можно было поверить в его теории про лес и степь, тем более что Грачев умел поговорить насчет того, как на Руси испокон веков тихие люди бежали в лес, в скиты, а бунтари - на юг, в степи. Или как на американский характер повлияло то, что у них там тоже есть свои степи…
Харитонов полюбил поездки в степь - сначала по шоссе, потом проселком, потом без дороги, по жесткой степной траве. Трава чуть пружинит под колесами, машина идет ровно и вдруг припадет колесом в сусличью нору и снова выровняется, побежит гладко.
От этих воспоминаний Харитонову на минуту почудилось, что в машине еще живет горьковатый вкус степного ветра. А может, и не почудилось, потому что Серега имел привычку мести машину полынными вениками.
Обогнув заводской клуб, Серега остановил машину у служебного входа. Гроб с телом Грачева уже перевезли в клуб и установили в просторном, слабо освещенном вестибюле, на том самом месте, где зимой ставили елку и где Дед Мороз из городской филармонии отрабатывал по договору завкомовские деньги, в точности зная, что Харитонов, самый прижимистый из предзавкомов, следит откуда-нибудь, чтобы шуток и смеха было копейка в копейку.
Елочная суета лезла Харитонову в глаза, в уши, пока он шел через тихий пустой вестибюль туда, где стоял гроб. Скольких трудов, скольких синяков стоил когда-то Грачеву и ему этот клуб - каждая люстра, каждый беломраморный пролет лестницы и особенно мозаичный пол. А выговор за то, что прихватили на клуб кое-что из материалов, отпущенных на новый цех! Все снесли. И до сих пор нет во всем городе клуба, равного этому.
У гроба на свинченных в единый ряд мягких театральных креслах сидели несколько заводских стариков. Родных Грачева здесь не было, жену и сына уговорили провести эту ночь дома и приехать к гробу только утром. Все складывалось, как нужно Харитонову.
- Товарищи, пройдем минут на десять в кабинет директора, - сказал он старикам. - Надо кое-что решить.
Он и сам не знал, почему назвал им десять минут, когда только что, выходя из машины, сказал, что четверть часа вестибюль будет совершенно пуст - ровно четверть часа. Столько лет двое встречались тайком - так они и простятся. Харитонов сделал это не для женщины, пожалуй, о ней он больше не думал - он сделал это для Грачева.
