Рыжее знамя упрямства (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги txt) 📗
— Все по плану… Поворот оверштаг…
3
Мы опять пошли по коридорам — крадучись, чтобы не попасть на глаза Егерю. Поднялись на третий этаж.
— Лишь бы не был заперт зал, — шепнул Пашка. — Помолимся судьбе…
Я суеверно сцепила на левой руке указательный и средний пальцы.
Судьба оказалась милостива, большой актовый зал, самый главный во Дворце, был не заперт (а зачем его запирать?) Свет, конечно, не горел, по высоченым окнам пролетали лучи от пробегавших по площади Повстанцев машин. Пашка взял за руку меня, я — Томчика. В ладони Томчика пульсировала жилка.
— Не бойся, — шепнула я.
— Я ни капельки не боюсь, — выдохнул Томчик. — Только… немножко боюсь опоздать.
— Не опоздаем, — пообещал Пашка.
Он повел нас к сцене. Мы, запинаясь, поднялись на нее по боковой лесенке. И когда оказались позади занавеса, Пашка зажег свечу.
В желтом дрожащем свете пространство сцены показалось громадным.
— Вон туда… — шепнул Пашка и потянул нас за кулисы. Они колыхнулись, будто… ну прямо, как космические пространства. Но пахли совсем не космически, а обычной пылью. Томчик чихнул. Мою руку он не отпускал.
За кулисами обнаружилась кирпичная стена с глубокими нишами. Одна ниша была наполовину заставлена фанерными ящиками, и как раз в нее Пашка и ввел нас — словно в тамбур. Здесь в боковой стенке мы увидели узкую дверь. Пашка ее потянул, открыл.
— Теперь шагайте осторожнее, тут круто…
Мы попали в темную кирпичную шахту, по ней уходила далеко вниз винтовая железная лесенка.
И мы пошли по ней.
И шли, шли… А по кирпичам двигались большущие ломаные тени.
— Как в кино, — вдруг шепнул Томчик. — Про золотой ключик.
И я тоже вспомнила эти кадры: как папа Карло и Буратино с друзьями спускаются в подземелье, когда открыли волшебную дверцу. Холодок по спине… А Томчик, видимо, не боялся темноты и приключений: большому, умному и сильному Пашке Капитанову он доверял всей душой. Хотя мою руку все же не отпускал.
Я тоже доверяла Пашке, но все-таки… куда мы идем-то? Я знала, что за Пашкиным спокойствием прячется склонность к авантюрам. И еще опасалась: вдруг уронит свечку да запалит весь дворец? Тогда, конечно, все споры будут решены самым простым путем, но не хотелось бы…
Пахло сырой известкой и железом. Пашка шел впереди. Иногда он шепотом чертыхался: горячий стеарин капал ему на руку.
Мне казалось, что мы спускаемся к центру Земли. Уж первый этаж-то мы явно миновали давным-давно…
Сейчас скажу: кончай свою загадочную дурь, объясни все как надо!.. Я не успела — лестница кончилась.
Привела нас лестница в сырую холодную комнатку — этакая внутренность куба из кирпича. Здесь стояли несколько железных бочек, а к одной стене были наклонно прислонены полусгнившие горбыли. Пашка пригнувшись нырнул под них и поманил нас. Под этой косой, пахнущей плесенью крышей мы разглядели ржавую, с крупными заклепками, дверь. Ну, прямо средневековье! И скрип у двери был “средневековый”, как в кино про рыцарские замки — это когда Пашка потянул на себя могучее висячее кольцо. Дверь нехотя отошла наполовину.
Пашка снова поманил нас.
И мы попали в настоящий подземный ход.
Высота была метра два, ширина около полутора.. Сводчатый потолок и стены — вперемешку из кусов гранита и кирпичей. Под ногами — ровные каменные плиты. Шаги и шепот отзывались глухим эхом. Коридор оказался извилистым — не разглядишь, куда ведет.
Пашка наконец снизошел до объяснений:
— Мы этот путь нашли в прошлом году с Валеркой Завьяловым. Хороший такой парнишка, тоже в кружке занимался. Жалко, что потом уехал в Хабаровск… Мы вот так же однажды бродили по дворцу украдкой, тайны разыскивали, и вот… Этот ход, наверно, еще Арамеев строил для своих тайных дел…
— Неужели про него никто не знает? — удивилась я.
— Может, кто-то знает, да помалкивает. А может, и никто… Кому он нужен-то сейчас…
— Нам, — сказала я. — Долго он еще будет тянуться? И куда мы придем?
