Рыжее знамя упрямства (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги txt) 📗
— Вы бы сели, — сказала Татьяна, — пока я там на кухне…
И они рядом плюхнулись на охнувший диван (сверху покривилась на полке пластмассовая модель клипера "Катти Сарк").
— Давай по порядку, — велел Корнеич. — Ты надолго?
— Пока не знаю, поживу. Стариков не видел целую вечность. Тетя Галя вцепилась в меня: "Никуда не пущу раньше августа. Отец тоже…
— Я такая скотина, не звонил им с весны. Здоровы?
— Более или менее. Как говорится, адекватно возрасту…
— А семейство?
— Я купил халупу недалеко от залива. Наталья теперь по уши в дачных заботах, сбылась мечта… Сашка закончил девятый, вроде бы помогает сейчас матери, поскольку из меня дачник никакой. Я специально сбежал от сельских работ…
— А Катя?
— О! Катерина сделалась девицей на выданье, боюсь, к тому все идет…
— Чего бояться-то? Дело житейское…
— Оно так. Только избранник у нее какой-то…
— Не тебе с ним жить, — хмыкнул Корнеич.
— Опять же оно так… Только не случилось бы потом: "Папа, мама, он оказался совсем не такой!.. А это ваш внучек…"
Посмеялись.
— А Роман что? — спросил Каховский. — Они ведь с Сашкой одногодки? Капитанит в отряде?
— Если бы!.. Прошлой весной объявил себя в почетной отставке, поскольку, мол, все отрядные премудрости превзошел, а для инструкторства нет таланта. Правда, зимой вел с новичками занятия по фехтованию… Куча увлечений и планов. Морское училище уже презрел. Теперь знаешь что? Авиационный институт и не просто так, а дирижаблестроение…
— Ну… а чем плохо?
— Да если бы всерьез. А то ведь завтра скажет: хочу в артисты. Или, например, в спелеологи…
— Лишь бы не в чиновники… — вздохнул Каховский.
— Чиновники нужны. Они основа нации, — заявил Корнееич (и вспомнил Оксану Эдуардовну).
— Да, но не в таком количестве… А что, "основа" эта жрет отряд по-прежнему?
— А вот и нет! Потому как новое руководство умеет строить отношения…
— Что за новое руководство? — Каховский чутко уловил "не ту" интонацию Корнеича.
— Да, ты же не в курсе… Олег Петрович Московкин, дорогой наш друг и наставник, полтора года назад сделал нам подарок. Познакомил меня с некими супругами Толкуновыми. Педагогами, бывшими стройотрядовцами, активистами коммунарского движения и прочая, прочая. Ныне — преподавателями педвуза и разработчиками методических новшеств. Ну… прекрасные люди. Умелые, с ребятами ладят вполне, с городским начальством еще лучше… Я им потихоньку и передал бразды. Потому что почти весь прошлый год и эту весну пришлось мотаться по заграницам…
— Во как!
— Да… Сперва наш Музейный совет получил гранты… А я ведь как-никак зам. директора кустового управления музеев области. По исторической и краеведческой линии… Ну и сперва учеба в Германии, потом похожие дела в Варшаве. Затем снова в Германии, уже по медицинской линии…
— А что такое? — сразу напрягся Каховский.
— Ну, протез-то… Здесь какой ни смастерят, все как липовая нога. "Скырлы, скырлы…" А в Германии это умеют, я там разузнал. Только оказалось, таких денег стоит, что я сперва лишь руками замахал. Однако узнали про это наши ребята. Ну, те, кто нынче в бизнесе и промышленности. Гарц, Ткачук, Самойлов, потом еще несколько тех, кто были у меня в восьмидесятых… Скинулись. Я сперва отбрыкивался, конечно, а они… ну, знаешь ведь капитанскую братию… В общем, теперь танцую, как Наташа Ростова на первом балу… Только танцы танцами, а в отряде… Возвращаюсь однажды, а в штурманском классе вместо планшетов и тренажеров — горшочки с цветами и палас на полу. Комната для медитаций и психологического практикума. Это мадам Толкунова, педагог-психолог, развернула свою программу… Теперь многое, что касается парусов и клинков, приходится начинать с азов…
— Не все, наверно, так мрачно… — осторожно заметил Каховский.
