Портфель капитана Румба (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги без сокращений txt) 📗
Впрочем, король не был столь уж беспечен, как могло показаться. Он заботился о просвещении. Организовал для ребятишек школу, где сам давал уроки (и Тонга Меа-Маа тоже). Правда, учебный год здесь длился столько, сколько в европейских школах каникулы. А здешние каникулы — наоборот. («Живут же люди», — сказал Гвоздик, узнав про такое.)
Не чурался его величество и контактов с другими государствами. Изредка в бухту Тагао приходили иностранные парусники и пароходы. Торговцы скупали жемчуг, кокосы и разные тропические редкости. Платили тканями, железными инструментами и всякими предметами европейского обихода. Какой-то португалец продал королю свой граммофон с единственной пластинкой «Песенка о прекрасной Марианне». Португальских слов никто не понимал, а мелодию все очень полюбили, и Катикали объявил ее государственным гимном.
Надо сказать еще об одном, очень разумном указе короля. Зная о горьком опыте других островов, его величество запретил иностранцам привозить на Нукануку крепкие напитки. Объявления об этом были сделаны на пальмовых досках и прибиты к столбам на берегу бухты Тагао. Они сообщали на английском, французском, испанском и русском языках, а также на языке Нукануки (новым алфавитом), что с нарушителями королевского указа поступят «в соответствии с древними обычаями этой страны».
— А что за обычаи? — спросил однажды короля шкипер Джордж. Его величество потупился и вздохнул:
— Пленников кушали. Непросвещенные были времена.
Увы, именно так поступили полсотни лет назад жители
Нукануки с экипажем французского брига «Экспедиция». Бриг сел на рифы левее входа в Тагао, французы выбрались на сушу и почему-то повели себя с островитянами, как завоеватели. Что было делать… Впрочем, съели не всех. Большинство удрало в открытое море на шлюпках, и судьба этих людей неизвестна. Нуканукцы разобрали бриг по досочкам, завладели имуществом, а бронзовые пушки установили на стенах коралловой крепости. В назидание другим приплывающим на остров. Эти четырнадцать орудий (а также мудрая политика здешних королей) служили причиной того, что нуканукцы до сих пор сохраняли независимость, в отличие от других островов архипелага. Конечно, сейчас любой крейсер мог бы разнести из своих орудий строптивое королевство в пыль, не обращая внимания на старинные пушчонки форта. Но, как подсчитали в Европе, это военное предприятие обошлось бы дороже, чем вся Нуканука с ее кокосами и мелким жемчужным промыслом. Подумаешь, клочок суши, двенадцать миль в окружности!.. А для всяких недобрых морских бродяг и авантюристов небольшая, но умелая армия Катикали Четвертого имела нарезные ружья «бергман» — благодаря услугам шкипера Джорджа.
— …Нет, сейчас никого не кушают, — разъяснил его величество капитану «Милого Дюка». — Но, прочитавши объявления, никто и не привозит на берег ни одной бутылки. И тебе, Жора, не советую. Если уж твоим ребятам станет невтерпеж, пусть керосинят на шхуне.
— Нам не до того, государь. Чиниться надо.
Жители деревни встретили моряков радостно и хотели устроить праздник с танцами у костра. Но потом отказались: всех беспокоило здоровье мальчика — он бредил и никак не приходил в себя. За лечение взялась Тонга Меа-Маа.
Через день старая Тонга сказала дядюшке Юферсу:
— Не бойся, Ю, у меня еще никто не помирал.
И правда, Гвоздик пришел в себя и начал стремительно выздоравливать. Он уже не съеживался, когда громадная и грозная на вид колдунья нависала над ним, чтобы натереть еще одной целебной мазью и размять косточки. Он звал ее «тетя Тонга» и улыбался ей. Но все-таки слегка побаивался. А тетушка Тонга добродушно урчала, бормотала и наконец объявила, что «завтра этот маленький лягушонок будет бегать и прыгать, потому что злой дух Гугли-мумга испугался мудрого колдовства и улетел насовсем».
