Дагги-тиц - Крапивин Владислав Петрович (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Инки было не трудно, любопытно даже. Он изогнулся, пошарил под рейками, отыскал на ощупь в холодном бетоне квадратное углубление, а в нем гладкую коробочку „Явы“. Подъехал по рейкам к собеседнику.
– Вот…
– Благодарю вас, милорд… Дома курить не велят, а я совсем отвыкнуть не могу. Поэтому, когда оказываюсь тут, отвожу душу. Хотя чувствую себя клятвопреступником… А ты, наверно, еще не куришь?
Полагалось бы возмущенно фыркнуть. Но Инки сказал просто:
– Не-а… Но некоторые думают, что курю.
– Потому что худой и бледный?
Инки не обиделся.
– Потому что прозвище „курительное“…
– Какое же? – спросил рыжеусый, распечатывая пачку.
– Смок.
Тот глянул внимательно.
– Не такое уж курительное. Скорее джеклондоновское. Такая книжка есть…
– Я читал, – сказал Инки с тайной горделивостью. – Но имя не от книжки…
– А от чего?
– От артиста Смоктуновского… (Ну, прямо как тогда, при комиссии.)
Рыжеусый даже чуть присвистнул.
– Во как? А ты… выходит, тоже артист?
– Нисколько… Просто давным-давно играл муравья в басне, а один парень сказал: „Прямо Смоктуновский“. Потому что я, как и он, Иннокентий… Ну и пошло…
Рыжеусый машинально разминал сигарету и смотрел на Инки не отрываясь. И вдруг сказал:
– Ты удивительно четко излагаешь свои мысли…
Инки вспомнил недавний спор с завучем Клавдией из-за сменной обуви.
– Говорят, я излагаю их хамски…
– Одно другому не мешает… Кстати, думаю, что про тебя немало врут…
Инки неопределенно повел плечом.
Рыжеусый толкнул сигарету в губы. Достал зажигалку.
– Смок – это прозвище. А имя, выходит, Иннокентий…
Инки чуть поморщился, но кивнул. Сказать свое настоящее имя он не был готов.
– А я – Борис… – услышал он.
– Понятно… – Имя было не хуже других.
Рыжеусый закурил и спросил, глядя сквозь синий дым:
– А ты видел какие-нибудь фильмы со Смоктуновским?
Инки наклонил голову.
Рыжеусый сказал:
– Наверно, „Берегись автомобиля“? Недавно показывали…
– „Гамлета“…
Борис вынул изо рта сигарету.
– Ну и… как?
– Что?
– Понравилось?
– Да… – сказал Инки в сторону.
– А… что именно понравилось?
Инки вдруг почувствовал, что надо тронуть висок у глаза (с чего бы это?).
– Ну, вообще… Гамлет… Как они все на него, а он… все равно…
Борис хотел снова взять сигарету в зубы и раздумал. Секунды две смотрел на Инки непонятно.
– Смок… а ты, наверно, одинокая личность, да?
Инки оттопырил губу. Будто бы от возмущения, а на самом деле от растерянности. Никогда его не спрашивали про такое…
Похоже, что Борис ощутил неловкость вопроса. Опять спрятался за сигаретным дымом. Потом попросил Инки засунуть сигаретную пачку обратно в тайник. Инки засунул.
Они помолчали. В молчание пробился тихий, но отчетливый перезвон.
– У тебя мобильник сигналит, – насупленно сказал Инки.
Борис завозился, длинными пальцами с рыжими волосками полез под куртку.
– Это не мобильник. Это… вот… – И вытащил большие карманные часы на цепочке. Те продолжали мелодично звонить. Борис нажал кнопку, остановил игру, откинул крышку (в нее ударил луч пробившегося солнца). – Таскать часы на руке я не люблю, можно легко расшибить. А это еще дедовы, он их после войны из Германии привез. Швейцарская работа…
Борис положил часы на ладонь, протянул Инки, хотя тот не просил. Инки вежливо присмотрелся. Циферблат был золотистый, узорчатый, с черными римскими цифрами и похожими на перышки стрелками (стрелки показывали два часа). И слышалось тиканье. Чуть различимое, но… знакомое. В привычном для Инки ритме. Словно маленький швейцарский механизм пытался выговорить такое же, как у ходиков, „дагги-тиц“.
– Похоже, – не удержался, выдохнул Инки.
– Что похоже?
– Тикают, как мои…
– А у тебя какие? – Борис глянул на торчащие из обшлагов Инкины голые запястья.
