Скифы в остроконечных шапках - Фингарет Самуэлла Иосифовна (читать книги без .txt) 📗
Арзака охватила тревога. Мысли закружились с такой быстротой, что он испугался, как бы они не вырвались со словами. Нет, второй раз он не нарушит клятву. Прижав руки к груди и очень волнуясь, он сказал:
— Твое имя в степь принесли торговцы. Они клялись, что мудростью ты превосходишь всех врачевателей, что слава твоя на вечные времена. Я отправился в Ольвию на поводу их клятв. Дай мне зелье, и я привезу тебе золотые кольца, и траву-«безымянку» для лечения ран, и целый мешок «скифской» травы — с ней можно прожить без пищи десять и даже двенадцать дней. Я сделаю все, что ты скажешь. Дай мне зелье.
Во время этой сбивчивой речи Ликамб не отводил от Арзака горящего взгляда. Потом складки на лбу разгладились, взгляд прояснился, и Ликамб спокойно сказал:
— Не откажись, чужеземец, прогуляться со мной к источнику. Мне необходимо проверить уровень воды, и наш разговор мы продолжим в подземном коридоре.
— Слышал! — воскликнул Филл, не успела упасть на место завеса, за которой скрылись Ликамб и Арзак.
— Говорили в голос, конечно, слышал, — ответил Ксанф.
— Ах, Ксанф, неужели ты не заметил, что Ликамб, как и я, заподозрил тайну. Побегу послушаю, о чем они говорят.
— Подслушивать стыдно!
Но Филл исчез за колоннами, прежде чем Ксанф успел его задержать. Только мелькнул полотняный хитон.
— Купцы не солгали, мальчик, — сказал Ликамб, входя с Арзаком в галерею, наклонно сползавшую в толщу холма. — Мне открыты целебные свойства трав, я знаю действие соков, которыми плачут деревья. Снотворный настой, о котором ты говоришь, способен свалить даже быка. Это сильное средство, и прежде, чем дать тебе хотя бы каплю, я должен знать, что она не послужит во вред. Здесь мы одни, и ты скажешь мне правду.
Арзак не был уверен в том, что они одни. Ему слышался шорох, он косился по сторонам, стараясь понять, откуда доносятся звуки, но взгляд упирался в глухие каменные стены.
— Ты молчишь, чужеземец?
— Я боюсь утомить тебя длинным рассказом.
— Не беспокойся, я привык выслушивать истории целой жизни. Больные рассказывают их каждый день.
— Мне было четыре года, Одатис была меньше ягненка, когда мать привязала Одатис ко мне на спину и сказала: «Спрячься в овраге». Я так и сделал. Одатис плакала, потом затихла. Потом мы с ней очутились у Старика. Старик сказал, что был бой из-за пастбищ и что все люди нашего кочевья убиты, мать тоже.
— Старик приходится тебе дедом?
— Нет, он сам по себе. Его зовут «Стариком» из-за боязни накликать беду, по-настоящему его имя — Гнур.
— Суеверия есть и у греков. Например, считается дурной приметой сидеть нога на ногу, скорее это должно назвать дурной манерой. Но скажи, почему твои соплеменники боятся Гнура?
— Из-за его мастерства, они думают, что в кузнечной работе Старику помогают духи земли и луна.
— Это Гнур сделал те замечательные браслеты?
— Да, только они не замечательные, они принесли беду.
Арзак настороженно посмотрел на Ликамба и замолчал. Ему снова послышался шорох, теперь совсем близко.
— Как случилась беда, мой мальчик?
— Из царского стойбища приехали пять дружинников за нетупеющим акинаком. С ними приехала царская жена. Она сказала: «Старик, сделай мне три золотых браслета на манер эллинских, каких не было ни у одной из жен». Старик сказал: «Сделаю». Потом царская жена услышала, как поет Одатис, и спросила: «Это твоя внучка?» Старик промолчал. Тогда она спросила Одатис: «Ты любишь петь?» — «Очень-очень-очень», — ответила Одатис. «Поедем со мной в царское стойбище». — «Нет», — сказал Старик. Но царская жена кивнула дружинникам. Один из них схватил Одатис и ускакал, четверо других выхватили кинжалы. «Нет», — повторял Старик. Он сделался белым, словно вся кровь ушла под землю. — «Ни одного акинака больше не будет». — «Зря беспокоишься, — сказала царская жена и повела глазами, — твоей внучке будет хорошо. Пусть повеселит меня песнями, а в следующую луну я приеду за браслетами и привезу тебе девчонку живой и невредимой». Так она сказала, и все ускакали. Пес Лохмат убежал еще раньше за конем, который помчал Одатис.
