Наследники Тимура - Валевский Александр Александрович (читаем книги TXT) 📗
Боцман вскакивает со скамейки и нетерпеливо затаптывает окурок.
— Чолдон ты малокультурный! — выкрикивает он сердито. — Да знаешь ли ты, кто рисовал эту картину?
— А кто рисовал? — спрашивает Минька.
— Знаменитый художник Куинджиев. За его картины пять тысяч дают, а есть такие, что и сто тысяч стоят.
— Куинджиева, — такого художника не знаю, — возражает Минька. — В школе проходили Репина, Сурикова, Шишкина, Айвазовского и еще этого, как его, который трех богатырей нарисовал…
— Васнецова, — подсказывает Котька.
— Вот, Васнецова! А Куинджиева не знаю.
— Был Куинджиев! — кипятится Боцман. — Наизнаменитейший художник. Котька, объясни ты этому дураку…
Котька зябко поводит плечами и зевает. У него апатичный вид невыспавшегося человека.
— Был такой художник, — говорит он. — Только не Куинджиев, а просто — Куинджи. Ученик Айвазовского. Я читал… В Русском музее висит.
— Во! В Русском музее! — удовлетворенно подхватывает Боцман. — Эх, братва, раздобудем картину Куинджи, продадим за пять тысчонок, а может и поболе, и айда летом на юг путешествовать!
— Трудно будет продать! — замечает Котька.
— Это еще почему? — спрашивает Боцман.
— А потому что начнут допрашивать: где взяли, да откуда…
— Ох, дурьи у вас головы! — смеется Боцман. — Найдем человека, который все чистенько обтяпает. Мы только свои денежки получим… Ого! Внимание!
Он вдруг неожиданно толкает локтями приятелей и кивком головы указывает на молодого человека, который появился из-за угла и идет теперь по тротуару вдоль сквера.
— Жорж! Смотри, братва, до чего шикарно одет!
Боцман готов уже окликнуть его, но Котька предостерегающе дергает за рукав:
— Только смотри, про наше дело — молчок! Жорке ни слова! Обведет нас!
— Это правда! — соглашается Боцман. — Жорж — хитрая лиса!
Но молодой человек заметил их сам.
— Алло, мальчики! Дышите озоном? Вы не замерзли, крошки?
У Жоржа всегда такая шутливая манера говорить. Не поймешь — по-нарочному это или нет. Шелковистые темные усики растянулись в тесемку по тонкой верхней губе, а нижняя выпятилась ковшичком.
— С пионерским приветом мальчики! Как оценка знаний и поведения? Никого не беспокоит?
Он снимает мягкую кожаную перчатку и поочередно за руку здоровается с приятелями.
Они с любопытством его разглядывают.
Стального цвета изящное габардиновое пальто. Сверкающие глянцем ботинки на толстом каучуке. Зеленая замшевая шляпа с витым шнурком. Кто знает, чем занимается Жорж с тех пор, как закрыли бильярд в Европейской гостинице. Он пропадал там с утра до ночи. Первоклассный игрок! Денежки у него водятся всегда.
— Айда со мной, миляги! — зовет Жорж. — Легкий променад, как говорят французы. Я расскажу вам восточную байку о том, как бедный дервиш стал счастливым и богатым. Впрочем… — он хитровато подмигивает, — вам еще не нужны деньжонки — вы маленькие. Или уже нужны, а?
— Нужны! Еще как! Мы хотим путешествовать, — говорит Боцман, стараясь подстроиться под шутливо-развязный тон Жоржа.
— Что я слышу, крошки! — удивляется Жорж, — Вы мечтаете стать юными туристами? Станция отправления — Ленинград. Станция назначения?..
— Черное море! — вырывается у Котьки.
— Ах, черт возьми! — качает головой Жорж. — Прекрасная идея! Грандиозный замысел! Феноменально! Прошу!
Он раскрывает роскошную, в серебре и целлофане, коробку дорогих папирос.
— Курите, мальчики! Не стесняйтесь! Я помогу вам осуществить вашу мечту. Можете считать, что плацкарты у вас в кармане!
Жорж виртуозно гонит по воздуху целую цепочку колец голубого дыма, потом мечтательно вздыхает:
— Ах, дети, дети — цветы жизни!
