Призрак в Венеции - Кин Кэролайн (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
— Точь-в-точь как мой отец. Он и еще Джеймс Бонд с ума сходят по обыкновенной яичнице-болтунье с беконом. Другую он ни за что не станет есть.
— А почему ты спросила? Такую ерунду? Тара смотрела на нее с крайним удивлением. Пришел черед Нэнси энергично пожать плечами.
— Спроси что-нибудь полегче… Когда я сталкиваюсь с какой-нибудь загадкой, то всегда ищу, даже не вполне осознанно, какие-то пустяковые приметы… Ключики, отмычки, путеводные нити… Никогда не знаешь, что найдешь и чем это может обернуться. — Она поднялась со стула. — Мне пора идти, Тара. Позвоню тебе завтра. А скорее всего, еще сегодня. Отдыхай и не выходи никуда.
— Мне пока и не хочется.
Тара проводила Нэнси вниз, в прихожую, и там горячо обняла и поцеловала. Нэнси попросила у хозяйки разрешения позвонить и вызвать гондолу или мотоскафо — моторную лодку-такси, но синьора Дандоло посоветовала пройти пешком до угла, иначе говоря, до Большого канала и нанять гондолу там — это будет быстрее и дешевле.
У Нэнси было не много вещей — спортивная сумка и легкий чемодан, поэтому она отказалась от услуг Тары, которые та ей предлагала, и отправилась одна к Большому каналу.
Не прошла она и нескольких шагов от дома, как почувствовала руку у себя на плече.
— Scusi. Простите, синьорина Дру! Могу я сказать вам несколько слов?..
ДВОРЕЦ ФАЛЬКОНЕ
Нэнси побледнела, но тут же зарделась от шеи до лба. Даже не оборачиваясь, она поняла, кто с ней заговорил. Это был голос Джанни Спинелли.
Как хорош — просто неотразим! — он был, когда шел рядом с ней по набережной. Да, это парень так парень — всем другим сто очков вперед даст! Тут уж ничего не скажешь! И лицо, и фигура — все высший класс.
Опять его улыбка, казалось, пронзила ей сердце. Она старалась не смотреть на удивительные ямочки у него на щеках.
— Что вам нужно? — Она сама не узнала свой голос. — Зачем вы идете со мной?
— Проводить и поговорить. Зачем еще? — С этими словами он сделал попытку взять из ее рук сумку и чемодан. — Пожалуйста, позвольте мне помочь вам, синьорина. Prego!
Было глупо отказаться или начать сопротивляться, да еще здесь, на улице. Она все-таки оставила у себя сумку, которая висела через плечо, но вручила ему чемодан, хотя и понимала: это дает ему лишний повод сопровождать ее чуть ли не до конца поездки.
— Вы что же, ждали меня все время, пока я находилась в пансионе? — спросила она с раздражением, которого не могла скрыть, что было неприятно ей самой. Какое право она имеет упрекать, быть недовольной его любезностью?!
— Как видите, — сказал он.
— Для чего?
— Сага! Дорогая! Неужели нужно спрашивать такие вещи? — С коротким сухим смешком он посмотрел ей прямо в глаза, посмотрел так, словно в ЭТУ минуту никого на свете, кроме них двоих, не существовало. — Я ожидал вас, потому что вы очень красивая девушка, таких я еще не знал, и я хочу быть с вами столько, сколько возможно, сколько смогу и пожелаю! E cosi… Итак, мой ответ удовлетворил вас, мисс Нэнси Дру?
Она попыталась сказать себе, что не надо обращать никакого внимания ни на его слова, ни на взгляды, которые говорили то же самое, если не больше. Но выполнить это было трудно.
— Скольким девушкам вы говорили то же самое?
Она произнесла это опять слишком резко, потому что разозлилась на себя за то, что невольно поддается обаянию его внешности, что задает вопросы, какие не следовало бы задавать.
— Многим, — ответил он на ее вопрос. И с усмешкой добавил: — Но сейчас впервые говорю вполне искренне.
По вашему поведению в доме у сестры можно было подумать, что вы безумно влюбились в Тару с первого взгляда.
Нэнси постаралась, чтобы ее слова звучали как можно более едко.
Джанни хмыкнул.
— Не беспокойся, дорогая. Тебе не следует изнывать от ревности.
Он с легкостью переходил в разговоре с «вы» на «ты» и обратно.
— Ревности?! — Нэнси задохнулась от возмущения. Кто вам дает право считать, что я стану ревновать вас ко всем, к кому вы сочтете нужным проявить внимание?
