Сбежавшее лето - Бодэн Нина (книги хорошего качества TXT) 📗
— Я сочиняю историю про детей, которые помогли преступнику уйти от ареста,— объяснила она.— Этот преступник... Он вор, ограбил банк, а дети прячут его от полиции.
— То есть помогают преступнику? Понятно. Да, это, разумеется, серьезное злодеяние.
Но, поправляя очки и снова углубляясь в свою газету, дедушка улыбался.
— А что бывает, если об этом становится известно?— настаивала Мэри.
— Зависит от многих обстоятельств. От того, сколько этим детям лет, в какой семье они воспитываются, сознавали ли, что делают.
— Да, сознавали. Это была девочка примерно моих лет и мальчик чуть постарше. Девочка сирота, но из богатой семьи. Она живет со своим злым дядей, который держит ее у себя, потому что хочет завладеть ее деньгами. Она знает, что он ее ненавидит, но не решается кому-нибудь об этом сказать, потому что боится его.
Мэри хотела было сказать «с тетей», но вовремя спохватилась.
— Ее в тюрьму не посадят,— сказал дедушка и посмотрел через стол на тетю Элис.
Тетя Элис вытерла губы салфеткой.
— Какая печальная история, милочка! Почему бы тебе лучше не сочинить что-нибудь про хороших людей?
— Потому что про хороших скучно.— Мэри нахмурилась, делая вид, что мыслит, а потом продолжала небрежным тоном:—Предположим, они помогают не грабителю, а нелегальному иммигранту, например индийцу из Кении...
— Как ты можешь их сравнивать? —Тетя Элис была так возмущена, что у нее покраснела даже шея.
— Твоя тетя хочет сказать, что нелегальный иммигрант — не преступник,— с удовольствием объяснил дедушка.— А индийцы из Кении — тем более. Кения когда-то была английской колонией...
— Я знаю,— сказала Мэри.
Она ужасно не любила, когда ей рассказывали то, что она уже слышала.
— Когда Кения получила независимость, индийцы, которые там живут, начали опасаться, что африканское правительство будет их притеснять, и на всякий случай сохранили свои британские паспорта. А сейчас обстановка сложилась так, что британских подданных предпочитают не брать на работу, ограничивают прием их детей в школу и так далее, поэтому многие из них решили переехать на постоянное жительство в Англию. Однако наше правительство только что приняло закон, ограничивающий их въезд. Во всяком случае, они не имеют права въехать, когда захотят, а должны встать, так сказать, в одну очередь вместе с желающими поселиться здесь людьми из других стран.
— Какой срам!—сказала тетя Элис.— Не держать своего обещания!
— Да, пожалуй,— согласился дедушка.— Но есть и оборотная сторона этого дела.
— Боюсь, я ее не вижу,— заметила тетя Элис.
— Я тоже,— сказала Мэри.— Позор принимать закон, мешающий людям жить в стране, гражданами которой они являются.
— Это, конечно, резонно.— Дедушка смотрел на нее так задумчиво, что хотя Мэри была уверена, что ничего лишнего не сказала, ей вдруг стало тревожно. Он был из тех, кто умеет слышать не только слова, но и мысли...
Дедушка опять начал крутить себя за ухо, оттягивая мочку и поглаживая раковину большим пальцем.
— Тетя Элис,— заторопилась Мэри,— можно мне взять с собой на пляж несколько сэндвичей? Я вчера ужасно проголодалась.
Тетя Элис обрадовалась, хотя ее и смутила такая крутая перемена разговора.
— Разумеется, милочка. Только не испорть себе аппетита к обеду.
— Как можно, когда дышишь таким целительным морским воздухом? Наоборот, мне все время хочется есть. Хожу голодная, как лошадь.
— Как собака, милочка,— ласково поправила ее тетя Элис.— Какие сэндвичи ты хочешь? С помидорами?
— Он, наверное, не любит помидоров,— заметил Саймон.— Чересчур разборчив. Я сделал ему сэндвич с яичницей, а он посмотрел на него так будто ему предложили дохлую мышь.
— Холодную яичницу и правда противно есть,— заметила Мэри. Облезшими золочеными буквами над дверью лавки было написано: «Хорейс Трампет. Антиквариат и старинные безделушки». Через покрытую пылью витрину на Мэри печально взирали две большие фарфоровые собаки.
— Хоть бы сказал спасибо,— пожаловался Саймон.— А то только по смотрел на сэндвич и спросил: «И это все?», словно он какой-нибудь принц или магараджа. А потом сказал: «А когда меня отвезут к моему дяде?» Будто к слуге обратился.
