Тень Каравеллы (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги без сокращений txt) 📗
В конце концов, по шесту в спортзале он лазил, не падал…
И по правде говоря, как было бы здорово, если бы сейчас на виду у всех он спас от пожара дом…
Чувствуя замирание в душе. Максим снял пилотку и положил в неё болтик. Потом расстегнул и скинул жилет. Протянул все это высокому гражданину в очках:
— Подержите, пожалуйста.
Гражданин с почтением взял Максимкино имущество. Зрители эапереговаривались:
— Ишь, смелый малец…
— А чего! Он как перышко, враз доберется.
— Перышко! Мать-то видела бы…
— Да поймаем, коли оборвется…
— Ты, мальчик, главное, не бойся, забудь, что всоко…
— Граждане, зачем вы разрешаете? А если что случится?
— А если пожар?
— Мальчик, не надо!
"Не надо"! Теперь никуда не денешься, нужно держаться до конца. Максим, не оборачиваясь, подошел к трубе и здесь сбросил сандалии и носки. Глянул вверх, вдоль трубы. И все, наверно, смотрели, как он — ловкий, гибкий и быстрый — готовится рисковать. Сзади тяжело затопали — подошел толстый дядя.
— Давай-ка, акробат, я подсажу повыше. Все легче будет.
И не успел Максим вздохнуть, как оказался в двух метрах над землей. Почти на уровне второго этажа.
Он вцепился в трубу. Сжал ее коленями, ступнями, ладонями. Прижался грудью и даже щекой. Будто приклеился. Посмотрел вниз. Все с ожиданием глядели на него. Максим вздохнул и полез…
Труба, хотя и блестящая была, но не очень скользкая. И не очень шершавая — не царапалась.Она словно прилипала к ногам и ладоням. Угол дома был в тени, труба не нагрелась от солнца и приятно холодила. Максим после каждого рывка прижимался к ней щекой. Это прогоняло боязнь.
В общем, лезть было не очень трудно, и Максим понял, что до третьего этажа доберется.
А вот как дальше?
Он подтянулся последний раз, встал на перемычку, соединявшую трубу со стенкой. Железо было тонкое и резало ступни. Максим сжал зубы, зашипел от боли и поскорее перебрался на длинный карниз, который отделял второй этаж от третьего.
Окно с форточкой было третьим от угла. Цепляясь за косяки, за выступы деревянных узоров и переплеты рам, он стал пробираться вдоль стены. Снова стало жутковато, и, чтобы не дрожать. Максим уговаривал себя: все это не страшно, до земли всего два этажа, а если точнее — то полтора, потому что первый, каменный, — не настоящий этаж, а почти полуподвал. И если что случится, толстый дядька обещал поймать…
До окна он добрался. Подергал створки. Они, конечно, не открывались. Теперь начиналось самое сложное. Внизу переговаривались, давали Максиму советы и даже требовали, чтобы он спускался обратно. Но он не обращал внимания. Он знал, что выход один — лезть в форточку.
Он дотянулся до верхнего карниза, встал пальцами на узенькую кромку подоконника. Нижний край форточки оказался на уровне груди. Максим сунул в форточку голову и руки, лег грудью на переплет, заца— рапал коленками по скользкому стеклу. И, сам не зная как, начал проталкиваться все дальше, дальше. Наконец перевесился и радостно свалился вниз головой в комнату.
Нет, не зря он сюда забрался! В комнате уже плавал едкий дымок. На шерстяном одеяле, накрывавшем стол, вокруг чугунной подставки утюга, расползалось коричневое пятно, похожее на большого краба. Максим дернул шнур, схватил за ручку утюг, ударил им по подставке. Она со звоном покатилась и легла у двери. Максим поставил на нее безопасный теперь утюг. Потом, кашляя от запаха горелой шерсти, подошел к окну, дернул запоры. Распахнул створки. Снизу, одинаково приоткрыв рты, смотрели на него разные люди.
— Все! — сказал Максим. — Выключил. Еще немного, и загорелось бы. Одеяло уже дымилось.
Он был сдержан, а душа у него ликовала. Две девчонки переглянулись, снова задрали головы и вдруг зааплодировали. Как на концерте. И тогда другие люди, взрослые, тоже захлопали. Все. И толстый дядя, и женщины (они аккуратно поставили на тротуар сумки), и высокий гражданин в очках (он повесил Максимкии жилет на локоть). И даже трое больших мальчишек — они подошли, когда Максим забирался в окно. И еще разные прохожие.
