Счастливо, Ивушкин! - Токмакова Ирина Петровна (книги хорошего качества .txt) 📗
Ивушкин кинулся к колодцу, поднатужился, стащил с него крышку.
Вода была не близко и не далеко. Она плескалась, качалась, смеялась, выдыхая прохладу.
Луша подошла, опустила голову в сруб. Нет - ни Ивушкин рукой, ни Луша мордой дотянуться до воды не могли. И вдруг оба разом поняли, что у них ничего, ну прямо ничегошеньки нет, во что взять воду. Ни чашки, ни плошки, ни фляжки, ни консервной банки, ни даже чайной ложки.
- Погоди, Ивушкин, ты только не падай духом, - сказала Луша, потому что поняла, о чем он подумал.
А подумал он, конечно, о том, что вода им просто до зарезу нужна что без нее им никогда не узнать, как им быть, и никогда домой не вернуться. А раз воду взять не во что, так и думать нечего, что все образуется. А надо сесть на траву, прямо тут, возле белой горы, и пропасть в этом сладком вареньевом запахе черемухи.
Ивушкину представился их дом и маленькая банька, которую мама топила по субботам и звала их с папой: "Мужики, париться!" И еще вспомнил он маленькие мосточки на Мере, и как они с папой стояли на этих мосточках на закате и ловили рыбу на ручейника, и как он, Ивушкин, еще совсем недавно поймал серебристую рыбку, которая смешно называется "уклейка". Ну зачем, зачем, зачем надо было писать эту шипучую, змейскую диссертацию?
А Луша вспомнила свое уютное стойло во дворе, и как Иван Филиппович, бывало, чистил ее щеткой, и было приятно и щекотно, и казалось, что хозяин ее любит и что хорошей и доброй жизни не будет конца.
- Ивушкин, - сказала Луша печальным голосом. - Ты послушай меня. Ты только духом не падай.
- За каким лешим ты мне все это говоришь! - завопил Ивушкин в полном отчаянии.
И вдруг трава рядом зашелестела, из нее со вздохом послышались слова:
- Ох, нет, нет, не надо браниться, пожалуйста!
И из травы показалась мордочка. Чья бы, вы думали? Мордочка старого, доброго енота.
- Как ты тут оказался, Нотя? - воскликнул Ивушкин.
- Дружеские чувства, что поделаешь, - вздохнул енот. - Мне здесь не приходилось бывать. Я с большим трудом вас отыскал. Никто не мог мне толком сказать, куда вы пошли. Я бы и не нашел, если бы не Вихроний. Он мне все рассказал. Вы хорошие ребята, - добавил он, помолчав. - Светлина так счастлива!
- Недотепы мы, вот кто, - сказала Луша. - Воду-то нам зачерпнуть нечем. Взять нам ее не во что.
- Я за этим сюда и пришел, - заметил енот и протянул им маленькое, весело расписанное ведерочко на шелковом шнурке. - Подарок от Ноти, сказал он скромно. - С ним я к вам и спешил.
- Ну и молодец же ты, Нотя! - обрадовался Ивушкин.
Но енот, которому надо было неотлучно быть при своей стирке, не дожидаясь их благодарности, вдруг так же неожиданно исчез, как и появился.
Черемуха пахла, вода в колодце весело булькала, и было уже не страшно ни Ивушкину, ни Луше.
- Хватит веревочки, как ты думаешь, Ивушкин? - спросила Луша озабоченно.
- А сейчас попробуем.
Ивушкин залез на сруб и опустил туда ведро на шнурке. Ведро воду не задело.
- Луш, не хватает!
- А ты не спеши, - сказала Луша. - Спешить - это неправильно. Надо придумать. Надо исхитриться.
Ивушкин улегся животом на край колодца. Перегнулся туда весь. Луша головой прижала его метнувшиеся в воздух ноги. Если бы не она, мог бы Ивушкин рухнуть в колодец! Теперь ведерко коснулось поверхности воды, легло набок, пустило по воде круги и стало погружаться в студеную веселую прохладу. Ивушкин потянул шнурок кверху. Сначала ведерко пошло легко, потом он ощутил его тяжесть, ухватился второй рукой, потом сполз на землю и поставил ведро.
Вода в ведре поплескалась, потом успокоилась. И тут настала для Ивушкина и Луши настоящая радость. Потому что дальше было так.
