Тень Каравеллы (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги без сокращений txt) 📗
— А насчет приема в пионеры не беспокойся, — вдруг сказал Физик. Все будет в порядке.
— Я и не беспокоюсь, — ответил Максим. И почувствовал, что, ка— жется, опять соврал.— Нет, я беспокоюсь, но не боюсь,— поправился он. И сердито прищурился.
— Вот и хорошо, — улыбнулся учитель.
— Конечно, хорошо, — независимо сказал Максим и гордо посмотрел сбоку на Физика.
Но беспокойство, которое опять всколыхнулось в нем, оказалось сильнее гордости. И он спросил тихонько:
— А… правда? Все будет в порядке?
— Да, — сказал Физик.
И это твердое "да" прогнало от Максима проснувшуюся тревогу. На— совсем. Если бы он шел один, то, наверно, двинулся бы вприпрыжку — от накатившейся радости. Но его ладошка была в руке у Физика. Поэто— му Максим лишь заулыбался. И нечаянно сбил шаг.
— Что? Нога болит? — спросил Физик и поглядел на Максимкин бинт.
— Ничуточки не болит!
— Крепкий ты человек, — с уважением сказал Физик.— Прямо как твой болтик.
— Почему крепкий? Нога ведь правда не болит.
— Верю, верю… Ладно, мне пора сворачивать. До свидания, Бол— тик.
— До свидания…— сказал Максим. И когда они разошлись, когда учитель был уже в пяти шагах. Максим вдруг решился:
— А как вас зовут?
Наверно, это было не очень вежливо — спрашивать вот так, в спи— ну. Мама не похвалила бы. Но Физик обернулся, будто ждал вопроса.
— Роман Сергеевич меня зовут. А что?
— Так… А вы знаете Андрея Рыбкина из девятого "А"?
— Знаю,— серьезно сказал Роман Сергеевич.— Способный юноша.
— Это мой брат, — с удовольствием сказал Максим.
— Надо же! Очень приятно. Привет Андрею Рыбкину. У них, кстати, послезавтра контрольная.
— А нас вы будете учить в шестом классе?
— Надеюсь… Если ничего не случится.
— Что же может случиться? — с легким беспокойством спросил Максим.
— Мало ли что,— усмехнулся Роман Сергеевич.— Скажем, вдруг назна— чат заведующим гороно…
— Да ну уж… Может, не назначат,— успокоил Максим.
Роман Сергеевич засмеялся, помахал рукой и зашагал к повороту.
"ТЫ С НЕБА УПАЛ?"
Вечернее солнце светило в спину, и впереди Максима на асфальте смешно шагала удивительно длинная и тонконогая тень. Она прихрамыва— ла. Потому что Максим тоже прихрамывал: опять стало болеть колено. А кроме того, ныло плечо, по которому ударил Транзя. И во всем теле, как тяжелая вода, колыхалась усталость.
Но не думайте, что Максим шагал уныло. Он просто неторопливо ша— гал. Настроение все равно было радостное. И Максим улыбался: впереди его ждало только хорошее.
Пожалуй, лишь одно не очень хорошо: Максимкин потрепанный вид, наверно, огорчит маму…
Проходя мимо витрины булочной. Максим глянул на свое отражение в стекле. Да-а… Вид, конечно, не тот, что утром. Обшлага и локти у рубашки серые, верхняя пуговка на жилете висит на нитке, сам жилет помят, а штаны — те вообще в гармошку. Ноги побиты и поцарапаны, словно Максим дрался со стаей камышовых котов. А бинт! Даже не ве— рится, что он был когда-то белый…
А впрочем, ладно! Он возвращается победителем, а победителей, говорят, не судят. Тем более, что пилотка с серебряными крылышками по-прежнему, как новенькая, ловко сидит на голове.
Максим глотнул и торопливо отошел от витрины. Потому что, кроме самого себя, он разглядел за стеклом батоны и поджаристые караваи. От голода мягко кружилась голова. Ох, скорей бы домой! Жаль, что бе— жать сил нет.
На углу стояла тележка с навесом и надписью "Пирожки". Морщинис— тая пожилая продавщица в белом халате и такой же, как у медсестры Любы, шапочке нагнулась и шуршала промасленными бумагами. Максим, глотая слюну, подошел и протянул пять рублей.
— Дайте, пожалуйста…
Она выпрямилась так быстро, что Максим не договорил.