Максим даже отодвинулся на полшага от подоконника. И наверно, слегка покраснел. Второй раз за сегодняшний день его награждали аплодисментами. Снова он был победитель. Может быть, напрасно он совсем недавно считал себя трусом?
Максим сделал спокойное лицо и перегнулся через подоконник. Надо было узнать, как выбраться из квартиры. Он не успел даже спросить. Голосистая Марина одна из всех не хлопала и, едва Максим наклонился, закричала:
— Ты иди, мальчик, иди в коридор, там дверка с замочком. Ты иди отопри, а я поднимусь!
И, не сгибаясь, торопливо засеменила во двор-словно ходячая синяя палка с клетчатым шаром-набалдашником.
Максим через кухню вышел в коридор. Здесь горела желтая лампочка и почему-то пахло ржавчиной и керосином. На стене висела жестяная ванна, велосипед без переднего колеса и старые пальто. На высокой двери с деревянными завитушками поблескивал новый накладной замок. Он был сложный — с рычажками и кнопками. Как на секретном сейфе! Максим понажимал, подергал, но без всякого результата. За дверью послышались поспешные мелкие шаги.
— Как открывать-то? — нетерпеливо спросил Максим. — Я в школу опаздываю.
— Кнопочку, кнопочку снизу нажми, а рычажок отведи, оттяни его… Кнопочек на замке было две. Максим нажал их по очереди и вместе, подергал рычажки. Попытался повернуть граненую ручку. Замок сопротивлялся с железным упорством. Максим стукнул по нему кулаком, отбил сустав на мизинце, сунул палец в рот и шепеляво произнес:
— Ну и шиштема! Я не жнаю, што делать!
— Заело! — запричитала Марина. — Его, как сильно хлопнешь, завсегда заедает!
Максим вынул изо рта палец и сердито потребовал:
— Ну слесаря тогда зовите. Мне же в школу надо скорее.
— Где его в субботу найдешь, слесаря-то? Вот уж если Витя придет…
Жди, когда ее Витя явится!
Успех всегда прибавляет сил. Максим чувствовал в себе сердитую смелость. Решительно шлепая босыми ступнями, он опять прошагал к окну. В конце концов, это даже лучше — вернуться на землю тем же рискованным путем.
— Замок у нее заело, — с ехидной ноткой громко объяснил Максим зрителям. — А мне в школу пора.
Он ловко перебросил ноги через подоконник и опять встал на узенький карниз.
— Мальчик! — сказал гражданин в очках. — Не надо! Сейчас нет особой необходимости, а…
Но договаривать он не стал. Какой смысл? Максим уже двигался к трубе. Он пробирался вдоль стены цепко и ловко. Рубашка выбилась из-под резинки на штанах и, наверно, красиво трепетала на ветерке. Максим не боялся. Путь по карнизу был знаком, а по трубе он спустится в два счета — это ведь не вверх карабкаться. Один раз у него дрогнула и сорвалась рука. Девчонки громко ойкнули. Но это лишь прибавило Максиму храбрости. Он вцепился в трубу и, поглядывая вниз, начал спускаться. Толстый дядя подошел и растопырил руки.
— Спасибо, я сам, — сказал Максим. Скользнул до конца трубы и с облегчением ступил на ее изгиб — в полуметре от земли.
В эту секунду нижнее колено трубы вырвалось из скоб и грянулось о землю. Вместе с Максимом.
Он грохнулся на бок, плечом и локтем, и отлетел к фундаменту, с размаху стукнувшись левой коленкой о шершавые кирпичи.
Секунду он лежал оглушенный. Потом подумал: "Вот глупо-то! У самой земли. Смеяться будут". Быстро сел. Посмотрел на локоть: сильно ли порвана рубашка? Странно: не порвана и даже почти не испачкана. Это хорошо!
Он толкнулся о землю ладошками, чтобы вскочить и засмеяться вместе со всеми. В колене словно взорвалась маленькая бомба — на сто колючих осколков! Максим тихонько ойкнул и посмотрел на колено. Там было что-то красное и блестящее. Максим зажмурился, и его слегка затошнило.
Максима обступили и пытались поднять.
— Осторожно, осторожно!.. Очень больно, мальчик? (Еще бы! Боль нарастает резкими толчками. Такая, что слезы уже не сдержать.)
