Лагерь на озере чикомасов - Клепов Василий Степанович (электронные книги без регистрации TXT) 📗
А потом увидел однажды, как на станции отец опустил письмо в почтовый вагон, и очень этому удивился…
И вот пошли передо мной родные уральские пейзажи. Слева долго тянулся Верх-Исетский пруд, на котором мы рыбачили зимой, потом блеснуло огромное Чусовское водохранилище, умчался в сторону редкий сосновый лесок, вроде того, по которому мы с папой пробирались к речке Ревде. Ого, да это и в самом деле Ревда течёт, извиваясь меж лесами и зелёными полянками! Вон тёмный ольховый куст на подмытом берегу, где стояла когда-то наша палатка и где я ещё чуть не сжёг на костре свои ботинки.
Потеха! Помню, отец говорил мне, чтобы я убрал от огня ботинки. А мне хотелось их высушить – они же были совсем мокрые! Скоро мы уснули. А ботинки пересохли. Твёрдые, как деревянные, они к утру так задрали носы, что надеть их не было никакой возможности. Пришлось мне босиком возвращаться в Свердловск.
Поезд мчался и мчался, колеса выстукивали: «тирли-тук-тук, тирли-тук-тук»… Мне казалось, они выговаривают: «а я в Рос-тов, а я в Рос-тов».
Интересно, почему же птицы не боятся идущего поезда? Сидят на телеграфных проводах, и никакого внимания! Я узнал серую мухоловку и сорокопута. Они только прикидывались, что ничего не замечают, а на самом деле видели всё и срывались с проводов, чтобы схватить мушку или жучка, и снова усаживались на проволоку.
А что делают сороки? Качаются, качаются на проводах, а хвост-то перетягивает их назад, то, поднятый вверх, толкает вперед, и они, часто махая крыльями, неуклюже улетают на деревья.
– Скажите, что это за птица? – спросил я у своего соседа по купе. – Вон та, что летит рядом с нашим вагоном… Никак не хочет отстать от поезда!
Вениамин Георгиевич – так звали дяденьку, которому мама поручила наблюдать за мной в дороге, – уже переоделся в полосатую пижаму. Он укладывал костюм, но сразу оставил чемодан и подошёл к окну.
– А-а… Это пустельга…
И Вениамин Георгиевич начал рассказывать о пустельге. Живёт она в рощах и приносит большую пользу полям, так как охотится на жуков, саранчу и кузнечиков, а больше всего на мышей.
– Откуда вы всё это знаете? – удивился я.
– Э, милый, да как же не знать, если птицы – моя профессия! Я орнитолог, изучаю пернатых.
– И вы любую птицу знаете?
– В наших краях почти любую.
На следующее утро я встал чуть свет. Пассажиры ещё спали, а я уж сидел перед окном и любовался новыми для меня видами. Мимо пробегали выстроившиеся в один ряд сёла. Домики были такие же, как на Урале, только крыши большей частью устланы камышом.
Проснулся Вениамин Георгиевич. Живо поднялся, заправил постель, умылся и стоял перед зеркалом, причёсывая русую бородку.
По ходу поезда летела птица и вдруг остановилась в воздухе и, мелко-мелко трепеща крыльями, что-то стала высматривать на земле. Потом бросилась отвесно вниз и когда снова взмыла вверх, то держала в клюве добычу.
– Скажите, кто это? – спросил я Вениамина Георгиевича, указав на птицу.
– Кобчик. Самый маленький из соколов, житель степей. Кажется, мы въезжаем в степную зону…
Солнце било прямо в окно, в купе стало жарко. Мы попытались отодвинуть стекло, но на нас дунуло таким горячим ветром с песком, что пришлось окно снова закрыть.
Потом потянулись тихие речки, ползущие между камышами, птичьи фермы, полные белоснежных кур, а иногда, смотришь,- рыбак стоит.
Мы подъезжали к Ростову.
Я надел на себя рюкзак, взял свои удочки и стал прощаться с Вениамином Георгиевичем.
– Не терпится? – спросил он. – До Ростова ещё никак не меньше десяти километров.
Взял меня за плечи и усадил рядом.
– Не торопись… Поезд тут стоит долго, так что успеешь. Лучше расскажи, чем будешь заниматься в Ростове.
– Рыбу буду ловить.
– Хорошее занятие. А птицы тебя не интересуют? Понаблюдал бы за птицами!
Вениамин Георгиевич открыл чемодан и достал две книжки. Одна называлась «Определитель птичьих гнезд», другая – «По берегам рек и озёр».
