Загадка острова Раутана - Наумов Евгений (чтение книг .txt) 📗
— Знаешь что? — мастер приставил палец ко лбу. — Один мой приятель едет в Магадан, он может захватить с собой эту пленку и там проявить в городской кинолаборатории. Так что приноси, — и он заговорщически подмигнул ему.
Ленька выскочил из быткомбината и нос к носу столкнулся с Ник Палычем.
— Ба, вот это встреча! — воскликнул геолог. — Ну, как живешь, чем занимаешься?
— Камеру в ремонт сдавал. Сломалась.
— Вот беда! Взяли в ремонт?
— Взяли. Завтра сделают.
— Ну и хорошо, — Ник Палыч поправил очки.
— А вы… а вы, — захлебнулся Ленька. — Золота много в той жиле?
— В какой жиле? — озабоченно спросил геолог. — Ах, что мы вместе с тобой открыли? Да, хватает. Сегодня буду докладывать об изученных нами рудных телах.
— А можно и мне с вайи? Хоть немножко послушать…
— Думаю, что нет. А вот в перерыв приходи — свожу в музей. — Ник Палыч посмотрел на часы. — Извини, спешу.
И если бы Ленька обернулся, то увидел бы, как отдернулась занавеска на одном из окошек быткомбината. Мастер Бекоев проводил его долгим взглядом немигающих острых глаз, в которых уже не было ласковости. Потом повесил на дверь табличку «Ушел на обед» и вышел из быткомбината.
Подняв воротник пальто, хотя было тепло, он прошел по коробу улицы Обручева, не доходя до стадиона, свернул направо, миновал промтоварный магазин и вышел на длинный мост через заливчик. Мимо него пылили машины, но вскоре Бекоев сошел с основной трассы на дорогу, ведущую к моргородку. То и дела ему приходилось прыгать — дорогу пересекали ручейки, струившиеся с сопки: пускала слезы вечная мерзлота. Справа у дороги плескалось море.
Мастер остановился у домика на окраине моргородка. Он пошарил по карманам, ища ключ.
— А я думал, ты дома, соседушка, — окликнул его старичок, гревшийся на скамеечке с другой стороны дома. — Слышу, шаги за стенкой.
— То, наверное, кот, — Бекоев ласково улыбнулся.
— Ну, если кот, то в сапогах, — прошамкал старик. — Уж больно тяжелы шаги-то.
Бекоев поскорее юркнул в дом. Он тщательно запер дверь на ключ. Створки старого платяного шкафа медленно раскрылись. Оттуда вылез Жмакин.
Олень с серебряными копытцами
— Сколько раз я говорил, — свирепо зашипел Бекоев, — чтобы ты не шатался по комнате в мое отсутствие! Старик уже заподозрил…
— Не могу же я цельный день сидеть, — прохрипел Жмакин, — не начальство! Уж и обутку снял, в носках шастаю.
— У тебя ступни как добрые копыта.
Они помолчали, пока мастер раздевался.
— Какие новости? — спросил Жмакин. — Скоро ты меня в контейнере на материк отправишь?
— Пока нет контейнерного груза, — Бекоев поставил чайник на электроплитку. — Слыхал, «Ванкарем» подойдет, будет брать отсюда пустые контейнеры из-под мебели. Вот тогда тебя и спровадим. Грузчик, знакомец, надежная душа, уж и контейнер тебе как следует оборудовал.
— Скорее бы! — вздохнул Жмакин, потирая шершавые ладони.
— Появились новости, — глаза Бекоева сверкнули. — Оказывается, крупно наследил ты с золотишком.
— Все шито-крыто! — Жмакин пытался подняться, но диван страшно заскрипел. — Никто и не подозревал… даже звеньевой верил мне, как родной тетке. А что сбежал я, так мало ли кто бегает от милиции? Может, когда-то нахулиганил?
— Нет, брат, пойман ты, можно сказать, за клешню. Кинокамерой тебя сняли, когда ты снимал золотую пенку.
— Знаю, — ухмыльнулся тот. — Только ничего не получилось у сопляка. Поостерегся я, как-никак принял меры.
— Какие? — на тонких губах Бекоева ужом заструилась улыбка. — Сунул камеру в джурму, чтобы пленка оплавилась?
У Жмакина отвисла небритая челюсть.
— А ты откель узнал?
— Неважно. Почему не открыл камеру, не засветил пленку?
— Откуда я знаю, с какого конца ее открывать? — огрызнулся тот. — Другое придумал, хитрое.
