Рыжее знамя упрямства (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги txt) 📗
— А разве мы его не приняли?
— Приняли, конечно! Только… все это займет немало времени. И я вот что подумала! Не поехать ли тебе туда заранее? Погостишь у дяди Кости, оглядишься. И потом встретишь нас там, словно дома. А?
Мне такая мысли понравилась. Потому что хотелось, чтобы все случилось скорее. Без долгой возни и затяжных прощаний!
— Я сегодня же созвонюсь с дядей Костей, — пообещала мама.
Из маминой конторы я поехала на трамвае к Томчику.
Сон про Томчика сидел во мне колючим клубком. Тревожный такой, будто и не сон вовсе. Не надо, чтобы Томчик стрелял! Никогда! Ни во сне, ни наяву! Ни в кого, даже в самых отпетых негодяев… Иначе — я это предчувствовала — с Томчиком случится беда. И не только с ним…
Конечно, я говорила себе, что это бред и результат разболтанного воображения. Но беспокойство о Томчике не проходило, и я чувствовала, что уменьшится оно лишь тогда, когда мы увидимся.
Но и на этот раз у Томчика никого не было дома. Что с ним? Увезли куда-то? И так срочно, что не дали времени забежать ко мне и попрощаться?..
Единственное хорошее, что случилось в этот день — письмо от Лоськи. Оно было адресовано всем, а пришло на адрес Ступовых.
Я зашла к Евгению Ивановичу под вечер, он сразу помахал письмом. Лоська крупно, коряво, но без ошибок писал, что отец еще в больнице, но через неделю обещают выписать. И тогда они, скорее всего, втроем вернутся домой. Потому что “дело решается хорошо”.
Я подумала, что с Лоськой мы можем не увидеться. Как и с Люкой, кстати… А может, это и к лучшему? Лишние прощания — лишние слезы… Я покусала губу и рассказала Евгению Ивановичу про близкий отъезд. Он завздыхал:
— Да… жаль. Вот оно как… Ну, а с другой стороны конечно. Питер есть Питер, мечта многих… Хотя вначале поскучаешь без друзей-то, а?
Мне захотелось тихонько заскулить. И я бодро сказала:
— Что поделаешь, судьба. Или, выражаясь по-философски, карма…
— Оно так. Всю жизнь на одном месте не проживешь… Зайдешь попрощаться-то?
— Конечно!
…Мама, когда пришла с работы, сказала, что звонила дяде Косте, и он одобрил план моего скорого приезда.
— Скажи, ты решила твердо?
— Да!
“Да! Да!! Да!!! Сколько можно спрашивать?”
— Тогда я завтра попытаюсь заказать билет! С этим сейчас не просто… Скажи честно, ты не боишься лететь?
Я летала самолетом только один раз, на юг, в дошкольные времена, и плохо это запомнила. Спала почти всю дорогу. Теперь я прислушалась к себе и поняла, что не боюсь, хотя сообщениями о бьющихся самолетах были полны теленовости. Пронесет!.. Ну а если не пронесет, то… Интересно, что сама опасность разбиться меня не пугала вовсе. Если я и опасалась, то лишь чувства падения, пока не грохнулись о землю…
Странно, что и мама не боялась за меня. Или, может быть, боялась, но не так сильно, как “отпускать девочку одну в поезде, неизвестно с кем…”
Ночью мне, конечно же, приснилось, что я в самолете и у него отвалились крылья. И он развалился пополам. Но это вовсе не страшно! Я прыгаю в пролом навстречу ветру, упругий воздух подхватывает меня. Дергаю на груди кольцо и на этот раз оно послушно вытягивает наружу маленький вытяжной парашют. А он выхватывает из ранца и раскрывает надо мной белый купол. И я плыву, плыву…
Наутро я дала себе клятву, что никуда не пойду и посвящу весь день сборам в дорогу.
Я нарушила клятву только один раз: сбегала на ближнюю почту и постаралась дозвониться в Яхтинск по автомату. Но механический голос мне сообщил, что линия перегружена. Ладно! В конце концов, куда он, Пашка Капитанов, денется? Можно будет позвонить из Питера. Если не сразу, то когда он вернется из экспедиции…
До вечера я возилась с вещами: разбирала, рассматривала, откладывала. Ужас, сколько барахла накапливается у человека, когда он всю жизнь живет в одном городе! А ведь взять-то надо было один небольшой чемодан…
Мама вечером сказала, что с заказом билета особых проблем нет, но надо найти знакомого попутчика, который согласился бы взять с собой “ребенка”. Оказалось, что беспаспортных детей (даже таких длинных) одних в самолет не пускают.