Совет штаба
Это окно для непосвященного человека ничем не отличалось от обычных окон дома. Чистое, хорошо протертое стекло, горшочек флоксов на подоконнике, тюлевая занавеска. Если взглянуть из окна, можно увидеть большой прямоугольный двор, выход на улицу, шесть подъездов лестниц, арку второго двора. Но тот, кому захотелось бы присмотреться к окну, мог увидеть маленькую деталь: в форточку, с ее внешней стороны, был вбит гвоздь, на нем болтался крепкий шнурок, а на шнурке, раскачиваемые ветром, трепыхались разноцветные флажки, такие, какие бывают на новогодних елках. Их количество и цвет постоянно менялись. То вдруг появятся два флажка: синий и зеленый, то сразу четыре — разных раскрасок. Бывало так, что окно украшалось целой цепочкой одних красных флажков. Тогда в этот день на дворе три раза раздавался чистый и мелодичный звук корнета сигнал: «На сбор!» Не успевала угаснуть последняя протяжная нота, как открывались двери нескольких квартир и мальчики разного возраста и роста торопливо устремлялись вниз по лестнице.
Флажки, вызывающие столь магическое действие, всегда появлялись по утрам и главным образом в воскресенье или в дни праздников.
Иногда на подоконнике этого волшебного окна оказывалась зажженной настольная лампа. Она стояла не более десяти минут, потом исчезала.
По странному совпадению, в тот момент, когда Вася «серый», держа под полой пальто этюдник Ани Барановой, появился у подъезда, в окне пятого этажа зажглась на подоконнике лампа.
Вася взглянул вверх, удовлетворенно кивнул головой и быстрыми скачками поднялся по лестнице на пятый этаж. Ему не пришлось ни звонить, ни стучать — дверь сразу открылась, словно хозяин квартиры владел каким-то зрительным прибором, способным через стены обнаружить присутствие Васи на площадке.
В дверях стоял Гриша Буданцев, неторопливо протирая очки.
— Принес? — спросил он Васю.
— А как же! Она девочка послушная.
Буданцев взял у Васи этюдник и легонько подбросил его в руках.
— Отлично! Завтра на совете штаба решим все вопросы. Я думаю, что к трем часам ребята успеют приготовить уроки?
— Конечно!
— Ну, тогда — спокойной ночи!
— Спокойной ночи, Гриша!
Они пожали друг другу руки, и дверь за Буданцевым закрылась.
Ровно в три часа маленькая комнатка в квартире 67, где жил Гриша Буданцев, была заполнена мальчиками. Они расположились на кушетке и стульях, переговаривались, шутили, но сдержанно, шепотком, втихомолку. Гриша Буданцев заметил это.
— Ох, ребята, я вам забыл сказать. Не стесняйтесь! Отец и мать вчера ночью уехали в Москву. Я тут один хозяйничаю.
Все заговорили сразу, но Толя Силаев запустил на полную мощность радиоприемник; веселые звуки позывных футбольного состязания огласили квартиру и привлекли внимание ребят. Однако следить за ходом матча долго не пришлось. Буданцев захлопал в ладоши и потребовал у собравшихся внимания.
— Ребята! — начал он. — Совет штаба отряда должен решить несколько неотложных дел. Первое: вопрос об Ане Барановой. Вчера мы получили от нее небезызвестный вам этюдник.
— А где он? Покажи! Как выглядит? — раздались голоса.
— Мы отослали его обратно, ребята. Этюдник был тщательно исследован Толей Силаевым, руководителем звена техники Сашей Кудрявцевым и мною. Наш техник, — продолжал, Буданцев, — живо установил, что этюдник имеет двойное дно, с широтой пространства между стенками…
Буданцев пощелкал пальцами, вспоминая.
Все повернулись к окну, где сидел худенький мальчик с большим высоким лбом и курчавыми волосами. Глаза его были черны, как угольки.
— В двадцать два миллиметра, — подсказал курчавый мальчик.
Собравшиеся удивленно зашумели.
— Спокойно! — сказал Буданцев. — В потайном отделении не было ничего. Ровным счетом ничего! Пусто! Думаю, что трое друзей — Котька, Минька и Боцман — знают о том, что этюдник этот не простой. Больше того, им, наверно, известно, что в потайном отделении хранилась какая-нибудь ценная вещь. Верно я говорю?
