Томка и рассвет мертвецов - Грачев Роман (читать книги бесплатно txt) 📗
Мои брови взметнулись вверх.
– Да-да, несколько дней назад он приходил снова. Я плохо спала, совсем что-то было невмоготу. Ворочалась, принимала снотворное, но не могла уснуть. Хотела уже встать, выйти во двор прогуляться, но услышала…
Пауза. Она подбирала слова. Я и предположить не мог, что услышу в следующие несколько минут.
– Я увидела тень на полу.
Мы с матерью переглянулись.
– Тень?
– Да. На пол в прихожей падал свет от уличного фонаря. У нас тут ночью довольно светло, такая иллюминация, что порой приходится плотно закрывать окна шторами, чтобы выспаться. И вот… я видела, как по полу в этом пятне света промелькнул силуэт. И одновременно половицы заскрипели.
Снова пауза. Взгляд Нины Ивановны стал отрешенным.
– Что было дальше? – напомнил я о своем существовании.
Она покачала головой.
– Я не смогла… не смогла подать голос. Было такое ощущение, что он живой, настоящий, вот здесь, у меня дома… пришел навестить или что-то сказать. Вы знаете, бывает чувство, что в доме есть кто-то еще – не только из-за звуков и шорохов. Именно присутствие, ощущение, что ты не один.
Я мысленно все это представил…
… Он стоит там, в прихожей. В нескольких шагах от комнаты, где спит (пытается спать) несчастная одинокая женщина. Его тень мелькнула лишь на долю секунды, но Нина Ивановна ее заметила боковым зрением. Дыхание ее перехватывает. Она смотрит в потолок, ждет продолжения.
Человек (призрак?) не двигается. Стоит, словно палка, с руками по швам. Лишь мерно покачивается. Слышит ли она его дыхание? Нет. Кажется, нет. Но она не может ручаться. После этих таблеток, волнений, потрясений и бессонных ночей она ни в чем не может ручаться. Даже в том, что она сейчас не спит глубоким сном, наглотавшись транквилизаторов, и все это ей не снится.
Наконец, после нескольких томительных минут тишины и ожидания она вздрагивает от звука включившегося холодильника. Вполне обыденный домашний звук, свидетельствующий о том, что мир находится на своем прежнем месте. Нина Ивановна натягивает одеяло до подбородка, но не решается ни нырнуть под него с головой, ни закрыть глаза. Лежит и смотрит на мелькающие на потолке блики от автомобильных фар. Холодильник гудит.
Вскоре она приходит к выводу, что у нее разыгралась фантазия. Пашка был ей как родной. Видит Бог, она любила его, холила и лелеяла не меньше, чем своего собственного ребенка, и насмешница (да что там насмешница – сука законченная!) судьба отняла и этот последний островок счастья. Нет никакой в жизни справедливости! Зачем Господь посылает ей все эти испытания? Что он хочет узнать и понять? Насколько она сильна? Ну, она еще жива и в своем уме, значит, можно взвалить на ее плечи еще что-нибудь?
Она начинает плакать. Слезы стекают из уголков глаз по вискам двумя широкими ручьями. Одеяло закрывает половину лица, и она позволяет себе разразиться проклятиями в адрес Вселенной. Все равно ее никто не услышит.
Но вдруг она снова затихает. Скрип половиц в прихожей. Звон металла… ключей? Или монет в кармане? Или это галлюцинация, черт побери?!
– Паша? – робко зовет она.
Но ответом служит тишина…
– Когда я проснулась утром, – продолжила рассказ Нина Ивановна, прикрывая лицо рукой, – у меня все одеяло было мокрое. Я плакала даже во сне. Впервые в жизни я заливалась слезами, даже не осознавая этого.
Она подняла голову.
– Соня, я просто не знаю, что думать… Антон?
Я ничего не ответил. Я размышлял.
Мистическую сторону дела я не отметал ни в коем случае. Всякое бывает в этой жизни и во всех ее параллельных проявлениях. Не сбрасывал со счетов и психологическое состояние Захарьевой. Но самое интересное, разумеется, заключалось в материалистическом аспекте истории.
– Вы осмотрели квартиру утром?
– Да. Хотя в Пашкину комнату мне заходить совсем не хотелось.