— Прошу тебя, продолжай, — сказал Ликамб.
— Прежде чем луна миновала, умер Савлий, а когда умирает царь, за ним в могилу уходит жена и служанка жены. Они должны быть с царем там, где живут после смерти.
— Какой страшный обычай.
— Он пришел к нам от предков, из стародавних времен. Но Одатис никогда не была служанкой, и вот теперь она едет в белой кибитке, ее убьют вместе с царской женой.
В облицованный камнем проход сверху свалился Филл.
— Это моя невеста. Девочка с волосами цвета пшеницы, ей грозит смерть! — закричал он, бросаясь к Арзаку.
— Я не верю своим глазам! — воскликнул Ликамб. — Мой племянник посмел подслушивать?
— Арзак, объясни скорее дяде, что речь идет о моей невесте, вспомни гадателя на агоре — он так все и сказал!
— Убирайся прочь, мальчишка, наш с тобой разговор впереди.
— Я не уйду, я знал, что здесь укрывается тайна.
Но Ликамб сдвинул брови, и Филл ушел. Он уходил, чуть не плача, оглядываясь через каждые три шага.
— Прости, Арзак. Мне в голову не пришло, что нас подслушивали.
Ликамб обнял Арзака за плечи и повел вниз по ступеням.
— Ничего, что подслушивали, — сказал Арзак, всматриваясь в подземный проход, едва освещенный горевшим светильником. — Филл должен все знать. Если Одатис спасется, ей нельзя оставаться в степи. Скифы ее видели в кибитке царской жены, и для них она ушла за царем в вечную жизнь.
— Конечно, мы возьмем Одатис к себе. Но как ты рассчитываешь спасти сестренку? Чем может помочь настой? Надеюсь, ты не думаешь заставить уснуть сразу всех скифов?
— Нет, только Одатис. Если Одатис выпьет сонное зелье и станет как мертвая, ее выкинут из кибитки.
— Все понял, мой мальчик, ты рассчитал правильно, и да помогут тебе Аполлон и Асклепий.
Ликамб взял в руки мерцавший светильник, провел язычком пламени вдоль стены и, отыскав железную скобу, отодвинул один из камней. Открылась темная ниша, уходившая в глубину.
— Снотворный настой изготовлен из трав, растущих в местностях, обильных влагой. Поэтому я храню его близ воды.
Ликамб просветил внутрь, достал небольшой, в пол ладони сосудик из красной глины с высоким горлом и протянул Арзаку.
— Возьми, мой мальчик, — сказал Ликамб. — В этом амфориске заключен чудодейственный дар бога сна — Морфея, и если выпить содержимое, не разбавляя водой, бездыханный сон мгновенно скует тело. Сон будет длится три дня и три ночи и пройдет сам собой. Нет, плата мне не нужна, оставь при себе свое золото, — добавил он быстро, поняв, что Арзак хочет снова сдернуть с руки браслеты. — Лучше скажи, кто научил тебя так превосходно говорить на языке эллинов?
— Филл и Ксанф спрашивали меня об этом.
— Что ты ответил им?
— Я рассказал про Анархасиса, брата Савлия. Он отправился в Грецию и узнал всех наших богов. Савлий убил его за это.
— А что ты ответишь мне, мой мальчик?
— Тоже самое, господин. Анархисис был не единственным скифом, умевшим говорить и понимать ваши слова.
— Но кто-то должен был обучить тебя этому. Может быть твоя мать или кормилица родились здесь, в Ольвии? Может быть рядом с тобой находился постоянно раб с берегов Понта?
Голос Ликамба звучал все настойчивее. Светильник мигал и вздрагивал в его руке, напрягшейся от волнения. И что-то сильнее воли, сильнее торопливых бессвязных мыслей заставило Арзака опустить глаза.
— Раб научил, потом умер, — сказал он чуть слышно.
Ликамб вздохнул, унял в пальцах дрожь.
— Ну хорошо, мой мальчик, ступай, поспеши на помощь Одатис. Да облегчит ее участь снотворный настой.
Он повернулся и стал спускаться в глубь галереи, туда, где бойко журчал источник. Арзак с драгоценным маленьким сосудом — амфориском побежал в дом проститься с Филлом и Ксанфом.
— Молодой господин и Ксанф уехали, — такими словами встретил Арзака старый слуга. — Велели кланяться.