– Они не здесь. Дома висят… – И почему-то захотелось рассказать дальше. – Я их на помойке нашел, починил… Старые такие, ходики называются…
– Знаю, видел такие… Точно идут?
– Да. Я наладил… Только гири нет, пришлось банку с песком прицепить. – Признаться, что это детское ведерко, Инки постеснялся.
Борис метко отправил недокуренную сигарету в стоявшую неподалеку урну. Захлопнул и спрятал часы. Сказал так, будто вопрос обсуждался давно:
– Я могу тебе помочь. С гирей.
– Как?
– У меня в кладовке где-то валяется гиря от ходиков. Литая, в виде еловой шишки. Моя бабушка ею когда-то орехи колола. Найду – привезу…
Инки смотрел вопросительно. Мол, специально, что ли? Борис объяснил:
– Ровно через неделю приеду снова, у меня заказ тут в магазине. Давай увидимся в это же время, ровно в два.
– Д-двавайте… – неуверенно сказал Инки (и не заметил, что впервые обратился к Борису на „вы“). И добавил тверже: – Ладно!
– Значит, до встречи… – Борис встал, согнулся, протянул руку. Инки тоже протянул. Длинная ладонь Бориса пожала Инкину ладошку твердо, но аккуратно. Потом он широко и слегка неуклюже зашагал по сырому песку. Сумка в левой руке обвисала до земли (наверно, там лежали купленные в „Хозтоварах“ инструменты). Ни разу не оглянулся. Ну, Инки тоже не стал долго смотреть вслед. Поднялся и пошел домой…
Больше они с Борисом не виделись.
Потому что в следующий четверг Анна Романовна всех заперла в классе после уроков. Накануне была самостоятельная работа по математике, почти никто ее толком не решил, Анна Романовна раскричалась. Мол, в конце учебного года показывать такие знания (то есть никаких знаний!) – это бессовестное разгильдяйство, и теперь они будут писать работу заново.
Инки, тоскливо ощущая неизбежность скандала, сообщил, что оставаться он не будет:
– Мне надо по важному делу…
Анна Романовна сказала, что самое важное дело ученика Гусева (как и остальных) – нормальная учеба.
– Но у меня же тройка за работу, а не двойка!
– Тройка с минусом! И ты не рассыплешься, если пошевелишь мозгами заново… Кто не решит на этот раз, в понедельник придет на собрание с родителями… – И щелкнул в дверях ключ. И стук-стук в коридоре каблуки…
Инки сжал зубы и собрал сумку. На него смотрели с ожиданием и любопытством: знали, что порой он бывает упрям до глупости. Инки подошел к окну, взялся за ручку широкой створки, пошатал, потянул. Посыпалась сухая замазка и клочки бумаги, рама отошла. Инки потянул вторую ручку. Встал на подоконник. Две девчонки бросились к дверям, заколотили:
– Анна Романовна, а Гусев…
Он, с сумкой через плечо, сунулся наружу, взялся за косяк, ступил на железное покрытие внешнего подоконного выступа. Ржавая жесть прогнулась неожиданно и легко, под ней не было опоры…
Инки даже не успел испугаться… Он сидел на сыром асфальте и моргал. В окне второго этажа торчали перепуганные лица. Кто-то взрослый бежал к нему через двор. А в щиколотке сидела похожая на воткнувшуюся щепку боль…
Страшного не случилось. И ему даже не попало (попало потом, говорят, Анне Романовне), но был медицинский кабинет, белая машина, поликлиника, рентген, тугая повязка. „К счастью, просто ушиб, полежит несколько дней, вот и все. Выдрать бы как следует за такие фокусы…“ Драть было некому, но на улицу Торфодобытчиков он в тот день, конечно, не попал. Приходил потом, когда сняли повязку, сидел на скамейке, ждал, но Борис не появился.
Оно и понятно: чего ему появляться, если мальчишка Смок не пришел, когда назначено… Жаль, конечно, однако большого огорчения не было. Во-первых, оставалась надежда, что Борис когда-нибудь все же придет снова. Во-вторых, часы тикали и с ведерком вместо гири. А в-третьих, место все равно было хорошее (хотя Инки и сам не понимал, с чего это; неужели просто из-за одуванчиков?). И он приходил сюда не раз. Досадовал только, что не спросил у Бориса: в каком это городе есть улица Земляной Вал? Может, она похожа на ту, которую он ищет? Конечно, далеко, но все же хорошо, что она есть…