— Нету сдачи! Ты бы еще сто рублей дал! Не видишь, что ли, день— ги уже сдала!
Как он мог видеть? Он видел только пирожки — пузатые, золотис— тые. Они горкой лежали в алюминиевой корзине. Они были, наверно, с мясом и рисом. Но, в конце концов, не умрет же он! Лучше потерпеть, чем стоять перед ней и клянчить.
Максим пожал плечами и пошел прочь, стараясь не хромать. И услы— шал за спиной ворчание:
— От горшка два вершка, а с такими деньгами…
Откуда они берутся, такие вредные? И эта, и Марина, и та тетка за забором, когда Максим рубил щепкой репейники…
— Мальчик!— вдруг услышал он тот же голос.— Мальчик, подожди!
Что ей еще надо? Придраться хочет, откуда деньги? Не ее это де— ло. Максим остановился, посмотрел назад.
— Мальчик! — позвала продавщица несердито. — Подойди сюда.
Он опять пожал плечами и подошел.
— Возьми, скушай,-сказала продавщица и протянула пирожок в бу— мажной салфетке.
— Да что вы, не надо,— торопливо произнес Максим и, кажется, пок— раснел.
— Возьми, возьми, не сердись.
Она была теперь совсем не злая. Улыбчивая и чуточку виноватая.
"Спасибо, не хочу", — хотел сказать Максим, но пирожок был такой изумительно аппетитный, что рука потянулась к нему сама. А язык сам сказал:
— Спасибо большое…
— Кушай на здоровье. Не обижайся на старую, это я на солнце нас— тоялась, умаялась за день…
Максим еще раз сказал спасибо и пошел, оглядываясь.
Странно… Сердитая она или добрая? Хорошая или плохая?
А может быть, и Марина не совсем плохая? Может быть, у нее жизнь такая, измучилась со своим пьяницей Витей…
Но все равно. Если тебе плохо, зачем кидаться на невиноватых? Зачем думать, что все плохие?
Вот у Ивана Савельевича жизнь была тоже нелегкая, а он сразу по— нимает, кто плохой, а кто хороший.
"Улица Громова, пять, квартира пять". Максим обязательно пойдет в гости. И может быть, Иван Савельевич попросит знакомых летчиков, чтобы Максима прокатили…
Конечно, попросит!! И они, конечно, согласятся! У такого доброго человека и друзья наверняка добрые.
Хорошие люди всегда выручают и помогают. Медсестра Люба, учитель Роман Сергеевич… И Таня!
Максим завтра обязательно пойдет на берег. Хорошие люди иногда просто слово скажут, а от этого уже весело. Например, тот синеглазый старик, подаривший щепку. И вахтерша на телестудии…
Если бы мог Максим, он бы сделал в ответ им тоже что-нибудь доб— рое. Обязательно!
Только что он может? Песни петь умеет немножко. Если бы можно было сделать еще один концерт и придумать для этих людей самую хоро— шую песню! И чтобы они знали, что это для них…
Ветер тоже был добрый. Плотный и очень теплый. Он пришел со сто— роны солнца и мягко подталкивал Максима в спину, помогал идти.
Пирожок исчез. Максим даже крошки слизнул с ладони. И осталось лишь сладкое воспоминание о мясной начинке и поджаристой корочке. Голод тоже остался. Только раздразнился пуще. Что такому громадному голоду маленький пирожок? Папа в таких случаях говорит: "Слону дро— бинка".
Слону…
"Купи слона…"
Максим улыбнулся и повернул на улицу Гризодубовой. Он никогда по ней раньше не ходил, но знал, что она должна привести его почти к дому. Это была короткая дорога.
И он очень удивился, когда улица через два квартала вильнула и уперлась в серый расшатанный забор.
Что же делать? Даже обхода не видно. А возвращаться — это сколь— ко лишнего пути?
Во многих местах доски были оторваны. Слон бы не пролез, а Мак— сим легко скользнул в первую же щель: может, есть тропинка напрямик?
Тропинка была. Она змеилась в большой траве, пересекала простор— ную площадку — не то пустырь, не то заброшенный стадион. На одном краю площадки стояли покосившиеся футбольные ворота, на другом доща— тое строение-сарай или гараж. Солнце еще не ушло за горизонт, но уже пряталось за высокими домами, и над пустырем висела голубая вечерняя тень. Это было еле ощутимое начало сумерек.
Ровно шелестел ветер в траве, да на близком аэродроме стрекотали моторы.