Глава одиннадцатая
СЕСТРА ЛЕТНИЦА
С поверхности гладкого водяного зеркала глянуло на них молодое веселое девичье лицо. Оно все светилось доброй, ласковой улыбкой. Не было сомнений, что улыбка эта предназначалась именно им.
- Кто это? - спросила Луша оторопело.
Но Ивушкин даже никакой догадки не успел высказать, потому что девушка, а вернее, ее изображение в воде обратилось к ним:
- Я рада, что вы не упали духом и сумели меня найти! Я - сестра Летница.
- Но где же ты? - спросила Луша. - Ведь не можешь же ты быть в ведре с водой?
Сестра Летница улыбалась еще ласковее.
- Нет, конечно. Я не могу сказать вам, где я. Я буду ждать вас в своем доме, а приведет вас ко мне веселый мак.
- Мак? - изумился Ивушкин.
- Мак, - подтвердила она.
- Как же это может быть? - не поверила Луша.
- У вас есть головка веселого мака?
- Есть.
- Вот и возьмите ее, и бросайте маковые зернышки на землю. А зернышко по земле покатится, бросайте второе. А потом - третье. И идите - глядите только на него.
- Ас водой что делать?
- Ничего. Выплесните ее назад в колодец.
- И мы... и ты... - заговорил Ивушкин, сбиваясь. - Ты поможешь нам?
- Помогу, конечно, - сказала сестра Летница. И она опять ласково улыбнулась.
После этих слов поверхность воды в ведерке погасла, как экран телевизора, когда кончились передачи.
В душе у Ивушкина и у Луши, как рыбка в пруду, плескалась веселая надежда.
Ивушкин разломал маковую головку, вынул зернышко и бросил его на землю, пристально на него глядя, боясь потерять из виду. Зернышко покатилось. Они двинулись вслед за ним. Зернышки весело бежали по земле, потом останавливались. Тогда Ивушкин кидал следующее. И оно вновь катилось.
Куда они шли, трудно было себе представить, потому что зернышки были маленькие, глядеть на них надо было сосредоточенно.
И вот уже побежало-покатилось последнее зернышко. И остановилось. Ивушкин остановился. Луша остановилась. Оба подняли головы и оглянулись.
Цвели яблони. Белые, доверчивые цветы покачивались на распахнутых ветвях и тихо напевали, едва слышно, едва различимо выводили какую-то ласковую мелодию. За яблоневым садом стоял маленький белый домик с зеленым крылечком и зелеными ставенками. С крылечка по зеленым ступенькам спускалась им навстречу сестра Летница. Платье на ней было белое, широкое, длинное. И лицо у нее было белое, только на щеках румянец, и то неяркий, она улыбалась ласково и приветливо, и было в ней что-то такое, что сразу вызывало воспоминание о летнем деревенском утре, когда легкий туман плывет над озером, травы стоят в росе неподвижно, а на опушке леса проснулась лазоревка и звонкими капельками роняет свою песенку в траву. И светает, светает, и встает из-за леса ясное, нежаркое, хорошо выспавшееся солнышко.
"Кто же она? - подумал Ивушкин. - Может, это и есть сама летняя заря?"
- Заходите, заходите, дорогие гости! - поздоровалась она с ними.
- И мне заходить? - спросила Луша.
- Ну, непременно, - сказала сестра Летница. - Входи, Луша, и ты, Ивушкин!
- Разве ты знаешь, как нас зовут? - спросил Ивушкин.
- А как же! - удивилась сестра Летница. - Всегда надо знать, как зовут того, с кем разговариваешь.
В саду у сестры Летницы под яблонями стоял стол, а вокруг него четыре лавочки. Ивушкин и сестра Летница сели друг против друга. Луша встала рядом с Ивушкиным.
- А теперь рассказывайте, а я подумаю, как и чем вам помочь. На ваших лицах написана какая-то печаль. А печали быть не должно. Потому что вы оба - добрые и хорошие, и преданные друзья.
Ивушкин и Луша стали рассказывать сестре Летнице про свою беду, а она внимательно слушала и не перебивала, а только кивала головой и иногда улыбалась доброй, ободряющей улыбкой.
- Почему они меня не спросили? - говорил Ивушкин. - Я не хочу один, без Луши. Они не понимают, что Луша - мой друг. Своих не бросают.
- Я-то думаю, что здесь что-то не так, - говорила Луша. - Но выходит, что так. И я не могу разобраться. Хоть все это неправильно. И не должно быть. Но Ивушкин сам слышал. Хозяин сказал - "списанная". А это значит не просто ничья, а еще и ненужная.
