Тайник комиссара - Имшенецкий Вячеслав Андреевич (книги хорошего качества TXT) 📗
Больной вдруг перестал разговаривать. Петька взглянул на него и испугался. Рука деда свесилась с нар и касалась пола, он дышал хрипло и часто. Глаза были закрыты.
Петька схватил холщовую тряпку, которая служила полотенцем, намочил ее холодной водой и положил деду на горячий лоб. Через минуту больной открыл глаза. Пощупал мокрую тряпку:
— Фу, совсем чуть богу душу не отдал.
— Дедушка, я позову кого-нибудь?
— Не надо, Петенька, теперь никто не поможет, от проклятого поранения лихоманка приключилась. Карту давай, внучок, скорее делать. Проводи линию на юг.
Петька вопросительно посмотрел на деда.
— Проводи, сынок, не пужайся. Командир написал: «шли СГ». Я разгадал вчера значение всех букв. Я тебе расскажу, а то, наверно, думаешь, что дед бредит от сильного жару. Вечером или в непогоду Быль-Былинский каждый раз пишет, что направление берет «примерно», а в ясную погоду буквицы свои ставит точно. Почему так? — Торбеев едва заметно улыбнулся: — Да потому, что буква «С» обозначает всегда солнце. Например, он пишет направление СЗ — это не значит, что северо-запад, как мы считали, а проще — солнце светит в затылок. Сокращенно и выходит СЗ. А вот СЛГ разгадывается, что солнце светит в левый глаз, а СПУ — значит, что солнце светит в правое ухо. — Дед перевел дыхание. — А когда солнышка не было, он брал примерно.
Петька был поражен открытием Торбеева. Сколько людей мучилось, разгадывало, а оказалось все очень просто. Целый час Петька, слушая указания деда, чертил карту. Особенно они намучились с реками. Быль-Былинский называл четыре реки, текущие строго на запад, а Торбеев знал три таких реки: Малая Нахорка, Средняя и Большая Нахорка. Текли они совершенно параллельно, но откуда командир взял четвертую реку? Может, Хорек их так запутал, что они одну и ту же реку перешли два раза?
— На крайность, Петя, запомни, что Малая Нахорка от средней отделяется двумя хребтами, Средняя Нахорка от Большой — тремя хребтами. Дальше идет лощина, в конце ее — узкий коридор между скалами. — Дед попросил воды, выпил целую кружку и продолжал говорить, с трудом выговаривая слова: — Не вздумайте переваливать хребты — бесполезно. Там вечный снег, ищите ущелья, соединяющие долины Нахорок, они есть. Мне еще до революции, помнится, говорил Потапов.
Много таежных секретов передал Петьке в этот вечер старый байкальский охотник.
Прощаясь, он сказал:
— Путь тяжелый, но верный. Малая Нахорка — последний мне знакомый пункт. Дальше пойдете вслепую, но, Петя, придерживайтесь моего плана и помни мой наказ. И за меня не беспокойтесь. За мной присмотрит мама Любы Тороевой. А как только оклемаюсь, постараюсь нагнать вас в тайге.
В четверг, как и договаривались, ребята покинули поселок. О том, что они идут в поход, не знала ни одна живая душа, кроме, конечно, Торбеева. Тимка у себя дома сказал, что уходит на речку Брусничную. Мама Тимку не задерживала, потому что каждое лето он жил там, у своего деда Егора Булахова. Она была вовсе не против, чтобы сын взял туда друзей, только предупредила:
— Следи за Таней и Петькой в оба глаза, в лесу далеко от себя не отпускай.
Шурке Подметкину, когда он стал отпрашиваться, дед пробурчал:
— Живи хоть у черта на куличках, дома убытков меньше будет.
Домик Веры Ивановны Жмыхиной снова стоял сиротливый и одинокий. Окно на кухне было закрыто ставней. Дверь в дровяник подперта поленом, а калитка аккуратно завязана веревочкой. Легкий ветерок с Байкала, пробегая по пустому дворику, колыхал ромашки, выросшие у крыльца, ударялся в закрытую дверь, на которой Петька написал: «Бабушка, ключ у Тороевых, а коза у Подметкиных».
Ласково шелестели березы, и крохотный бурундучок, как будто учуявший, что хозяева покинули домик надолго, шмыгал по ступенькам крыльца, брал в лапки прошлогодние орешки, рассыпанные кем-то, воровато оглядывался по сторонам, быстро засовывал их за щеку и, блеснув глазками-бусинками, убегал под коряжину, лежавшую у дровяника. Через секунду появлялся снова на крыльце, прислушиваясь к тишине, легонько свистел и опять хватал орех.