Пашка сообщил, что недолго. А придем в парк.
— Надеюсь, там выход не замурован? И не заперт?
— Заперт, конечно, — “успокоил” Пашка. И хмыкнул. — Зачем подземные ходы держать открытыми? Мы с Валеркой и заперли, на могучий старинный замок, чтобы никто с той стороны совался. Пусть думают, что это вход в кладовку для дворников, если увидят…
Я напомнила:
— Имей в виду, ребенку пора домой.
Томчик не обижался на “ребенка”, знал, что это шутя. Сейчас он уже не держал мою руку, шел впереди меня, следом за Пашкой. Оглянулся:
— Женя, я вспомнил! Папа сегодня на дежурстве, можно не торопиться.
— Это хорошо… Однако моя мама не на дежурстве, — проворчала я.
Ход раздвоился.
— Нам направо, — сказал Пашка.
— А что налево? — шепотом спросил его спину Томчик.
— Там тупик… Там мы с Валеркой однажды нашли револьвер.
Томчик споткнулся.
— К… какой револьвер?
— Обыкновенный. Наган… Наверно, с давних времен лежал.
Томчик опять сбил шаг. Мне показалось, что он стал чего-то бояться. Я бодро сказала:
— Ох и сочинитель вы, Павел Капитанов.
— Ничуть не сочинитель. Он лежал среди кирпичей, в выемке. Завернутый в тряпицу. Раньше тряпица была, наверно, промасленная, но к нашим дням вся ссохлась. А наган ничего, не ржавый. В каждом гнезде барабана патрон. И еще несколько патронов отдельно, россыпью…
— Врешь, — сказала я. Надо было что-то сказать, потому что я чуяла: Томчику явно не по себе. Пашка-то этого не видел, шел не оглядываясь.
— Ничуть не вру… Наверно, в те годы, когда здесь была ЧК, кому-то из заключенных готовили побег и специально для него положили туда оружие. Сообщники…
Томчик повертел головой, словно от воротника у него чесалась шея.
— Паша, а он теперь где, этот… наган?..
— Далеко…Мы с Валеркой вынули патроны, пощелкали курком, а потом все это дело утопили. Тут же в парке, в пруду. Он глубокий.
— Врешь, — опять сказала я. Потому что где это видано, чтобы два шестиклассника нашли боевой револьвер с патронами и добровольно выкинули его! Фантастика…
Пашка досадливо шевельнул спиной.
— А чего с ним было делать? Не игрушка же. В каждом патроне, может, чья-то человеческая смерть сидит… Сперва хотели, конечно, пойти в овраг, пострелять по банкам, да поняли: услышат люди, сбегутся… Валерка сперва говорил: давай сдадим в милицию, нам премию выдадут. А потом мы сообразили: тогда ведь придется про подземный ход рассказать и его сразу же закроют. А он нам еще может пригодиться…
Мы с полминуты шли молча, и вдруг Томчик спросил полушепотом:
— Паша, у тебя есть с собой спички?
4
Да, Томчик в самом деле боялся, Пашка тоже это понял.
— Конечно, есть. Боишься, что свечка погаснет? Снова зажжем.
— Я… нет. Наоборот… — В голосе Томчика дрожали слезинки. — Можно погасить ее на минуточку? Мне… очень надо…
Пашка тут же дунул на свечу. Запахло дымом погасшего фитиля. И в этой полной, пропитанной свечным запахом тьме, Томчик негромко выговорил:
— Я… признаться хочу. Это надо… В темноте признаваться легче. — Было слышно, что дышит он, как на горячую картошку.
Я быстро взяла его за плечи.
— Томчик, что с тобой?
— Понимаете… я не смогу выстрелить из револьвера… который принесет Петруша… в того идола…
Я наклонилась так, что шерстяной гребешок его шапки защекотал мне нос.
— Ты все еще думаешь, что он какое-то божество?
Томчик дернул плечами.
— Да нет же! Вовсе я так не думаю. Просто я от-ча-ян-но боюсь выстрелов… — Кажется, он всхлипнул. — И ничего не могу с собой поделать. Совершенно…
Сколько мы молчали? Секунд, наверно, десять. Пашка — он молодец все-таки! — сказал самым обычным голосом:
— Ну так что за беда? Это у многих бывает. Я когда был, как ты, боялся даже из пистонного пистолетика… Потом прошло.
— Но это же потом! — Томчик всхлипнул совсем явно. — А мне стрелять-то скоро…