Но ведь вы сами начали разговор, дорогая Нэнси. В любом случае могу вас заверить: нет никакого основания так думать. Все, что я говорил и как поступал в отношении милой крошки Тары, не значит ровно ничего. Она сейчас, как бездомный щенок, благодарна любому, кто окажет ей внимание, пожалеет. Бедняжка, наверное, даже еще не начала осознавать себя женщиной и готова отдать свое сердце первому более или менее симпатичному субъекту, который проявит к ней интерес. Или сделает вид… Неужели вы можете подумать, что я, Джанни Спинелли, обращу серьезное внимание на подобную девицу?
Он говорил с таким самодовольством, так явно красуясь, что Нэнси почувствовала к нему нечто вроде благодарности: своей откровенностью он подействовал на нее как холодный отрезвляющий душ, все ее романтические фантазии окончательно улетучились. На их месте снова появилось чувство недоверия, которое она испытала недавно в доме его сестры.
Она вспомнила нежные взгляды, которые он бросал на Тару, как гладил ее плечо, руку, а теперь… С каким пренебрежением, даже презрением он говорит о ней теперь. И это несмотря на страшное несчастье, постигшее бедную девушку! Нет, с этим типом все ясно: расчетливый, лукавый повеса, прожигатель жизни, не способный любить по-настоящему, но в любую минуту готовый использовать новое знакомство в корыстных интересах, извлечь из него все, что можно, для удовлетворения своего тщеславия, своей самовлюбленности.
Он заговорил снова, и Нэнси понадобилось сделать над собой некоторое усилие, чтобы сохранить прежнее о нем мнение и не растаять от комплиментов.
Его слова были такими:
— Но с тобой… с тобой все по-другому, дорогая. Ты настоящая женщина, восхитительная и волнующая… («Откуда он набрался таких слов? — подумала Нэнси. — Небось смотрит все эти «мыльные» сериалы по телевизору?»)…Да, женщина, — продолжал он, — которая знает себе цену и не поддастся на дешевую лесть и целование ручек… («А что ты сам сейчас делаешь, красавчик?!»)
…И тот, кто завоюет твое сердце, сможет по-настоящему гордиться этим перед остальными мужчинами… («Конец первой части, — сказала про себя Нэнси. — Сейчас пойдет реклама…»)
Она чуть было громко не рассмеялась ему в лицо, но именно это лицо, с его правильными чертами, с горящими глазами, было так привлекательно, что хотелось не сводить с него взгляда — и верить, верить всем нелепым, напыщенным словам, которые он произносил!.. Понимать идиотизм этого, но все равно верить!..
Они уже дошли до Большого канала. Нэнси была рада, что тут же появилась гондола, которая пристала к набережной, повинуясь ее жесту.
К ее досаде Джанни взошел на борт вместе с ней.
— Куда вы собрались ехать? — спросила она не слишком вежливо.
— С вами, синьорина Дру, если позволите. — Он поклонился с галантной насмешливостью. (Опять она стала «синьориной Дру», а не просто «Нэнси» и не «дорогая».) Я только хочу убедиться, что вы благополучно прибыли туда, куда направляетесь. А по пути, надеюсь, позволите мне быть вашим гидом.
Нэнси не видела возможности высадить его из гондолы: не устраивать же сцену у всех на виду. Она пожала плечами и повернулась к гондольеру, чтобы сказать, куда ехать.
Они выехали на середину канала, где было достаточно оживленное движение. Нэнси откинулась на спинку пассажирского сиденья, ей захотелось отвлечься от всего и только смотреть, смотреть вокруг — на этот дивный город, вслушиваться в его звуки, вдыхать его запахи. Ведь город этот был Венеция.
Да, у него свой, особый аромат: сырой, проникающий повсюду запах воды из каналов и солоноватого воздуха с дальних болот, смешанный с запахами сточных вод. Эта смесь, однако, не была неприятной. И, как все туристы, Нэнси вскоре забыла и думать о всяких запахах, очарованная открывавшимися перед нею видами.
Гондола, похожая на черного лебедя, грациозно скользила по воде, подчиняясь веслу гондольера, одетого в полосатую вязаную куртку, матросские брюки и в соломенной шляпе с черной лентой вокруг тульи. По обоим берегам канала возникали и сменяли друг друга удивительные по своей красоте здания: соборы, дворцы, общественные учреждения, жилые дома.