– Вы что-то обнаружили? Следы на полу в прихожей, например, или…
– Нет, – резко оборвала она. Я почувствовал себя неловко. – Ни следов, ни запахов. Ничего. Только вот это.
Я проследил за ее взглядом.
«Ого!».
Нина Ивановна указывала на лист бумаги на краю стола. Тот самый, с цифрами, который я отметил с самого начала.
– Это я обнаружила тем утром. Но так к нему и не прикасалась. Я не знаю, возможно, я сошла с ума, но могу поклясться, что этих предметов на столе не было вечером.
– Вы позволите?
Она махнула рукой – дескать, делайте что хотите.
Лист был оторван от стандартного блока бумаги для заметок. Многие компании заказывают себе такие с фирменной атрибутикой, но этот лист был совершенно чистым, если не считать написанных на нем цифр. Как я и предположил в самом начале, цифры были написаны коричневым фломастером, который валялся тут же (без колпачка, зараза, терпеть этого не могу!). На столе за лампой стоял стаканчик с карандашами и ручками. Там же лежал и искомый блок бумаги для заметок, очень толстый. Судя по всему, пользовались им редко. Сейчас мало кто ведет записи, все телефонные номера или календарь событий мы тут же забрасываем в свои смартфоны. Еще я заметил крышку от пивной бутылки, скрепку для бумаг и старую сим-карту. Обычный мусор.
Я взял в руки бумажку с номером. Без сомнения, это был номер телефона, десятизначный. Написан неуверенной дрожащей рукой. Фломастер уже выдохся, и некоторые цифры были прописаны дважды. Номер оказался вполне читаемым.
9231583659
– Вы не знаете, что это? – обернулся я к хозяйке.
– Нет, я даже не подходила к столу.
– Это номер телефона. По крайней мере, никаких других ассоциаций эти цифры у меня не вызывают.
Я вслух назвал все десять цифр. Произнес комбинацию дважды, медленно. Нина Ивановна отрицательно покачала головой.
– Простите, я не помню номеров. Свой-то вспоминаю с трудом.
Я повертел в руках листок, изучил фломастер. Ничего необычного.
– Вы все же уверены, что перед той ночью ничего этого здесь на столе не видели?
– Уверена.
– Комната была заперта в ту ночь?
– Нет. Я стала запирать ее после той ночи. До тех пор дверь всегда оставалась открытой настежь. Полгода.
– Вы позволите?
Она снова ответила взмахом руки. Я прошел в прихожую. Из гостиной мне тут же улыбнулась Томка.
– Пап-чка, я устала.
– Потерпи. И не мешай мне.
Я осмотрел входную дверь. Железная, довольно прочная, но для опытного домушника преграды не представляет. Замков два: один, запираясь изнутри, не позволяет отпереть его снаружи, второй – обычный, для плоского ключа.
– Нина Ивановна, вы на какие замки ночью закрываете дверь?
– Только на нижний, ключом, – крикнула она. – Я боюсь запираться на верхний. Если со мной что-то случится, ко мне никто не сможет попасть без спасателей. Он очень старый, его еще муж ставил, не подумали тогда, что нужно сквозной брать.
«Как я и предполагал».
Я вернулся в комнату. Захарьева смотрела на меня не то чтобы с надеждой… скорее, с усталым любопытством. Но я не знал, что ей сказать. У меня для нее было три новости: плохая, очень плохая и ужасная. С какой начинать?
После недолгих размышлений я решил просто начать.
– Нина Ивановна, у меня есть три версии. И все они не очень утешительные. Во-первых, я не склонен отметать мистику. Наверно, близкие иногда возвращаются к нам – хотя бы в снах, и в этом нет ничего удивительного. Не хочу показаться грубым, но для вас это наиболее предпочтительный вариант, потому что души умерших едва ли могут нанести серьезный вред, тем более людям, которых они при жизни любили. По другой версии, все происходящее в вашей квартире после гибели племянника – всего лишь плод вашего воображения. Веселого мало, не спорю, но с этим можно как-то бороться. Я думаю, мы можем найти соответствующих специалистов, чтобы решить проблему. Но вот третья версия…
Нина Ивановна напряглась. Думаю, она догадалась, о чем пойдет речь.