— Не все… Начальник базы теперь свой человек, это во многом упрощает дело…
— Да, Митенька это находка для нынешней "Эспады", — согласился Каховский. — Кстати, я ему только что позвонил, он сказал, что придет к восьми. Надеюсь, ты не против?
— Ну, вопросик…
— Звонил и другим нашим, но никого в городе нет…
— Лето же. Кто в отпуске, кто по делам мотается. Ткачук в Японии, Стаська Грачев где-то в море, еле вырвался от арабов, они арестовали их сухогруз будто бы за контрабанду…
— Да, я читал… А еще придет наш юный друг Даня Рафалов, он же Кинтель…
— Куда же без Кинтеля, — покивал Корнеич. — Только не такой уже юный. Двадцать пять мужику. — Не дай бог женится, останусь без помощника…
— Тебе вот женитьба не помешала…
— Да. Но не все такие, как Татьяна…
Татьяна оказалась легка на помине:
— В комнате будете или на кухне?
— На кухне, на кухне, — засуетился Каховский. — Как в прежние времена…
— Только еще Каперанг и Кинтель заглянут, — слегка подлизываясь, сообщил Корнеич. — Ты учти там с тарелочками…
— Проинформирована уже, — вздохнула Татьяна и удалилась.
— Кстати, а как это Каперанг возник в нашем сухопутном городе? — вдруг озаботился Каховский. — Я не в курсе.
— Темная история… Темная не в смысле таинственности, а в смысле пакостности. Одна из многих в цепи, где "Ка-девятнадцать", "Курск" и прочие "подводные события". Тоже показательная… Дима командовал старой лодкой, которую давно следовало пустить на металл. Ну и пришло время: командира на новую должность, лодку в доки вторчермета. Надо перегонять. А ее страшно от стенки отвести, сплошной утиль. Командир Соломин, тогда еще кавторанг, докладывает: лодка не готова выходу. На него там в несколько голосов: "Не рассуждать, исполнять!" Ну, нашла коса на камень. Командование вопит: "Вы трус, вы срываете задание, не исполняете приказ!" А наш тихий скромный Дима: "Приказ преступен, я не стану рисковать людьми". И вдобавок: "Вам что, мало прежних историй?"… За это дело его на берег. Начали обследовать лодку, сообразили — в самом деле не корабль, а ржавый музейный экспонат. Решили тянуть на буксире, назначили аварийную команду, несколько человек, в том числе кое -кого из прежнего экипажа… На полпути лодка — на дно. Двух человек не нашли… Начальство опять в крик: "Это вы довели до такого состояния корабль!" Хотя он докладывал об аварийности чуть не каждый день… Конечно, следствие, всякие взыскания, и — в ссылку. Начальником школы по подготовке допризывников для флота…
— А почему же он теперь капитан первого ранга?
— Потому что вскоре разобрались. Выговоры отменили, даже присвоили новое звание. Но… оставили на прежнем месте службы. Возвращать в действующий флот — себе дороже, строптивых не любят нигде… Сперва он переживал, конечно, потом втянулся в здешние дела. К тому же — свадьба наконец, потом сын Егорка, великолепный парень… Ну и вот…
— Ага! — привстал Каховский, услыхав сигнал в передней. — Легок на помине…
Появились Каперанг и Кинтель…
Устроились на кухне, за шатким столом, который постанывал, пропуская за себя гостей.
— Корнеич, когда вы с Таней обзаведетесь кухонным гарнитуром из карельской березы? — сказал Кинтель. — Это скрипучее сооружение я помню с той поры, когда Салазкин впервые привел меня в сей гостеприимный дом…
Кинтель был самый молодой (так сказать, "человек третей волны"), малость стеснялся Каховского и потому старался держаться очень непринужденно.
Таня — она ставила на клеенку салаты и селедку — сказала, что новой мебелью они обзаведутся к золотой свадьбе, не раньше. Корнеич посопел на манер барабанщика Данилки, которого уличили в излишнем легкомыслии. Каховский спросил:
— Салазкин, как я понимаю, это сын профессора Денисова? Где он теперь?
— В госпитале… — насупленно сказал Корнеич. — Давно уже…
— Давно уже не в госпитале! То есть целую неделю, — живо сообщил Кинтель. — Живет в Лебедеве, у сестер. Там же и мать с отцом… — И разъяснил специально для Каховского: — У него две замужних сестры, они обосновались на большущей старой даче и обитают там всем семейным кланом. Вдали от презренной цивилизации…