— К счастью, у нас в конторе есть менеджер Василий Григорьевич, который на той неделе как раз собирается в Петербург. Да ты его знаешь, с бородкой и в очках…
Я не помнила Василия Григорьевича с бородкой, но какая разница!
Весь день у меня в памяти звучала мелодия “Прощайте, Скалистые горы”. Она помогала сохранять не очень-то веселое, но спокойное состояние духа. А еще помогала заглушить тревогу о Томчике, которая нет-нет да и давала себя знать.
“Завтра утром схожу к нему снова”, — решила я.
2
Утром Томчик появился сам — около десяти часов, когда я уже собралась из дома.
— Ну, наконец-то… бродяга. Где ты был эти дни?
Спокойным голосом и почему-то глядя в сторону, Томчик сообщил, что они с отцом на три дня ездили к какому-то дяде Сереже в Калинцево.
— А вчера я заходил, тебя не было. Соседка выглянула, сказала, что ты ушла.
— Я уходила всего на полчаса, на почту.
— Значит, так совпало… А потом я пошел к Нику, и мы до вечера были на озере, на пляже…
— Я с Ником поссорилась, — бухнула я сразу, чтобы не томиться.
— Знаю… — Томчик скинул кроссовки, забрался с ногами на диван-кровать, сел, обхватив колени. И смотрел то ли с укором, то ли просто с печалью.
Я заметила, что правый карман у него опять надорван, а рядом с давно засохшей царапиной еще одна —припухшая, с мазком йода. “Будто и правда стрелял в том сне!”
— Что, опять грохал из своего нагана, да?
— Нет. С чего ты взяла?
— Потому что у тебя вновь порвано и расцарапано. Я вижу, вон…
— Просто зацепился за сучок…
— Давай зашью карман.
— Не надо, тут же не сильно порвано. Вечером сам зашью…
Тогда я сказала в упор:
— Ты на меня сердишься из-за Ника, да?
Он сел прямо, вцепился в коленки побелевшими пальцами, глянул распахнутыми глазами.
— Женя, я ни капельки не сержусь. Я только очень-очень хочу… чтобы вы крепко помирились.
— Господи, а я разве не хочу?
Томчик сбросил с кровати ноги, откинулся, уперся сзади ладонями. Глянул снизу вверх, я стояла перед ним, длинная и глупая.
— Так иди и помирись!.. Хочешь, пойдем вместе?
— Я… хочу.
— Идем прямо сейчас!
— Ладно… Подожди. Надо собраться с духом…
— Зачем…
Я прочувствовала себя виноватой дошкольницей.
— Ну, Томчик… стыдно же. Сперва наорала на человека ни за что, а теперь…
Он смотрел очень серьезно. Даже брови свел, но не от строгости, а от внимательности.
— По-моему, если человек первый просит прощения, это не стыдно. Даже если виноват… Папа недавно мне тоже сказал: “Ты мня прости…”
— За что?!
— За то… что случилось прошлым летом. Я рассказывал. Про ружье…
— Томчик… это он, когда увидел, как ты палишь из нагана?
— Ничего он не видел. Все было по-другому…
— А как?
— Вчера… Мы переночевали в палатке, на берегу. Потом свернули ее и пошли на станцию. Я сунул руку в карман, я часто проверяю, на месте ли она… — Томчик извернулся, вытащил из левого кармана монетку с “Резольютом”. — Вот… А ее не было!.. Я так перепугался! Говорю: “Наверно, выронил у костра. Надо идти, искать…” Папа говорит: “Не выдумывай, на поезд опоздаем”. А я сказал, что все равно надо идти. Потому что я без нее не могу… Папа сказал: “Тогда иди один. Найдешь и возвращайся сам, на следующей электричке. Потому что ему надо было на работу… И наверно, он думал, что я один через лес не пойду…
— И ты пошел?
— Женя, а что было делать?
— И нашел монетку?
— Да, у самого кострища. Лежит и блестит, будто ждет… И тут подошел папа. Вернулся… Взял меня на руки и говорит: “Толька, ты меня прости…” Я сказал: “Да ладно, я бы вернулся сам, не маленький”. А он: “Я не за это, я за все… И за то, как в прошлом году, с ружьем…” Вот… На электричку мы опоздали, ну и пусть… Теперь мы никогда не будем ссориться… Я папе рассказал, что в фильме стрелял не по правде, а он только посмеялся. Мы оба смеялись…
