Как же быть? - Кулешов Александр Петрович (читаемые книги читать .txt) 📗
— Он знал, что его ждёт. И не испугался, когда судья сказал — «пять лет». Он улыбнулся мне и помахал рукой, На прощальном свидании он всё шутил: «Ничего, мама, лучше пять лет посидеть в тесной камере, чем всю жизнь в самом просторном гробу. Так что не огорчайся. Подыщи мне пока подходящую невесту!» Но он ещё совсем мальчик. Я видела, как у него дрожали губы…
Она поискала платок, не нашла, приложила к глазам полотенце, висевшее у плиты.
— Вы только представьте себе, господин журналист, он же совсем-совсем мальчик, — она говорила почти шёпотом, — почти как он. — И госпожа Рибар положила руку Лори на плечо. — Вот если б ему сейчас вместо игры, девчонок, танцев сидеть с утра до вечера за решёткой. Он бы просто представить такого не мог…
«Ещё как мог! — подумал Лори. — Уж я-то видел её сына в этой камере. Я-то на ракете помчался бы воевать, лишь бы не сидеть в этой жуткой тюрьме».
Он вспомнил бетонную келью, где сидел Рибар, его руки, его горький взгляд, его гневную речь… «Господи, что может быть страшней тюрьмы! Смерть! Вот как погиб Лоутон. Но смерть — это сразу, а тут пять лет… Да и пять лет пустяк, бывает двадцать, тридцать, вся жизнь, как у Феррари».
А ведь он, Лори, был сам на волосок от тюрьмы. Спасибо, господин Леви его выручил, а иначе сидеть бы и ему. Нет, с отчаянием подумал Лори, надо всё сделать, что хочет господин Леви. Чёрт с ними, со всеми этими вопросами — честно, не честно, справедливо, не справедливо, — только бы не упасть, только бы уцелеть, пробиться любой ценой! Пусть другие устраиваются как хотят, пусть они сильные, благородные… Ну их к чёрту!
А он вот такой! И пусть его оставят в покое.
— … Я бываю у него раз в месяц, — ровным голосом рассказывала госпожа Рибар, — он такой всегда весёлый, добрый, так шутит… не я прихожу подбодрить его в тюрьму, а он мне поднимает настроение. И когда я ухожу, то радуюсь. Думаю: наверное, там не так уж плохо, раз он такой весёлый, уж во всяком случае лучше, чем на войне. А прихожу домой — начинаю мучиться. Ведь это он всё нарочно, обманывает меня, а самому-то ему там несладко. Скажите, господин журналист, как вы думаете, они там не голодают, а?..
— Ну что вы, госпожа Рибар, что вы! Ваш сын молодой, здоровый парень, переживёт…
— Ох скорей бы… — вздохнула она. — Я не так уж молода. Мне надо дождаться его. Я каждый день считаю. Вот видите… — Старая женщина подошла к полке с фотографиями и взяла стоявшие у фото Рибара коробки с бусинками. — Пять лет — это тысяча восемьсот двадцать пять дней. Один год високосный, значит, тысяча восемьсот двадцать шесть. Столько бусинок я положила сюда в тот день, когда проводила его в тюрьму. — Она поднесла к глазам Шора полную коробку, — И каждый день перекладываю одну в эту коробку. — Она показала ту, что была почти пустой. — Но смотрите, как медленно она наполняется… — Госпожа Рибар грустно покачала головой. — Если б я могла за каждую на этих бусинок отдать стакан своей крови, я сделала бы это с наслаждением.
Шор встал.
— Спасибо, госпожа Рибар, большое вам спасибо. Вы сказали замечательные вещи. Обычно говорят наоборот, но мне хочется сказать — вы достойны вашего сына. Желаю вам счастья.
Женщина проводила их до дверей, пожала руки.
Они сели в старую машину Шора и потащились со скоростью черепахи на следующий репортаж. Это оказалось делом не сложным. Хозяин кабачка, где Попеску совершил убийство, был на редкость словоохотливым, к тому же дела его шли не очень хорошо и лишняя реклама по радио — неважно какая — могла пригодиться.
Кабачок помещался за городом, у шоссе, и процветание его зиждилось па том, что получасовая остановка рейсового междугородного автобуса находилась именно здесь. Но чиновники муниципалитета, которым хозяин аккуратно платил дань, сменились, с новыми почему-то не получилось или у них были свои кабатчики — словом, остановку перенесли в другое место, и кабачок захирел.