Тон у него был очень мрачный. «Может, он боится?» — думал Мэри.
— Знаешь, тюрьма нам не грозит,— решила она обрадовать его.
— Знаю. Детей в тюрьму не сажают. Просто я не могу придумать, что делать. Вчера, когда мы ему помогли, мы совершили благородный поступок, я знаю, но с тех пор голова моя непрерывно занята разными мыслями. Сегодня ночью я не сомкнул глаз.— Он со злостью посмотрел на Мэри, словно она была в этом виновата, потом, глубоко вздохнув, пнул ногой выпирающую из земли плиту — такими плитами была замощена вся набережная.— Несколько дней, пока не вернется дядя Хорейс, он может провести в лавке, но вечно жить там нельзя.
— Да он и не захочет! У него же дядя в Лондоне, верно? Нужно ему позвонить и сказать, что здесь его племянник. Потом отведем Кришну на станцию, посадим в поезд, и пусть дядя сам его встречает. Если у Кришны нет денег на билет, у меня в копилке хватит.
Жаль, что все их проблемы, в общем-то, так легко разрешаются. Приключение еще и не началось, а уже ему пришел конец.
— Еще чего? — возразил Саймон.— Почему тогда, раз у тебя такое настроение, сразу же не позвонить в полицию? Ты что, не понимаешь, что за поездами следят? Наверное, и на станции кто-нибудь наблюдает за всеми подозрительными субъектами. Его поймают, и вот тогда-то нас действительно ждет беда...
— Тебя именно это заботит больше всего?
— Если хочешь знать, нет!—Саймон покраснел как рак, а Мэри вспомнила, что вчера вечером он вернулся с полдороги предупредить их о приближении полицейских, хотя вовсе не был обязан это делать.
— В нем-то уж нет ничего подозрительного. Как ты мог такое сказать!
— Обожди говорить, пока не увидишь его,— сказал Саймон.— Нога у него распухла, на голове здоровенная шишка. Вчера в темноте ее не было видно, а сегодня она величиной с яйцо. У него такой вид, будто он побывал в хорошей драке.
— Тогда его дяде придется самому за ним приехать,— рассудила Мэри.— Объясним ему, что Кришна ушибся и что за ним нужно приехать на машине.
— Сначала надо разыскать его дядю.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Если у него в Англии дядя, который должен был встретить его в аэропорту, тогда почему он приплыл на лодке?
— Чего ты ко мне пристал? — огрызнулась Мэри.— Я-то откуда знаю?
— Меня украли! — объяснил Кришна.
Он сидел на кушетке, положив больную ногу на здоровую и накинув на плечи китайскую шаль. Шаль, темный цвет кожи и огромная шишка на лбу, наполовину закрывавшая один глаз, превращали его в какого-то таинственного чужеземца. Да, если привести его на станцию, он, безусловно, сразу обратит на себя внимание — Мэри вынуждена была признать правоту Саймона, хотя насчет сэндвичей с помидорами он и ошибся: Кришна, пока рассказывал, ел их с большим аппетитом.
— Наш самолет должен был лететь из Найроби прямо в Лондон, но из-за неисправностей в одном из моторов мы приземлились во Франции. Сначала мы немного подождали, а потом нас посадили в поезд. Вагон был набит битком — какие-то бедняки, крестьяне и женщины в черном. Я заснул, а когда проснулся, уже совсем стемнело и мне хотелось есть. Один человек из нашего вагона угостил меня конфетами и спросил, где мои родители. Я ответил, что им пришлось остаться в Найроби, потому что мама заболела, но что они приедут вслед за мной, купят в Лондоне дом и я буду ходить в школу. Неужели я думаю, спросил он, что меня одного пустят в Англию? «Меня встретит дядя»,— ответил я, но он только рассмеялся и поинтересовался, есть ли у меня деньги. «Если есть,— сказал он,— то можно легко и просто попасть в Англию». Человек этот не очень хорошо говорил по-английски. Он был тоже индиец, но не из Кении и очень плохо одет. Я решил, что он вор, и сделал вид, что сплю. Через некоторое время он встал и ушел. По приезде в Париж нас посадили на автобус и повезли в аэропорт. А там нам сказали, что рейс на Англию есть, но мест на всех не хватит. Люди начали кричать и толкаться, а некоторые даже заплакали. Ко мне подошла стюардесса, которая летела с нами из Африки, и сказала, что в Англию я уже опоздал и что мне лучше возвратиться домой в Кению. Она пообещала посадить меня на ближайший обратный рейс, поэтому, когда она отошла, я спрятался в уборной.