Глава 13
Петькин отряд медленно продвигается вдоль хребта. Ноги скользят по наклонной каменистой поверхности. Серым дождем сыплется вниз теплый от солнца щебень. Крупные камни, задетые ногой, скачут вниз с уступа на уступ. Иногда они делают сразу большой прыжок и беззвучно летят в пропасть. Оттуда доносится слабый удар, а иногда и короткое бульканье. Тимка осторожно подошел к острому краю ущелья, посмотрел вниз и сказал, что на дне растет мох, какие-то кусты и там, наверное, болото.
«Весной, когда тает снег или при сильных дождях, по ущельям несется такой бешеный поток воды, что стволы деревьев ломаются, как спички», — вспомнил Петька рассказ Торбеева.
— Сроду в ущелине не ночуй, — прошептал Шурка. — Ежели ночью ливень, токмо и поминай как тебя звали.
Таня впервые в жизни видела горы такой высоты и речки, несущие в белой пене тяжелые камни. Впервые видела бездонные ущелья и жуткую тайгу, где дикие звери совсем не боятся человека. Почти каждый день им встречались глухари. Большие таежные птицы, разглядывая ребят, не думали улетать, а только неуклюже отбегали в сторону. Таня заметила, что у глухарей есть брови, и притом ярко-красные, хотя сами птицы черные.
Как-то утром, когда путь им преградили поваленные бурей деревья, они вдруг увидели рысь. Тимка сразу всех остановил и приказал не двигаться с места. Рысь стояла на другом конце завала, на упавшем дереве, и, фыркая по-кошачьи, била передней лапой по стволу, сдирая когтями сухую кору. Ребята замерли. Рысь свирепела, рычала, из-под когтей горстями летела древесная труха.
— Надоть уйти, — зашептал Шурка, — у нее тут гнездо и, наверно, там дитятки.
Прыгая с одного поваленного дерева на другое, ребята сошли с завала на землю и спрятались за толстые сосны. Рысь мгновенно запрыгнула на макушку обломленного дерева и скрылась в дупле. Петька на всякий случай держал наготове арбалет. В отверстии дупла снова показалась ушастая голова рыси. Петька увидел, как мелко подрагивают кисточки на концах ее ушей.
— Злишься, нечистая ты сила! — сказал громко Тимка и заколотил камнем о камень.
Таня схватила его за руку:
— Ты что, с ума сошел?
Но Тимка продолжал стучать. И странное дело — рысь вдруг испугалась и спряталась в гнездо, Тимка засмеялся:
— Потопали. Теперь она с дерева не слезет. Я их замашки знаю.
В дупле опять заметалась голова рыси, засверкали ее глаза. От злости она кусала клыками край дупла, нехорошо ревела, но с дерева не спускалась. Обходя стороной завалы, ребята быстро ушли от опасного места. Задумавшись, Таня запнулась и, упала, но успела схватиться рукой за острый выступ скалы. Подскочил Петька, оттащил ее от края ущелья, помог встать:
— Потерпи, Таня, сейчас немного поднимемся и отдохнем.
Сгущались сумерки, и ребята торопились. Петька, уцепившись за полусухие кусты, первым вскарабкался на ровную площадку хребта. Таня и Тимка тоже поднялись сами, а Шурку Подметкина пришлось затягивать, он совсем ослаб. Едва ребята успели развести костер, как наступила ночь такая темная, что Тимка не велел никому отходить от костра, мало ли что может случиться. Оступись ногой или запнись — и полетишь в бездонное ущелье. В темноте казалось, что оно совсем рядом, что его темный край начинается сразу же за костром.
Ночь. О чем-то слегка грустит большая старая сосна, поскрипывая ветками. Легкое дуновение, поднимающееся из ущелья, подхватывает искры костра, уносит вверх, кружит их над ущельем. Языки огня, прыгая по сухим коряжинам, озаряют лица четырех маленьких скитальцев. Стоя на коленях перед костром, Шурка немигаючи смотрит на огонь. Тимка тоже задумчив. Он сидит рядом с Шуркой на траве и держит в руках Петькин заряженный арбалет. Сам Петька, отмахиваясь рукой от дыма, наносит на свою карту пройденный за день путь.
Таня сидит на обнаженных корнях сосны и читает вслух дневник командира Быль-Былинского.