— Хитрое… — Бекоев неторопливо отхлебнул чай и со стуком поставил кружку на стол. — А дурной случай тебя обхитрил.
— Неужели вторая камера стояла?
— На такого дурака и одной хватит. Знаешь, на какой пленке тебя снимали? На специальной, тропической. Ее хоть огнем жги.
— Эх! — толстые пальцы старателя сжались. — Знай, бы…
— Ничего, — сказал Бекоев. — Кажется, я заберу у него пленочку. Дай только срок…
— Поторопись! — задышал старатель. — А то тебе такой срок дадут…
— Мне-то что торопиться, — Бекоев метнул на него острый взгляд. — Тебя дело касается.
— Одним концом тебя, другим — меня, — старатель подался к нему. — Я золотишко добывал, ты в бруски сплавлял, хоронил. Одной мы, брат, веревочкой схлестнуты…
— А ты меня веревками не вяжи, — нахмурился мастер. — Не люблю таких намеков!
Лицо его перекосилось, стало страшным.
— Да я без намеков, — Жмакин понял, что пересолил, и стал отрабатывать назад, — я так просто…
Бекоев перегнулся через стол. Его пронизывающие глаза приблизились к самому лицу старателя.
— Не я у тебя в руках, а ты у меня. Понял?
Лицо Жмакина посерело. Мастер понял, что желанный момент, которого он ждал давно, наступил. Он с нажимом, с расстановкой произнес:
— Где зарыт самородок?
— Какой самородок? — прохрипел старатель.
— Знаешь какой. Тот самый. Ведь за ним сюда вернулся. Из-за той мелочи, что нахапал из колоды, не стал бы так рисковать… — он многозначительно помолчал. — В общем, давай начистоту!
Он так хлопнул ладонью по столу, что Жмакин вздрогнул.
— Без меня тебе отсюда не выбраться. Это понятно? А задаром ни я, ни знакомец мой не будем рисковать. Самородок пополам — и все дела. Тебе половины до конца жизни хватит.
— Да я… — начал было старатель, но, увидев гримасу, замолчал.
Долго стояла тишина.
— Ладно, — глухо сказал Жмакин. — Я уж давно все обдумал. Без тебя мне все равно его не видать, не вывезти. А второй раз сюда мне ходу нет… Словом, дам я тебе планчик, по нему и найдешь. Но помни, — он взъерошенным диким медведем поднялся, — в нем моя жизнь. Обманешь — я на все пойду! Мне тогда жизнь — копейка!
— Ладно, ладно, — Бекоев улыбнулся так, как только он умел улыбаться: ласково, умиротворяюще. — Ты мое слово знаешь. Разве я когда-нибудь подводил? Разве нарушал свое слово?
— Нет, не нарушал, — помотал головой старатель.
— И я понимаю, — Бекоев положил ему руку на плечо, — что мы одной веревочкой повязаны. Друг с другом — навеки. А кто старое помянет — тому два глаза вон.
И опять у Жмакина морозец прошел по спине от его голоса. Он окончательно сник.
— Ладно. Ты вот лучше замани мальца в укромное местечко, а уж там я… — он выразительно сжал свои толстые пальцы.
— Погоди, — поморщился Бекоев, — сначала нужно пленку у него выманить. А другое… придумаем.
— Богата северная земля. Рассказывают старинную легенду о том, как скакал по белому свету золотой олень с алмазными рожками и серебряными копытцами, а за ним гнался охотник. Бежали они, бежали и достигли берега Ледовитого океана. Видит олень, что дальше пути нет, ударился о сырую землю. Рассыпался и в землю ушел. С тех пор находят люди на северной земле золото, серебро и алмазы…
Ник Палыч налил себе в стакан воды и отпил. Стояла тишина, люди, собравшиеся в зале, слушали геолога очень внимательно.
— А жизнь продолжает легенду. Наша геологическая партия нашла рудное золото.
Во время перерыва Ник Палыча нашел Ленька. Пробиться было нелегко: вокруг была плотная толпа, геолога засыпали вопросами. Наконец они остались с Ленькой вдвоем.
— Пойдем, покажу наш музей, — сказал Ник Палыч.
Они вошли в светлую комнату, и Ленька замер от восхищения.
На длинных стеллажах под стеклом лежали образцы: красные, синие, черные, снежно-белые камни. Посередине комнаты на небольшом возвышении находились два огромных изогнутых бивня с потрескавшейся серой поверхностью, словно два деревца со старой корой.
— Бивни мамонта! — с гордостью объявил геолог. — Наши ребята нашли их в вечной мерзлоте.