Хозяин усадил «господ журналистов» за «лучший» столик (зал был пустой) принёс пива и начал охотно отвечать на вопросы.
Прежде всего Шора заинтересовало, как так получилось, что в столь «сухопутном» городе, как Сто первый, вдруг встретились в кабачке боцман и матрос. Выяснилась весьма странная вещь. Оказывается, в Сто первом процветало бюро найма моряков. Эта светлая мысль пришла в голову Гелиору, Он рассудил, что в городе, где столько играют в азартные игры, должно быть много проигравшихся, отчаявшихся, ставших нищими, готовых на всё бедняг.
Именно из их среды можно было набрать «дикие» экипажи, то есть экипажи, состоящие не из членов профсоюза. К тому же профсоюзу вряд ли придёт в голову контролировать соблюдение морских законов в далёком от побережья городе.
Поэтому Гелиор через своих агентов вербовал всяких случайных людей, заключал с ними контракты, как и добрые времена парусного флота, а потом отправлял к океану.
В своё время Гелиор провёл хитрую операцию; он скупил за гроши пришедшие в негодность корабли, денежным кляпом заткнул рот инспекторам и начал эти корабли эксплуатировать. Некоторые из них тонули, он получал страховку, а те, что чудом продолжали держаться на поверхности, приносили солидный барыш.
Ныне Гелиор, заработавший миллионы, владел многими предприятиями, в том числе игорными домами, но, по старой памяти, сохранил вербовочный пункт и дюжину старых посудин, перевозивших в тропиках бананы.
На один из таких кораблей нанялся в своё время брат Попеску, оказавшийся без гроша. Нанялся и в первом же рейсе вместе с ещё десятью моряками утонул, Попеску не сразу догадался, что к чему. Но он ходил в кабачок, пил, слушал и наконец понял, в чём дело. Когда он собрал достаточно доказательств грязного бизнеса Гелиора, он отправился и нему, предварительно выпив для храбрости. Он хотел бросить ему в лицо свои доказательства и пару раз ударить по этому лицу. Попеску отнюдь не был преступником по природе.
Но Гелиор на всякий случай открыл стрельбу, и Попеску убежал. Охваченный яростью, отчаянием, он выпил ещё и, в конце концов, прибрёл в кабачок, где встретил того самого боцмана, который служил у Гелиора вербовщиком.
Возникла ссора, драка, закончившаяся убийством вмешавшегося в дело полицейского.
— Конечно, убивать полицейских нельзя, — рассуждал хозяин кабачка. — Вообще никого нельзя убивать. Но я его всё-таки понимаю, я его понимаю. Это тоже не дело… Доводят людей до нищеты, чуть не до самоубийства, а потом завербовывают на эти плавучие гробы. Вы можете сказать — никто их не заставляет! Чепуха! Станьте на их место. Что бы вы сделали? Денег нет, деваться некуда, а тут работа. Профсоюз им ведь работы всё равно не даст, Да многие и не были членами профсоюза. Так что выхода нет. И то, что Гелиор занимался этим делом и на горе этих ребят сколачивал свои миллионы, — свинство! Да-да, можете крутить ваш магнитофон, я повторяю — свинство! Тут вообще дело граничит с преступлением, и если б правительство начало расследование, думаю, кое-что вскрылось бы не очень чистенькое. Да, не очень чистенькое. Но, повторяю, это, разумеется, не причина убивать людей. Да и ходить морду бить Гелиору тоже не следовало. Надо уважать законы, даже если речь идёт о том, чтобы наказать подлецов. Так что Попеску свой приговор заработал, слов нет. А вот как он его заработал, кто в этом виноват, что его в петлю привело, наверное, это всё вы, журналисты, должны рассказать.
Хозяин оказался не только словоохотливым, но и довольно трезвомыслящим, а главное смелым человеком.
— Хотите, я прямо по вашему радио выступлю? Сделаю доброе дело. Да и клиентов, — он весело подмигнул, — авось прибавится, всё же сенсация.
Шор поблагодарил его. И они отправились с Лори обратно, готовить передачу, Передача состоялась через два дня и вызвала в городе много толков. По радио были переданы выступления госпожи Рибар, хозяина кабачка, друзей и товарищей Рибара и Попеску.
Шор рассказал о Гелиоре, о том, как тот нажил богатство, вскрыл всю подоплёку его махинаций с кораблями…