– Возьми, – протянул он мне книги. – Здесь всё, что требуется.
Я взглянул на обложки и прочитал: «В. Г. Тамбовцев».
– А кто такой Тамбовцев?
К моему удивлению, Вениамин Георгиевич ткнул себя пальцем в грудь:
– Аз есмь.
Оказалось, он не только орнитолог, но ещё и писатель. Вроде Бианки. Интересно, знает ли что-нибудь про сороку? В прошлом году я выкормил сорочьего птенца, всё хотел научить его разговаривать, да где там! Птенец орал, как базарная торговка, и всё клянчил чего-нибудь поесть. Мама не выдержала: «Отнеси ты своего забияку куда-нибудь… Так орёт, что у меня голова разламывается». Пришлось отдать его во Дворец пионеров.
– А можно сороку научить разговаривать? – спросил я Вениамина Георгиевича.
– Брем что-то писал об этом, – улыбнулся мой сосед, – но мы сколько ни пытались учить сороку, ничего не вышло… Она по-своему умна, но говорить по-человечески… Это не сорочьего ума дело!
Мы подъезжали к крытому перрону Ростовского вокзала. Вениамин Георгиевич записал мой ростовский адрес. Напомнил, что домой отправимся вместе. Он за мной заедет.
Я вышел из вагона и сразу же оказался в объятиях тети. Рядом с ней стоял парень одного со мной роста, но полный, широкоплечий, с большой головой, подстриженной ёжиком. В лёгких желтоватых брюках и голубой, с рукавами по локоть, рубашке.
Парень терпеливо ждал, когда тётя наконец выпустит меня из объятий.
Это был мой двоюродный брат.
Мы сразу же заговорили и пока ехали в троллейбусе на тринадцатую линию, всё болтали и болтали. Вскоре я уже знал о своём брате всё. Боря, как и я, окончил шестой класс и теперь не представлял, чем заняться.
– Ты понимаешь, – говорил он дорогой, и я заметил, что он немного заикается, – меня н-н-направляют в п-пионерский лагерь на Чёрное море. Там отдыхают почти все наши, ростовские. Очень интересно, правда? Но это будет только в августе. А что делать до августа? Юра Спицын – он учится у нас в школе, в седьмом классе, – предлагает идти в н-н-научную э-экспедицию.
– В научную? – удивился я.
Боря улыбнулся уголком рта.
– Ну, может, не в научную. Но вроде. Чтобы жить у озера, делать разные н-наблюдения, вести дневник и… и… всё такое…
– Ну и что же?
Он рассмеялся, показав мелкие, как у котёнка, зубы.
– Да, понимаешь, мы уже всё приготовили, а кроме нас никто не хочет в экспедицию…
Меня Борин рассказ заинтересовал. Это же замечательно! Жить на берегу и удить – что может быть лучше?
– А где он, твой Юра, сейчас?
– Где ж ему быть! Или на Дону с ребятами или дома сидит с книжкой. Он у нас стр-р-рашно учёный! – и снова в уголках Бориного рта появилась снисходительная улыбка, так что я не знал, как ко всему отнестись.
– Меня бы вы взяли с собой?
Я сказал это совершенна равнодушно, но знал бы Боря, что делалось в моей душе!
– Конечно! – вскричал Боря. – А ты… поехал бы?
– Я о такой экспедиции и мечтаю.
Когда мы сошли с троллейбуса, всё было решено. Борина мама только рассмеялась:
– Эх вы, учёные! Когда же собираетесь ехать?
– Мы сначала с Юрой договоримся, – ответил Боря.
Через несколько минут мы были уже у Юры. Он сидел в саду за столиком и читал книгу Чарлза Дарвина «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль».
– Привет молодым учёным! – крикнул Боря. – Знакомься: мой брат.
Я не ожидал, что друг моего Бори будет таким высоким. Рыжий, с большущими волосами, зачёсанными назад, он был в трусах и такой же голубой рубашке, как у Бори. Длинное горбоносое лицо будто всё время прислушивалось к чему-то, а огромные серые глаза и небольшой рот улыбались.
Узнав о том, что я готов стать участником экспедиции, Юра перебросил длинные ноги через скамейку, потом через стол. Крикнул:
– Ур-ра! Вот это класс! Ну, сэры, экспедиция на корабле «Бигль» отправляется. Когда едем?
– Хоть сегодня, – с готовностью ответил я.