Так и получилось. Утром Гвоздик поднялся веселый и будто с тугими пружинками в теле. Целый день он скакал и радовался. Но когда встречался с тетушкой Тонгой, почему-то робел. Сидели в нем то ли остатки страха, то ли какое-то смущение…
С местными мальчишками Гвоздик быстро подружился. Они были хорошие ребята: веселые, ничуть не драчливые и любопытные. Особенно славным оказался Туги — мальчик чуть постарше Гвоздика. Правда, он слегка важничал, потому что недавно его назначили барабанщиком королевской гвардии. Но важничал только перед местными ребятишками, а не перед гостем.
Скоро Гвоздик выучил сотню-другую слов на здешнем языке и смог рассказывать новым друзьям о своем путешествии. И о том, сколько на Земле всяких городов и стран. И как много там разных людей и всяких чудес.
Ребята очень удивились, когда узнали, что Земля круглая, как тыква ипу-харе. В своей школе они этого еще не проходили. На тыкве, твердой и будто лакированной, как школьный глобус, Гвоздик рыбьей костью нацарапал, как умел, все части света. Потом ткнул туда, где, по его мнению, был остров Нуканука. И туда, где Гульстаун. Прикинул в уме, посчитал и сообщил, что если такое расстояние топать пешком — ни спать, ни есть, а только шагать без устали, — придется идти полгода. То есть примерно шесть лун.
— Оваи-ваи! — удивлялись ребята. Но верили. И только тощая девчонка по имени Цыца-ига (что означает «заноза») сказала, что все это пфуги.
Но гораздо больше мальчишки удивлялись и радовались не тыкве-глобусу, а другому шару. Гвоздик с помощью боцмана Бензеля сшил его из обрезков мягкой кожи и набил паклей-конопаткой. Юным жителям Нукануки Гвоздик рассказал, что с недавнего времени в Европе стала очень модной игра, которая называется «football». В переводе на здешний язык это означает «гоняй-пинай». Гонять кожаный шар можно лишь ногами, а руками лапать — табу. Только тот, кто стоит в воротах между двумя пальмами, имеет право ловить мячик в ладони.
Ух какие футбольные бои разгорались на большой поляне позади плетеного королевского дворца! Его величество сам иногда смотрел на матч и порой кричал, подскакивая:
— Дунга-куау, тяпа! — Это означало: «Куда ты лупишь, мазила!»
Девчонки тоже просились в игру, но Гвоздик объяснил, что «football» только для джентльменов, а леди могут лишь подбадривать игроков криками и махать на краю поля платочками. Цыца-ига опять надулась и даже сказала: «Фаи-туха, ка-кангла». То есть «ладно, вы меня еще вспомните, обормоты несчастные».
Во время плавания Гвоздик загорел так, что отличался от местных ребятишек только светлой кудлатой головой. Ходил он, как и все здешние мальчишки, в юбочке из мягкого мочального лыка с дерева орона, это было очень удобно. Скоро Гвоздик почувствовал себя прирожденным островитянином и радостно сказал об этом приятелю Туги. Но тот возразил. Надо, мол, чтобы стать настоящим нуканукским мальчишкой, пройти испытание.
— Какое испытание? — Гвоздик замер от сладкого страха.
— Ночное. В полнолуние надо побывать на караи-мораи. Это такое место, где стоят изваяния наших предков. А души их ночью приходят на караи-мораи, чтобы потанцевать и подкрепиться оставленными для них угощениями… Если не испугаешься, значит, настоящий мумги-нуканука.
— Одному идти? — поежился Гвоздик.
— Что ты! Один ты и дорогу не найдешь! Вместе пойдем. И еще ребят позовем…
Гвоздик облегченно заулыбался. Знал бы он…
Днем экипаж «Милого Дюка» чинил потрепанную бурей шхуну. А ночевали все на берегу, в шалашах из тростника и банановых листьев. У дядюшки Юферса и Гвоздика был свой шалаш.
Когда белая полная луна принялась светить в щели, а дядюшка стал мирно похрапывать, Гвоздик выбрался наружу. За деревней, на лужайке со сломанной пальмой, его ждал Туги, а с ним еще целая дюжина мальчишек, среди них Нуяма, Чабо и маленький храбрый Утути-Коа.
— Никому не проболтайся, — предупредил Туги. — Родители говорят, что духи сердятся на ребят за такие прогулки, а священные нямма-лопаи могут даже съесть, если поймают. Конечно, это предрассудки, но взрослым разве объяснишь…
