Тайна Золотой долины (др. изд.) - Клепов Василий Степанович (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
— Пошли в хижину, — предложил Димка. — Там чем-нибудь откроем.
И гуськом, один за другим, мы направились, держась за леску, к выходу. Леску я сматывать не стал, так как это было долго, кроме того, её легко можно было вытянуть на поверхность и уже там смотать на катушку. Около одного из боковых ходов Мурка вдруг остановилась, зарычала и с лаем бросилась в темноту.
Мы посветили в боковой ход, но лучи наших фонариков упёрлись в стену: ход круто сворачивал в сторону.
— Как думаешь, Молокоед, — прошептал Димка, — не пойти ли навстречу врагам?
— Ни чёрт нам не страшен!
— Ни шторм не опасен! — громко заорал раздурачившийся Лёвка и направился, громко топая, в подозрительный коридор.
— Лёвка, назад! — крикнул я. — Ты с ума спятил?
— А что? — удивился он. — Я пойду, а вы с Димкой пока сбегайте за дровами.
— Тс-с! — мне показалось, что где-то бешено рычит и лает Мурка.
Мы прислушались, но из бокового хода не доносилось уже никаких звуков, кроме стука капели о каменный пол. Ещё через несколько минут появилась Мурка. Она была цела и невредима и, увидев нас, снова повернулась в сторону подземелья и стала лаять.
— Пошли к выходу! — скомандовал я.
Ребята послушались, но собака осталась на месте и продолжала лаять. Скоро она нагнала нас, и мне показалось, что Мурка смотрела на меня такими глазами, словно хотела сказать:
«Он же здесь. Ну, чего вы боитесь? Арестуйте его, и всё».
Ребята молчали и, боюсь, тоже думали обо мне нехорошо.
Но я чувствовал себя правым. Моя трусливая осторожность всё же лучше дурашливой Лёвкиной храбрости.
Мы выбрались по очереди из воронки. Я взял катушку и стал сматывать леску. Неожиданно она перестала подаваться, я взялся за неё, чтобы дёрнуть и освободить от зацепа, но тут дёрнул за леску кто-то оттуда, из пещеры, и так сильно, что у меня чуть не вылетела из рук катушка.
— Что, клюёт? — засмеялся Лёвка, увидев мою растерянность.
Но леска опять освободилась, и я смотал её без всяких препятствий до конца.
— Теперь всё ясно, — сказал я ребятам. — Он тут!
И хорошо я сделал, что остановил ребят. Старик прятался в пещере. Когда мы стояли у бокового хода, он был где-то совсем рядом, иначе Мурка не стала бы рычать и лаять. Потом, когда мы вылезли из воронки, старик вышел в основной ход, и вот тогда-то и заело у меня леску: он на неё наступил! И он не дёргал за неё, а просто зацепил ногой.
— Полезли обратно! — воскликнул Лёвка. — Теперь-то он от нас не спрячется.
Лезть снова в пещеру, зная, что старик уже насторожился и, может быть, поджидает нас за каким-нибудь выступом камня, было безумием, и я уговорил ребят идти к своему лагерю.
В хижине мы снова принялись открывать бутылку. Но деревянная пробка разбухла от сырости и сидела так прочно, что выдернуть её мы не могли. Тогда мы отбили горлышко и даже глазам не поверили, — в бутылке лежала свернутая в трубку бумага! Пусть теперь говорит Сергей Николаевич, что в наш век — век электричества и радио — бутылки с письмами — выдумка досужих писателей. Про меня не скажешь, что я писатель, а бутылочка — вот она, у меня в руках, и в ней записка. И не только записка, а ещё и какой-то план. Мы, как только вернёмся домой, покажем всё это Сергею Николаевичу, и тогда посмотрим, что он запоёт!
Я осторожно развернул записку, разгладил и прочитал вот что:
Передать в Острогорский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов
Дорогие товарищи!
Я пишу вам, оставшись один, так как вся моя партия погибла. Здесь орудует какая-то банда или кучка врагов рабоче-крестьянской власти. Они перебили нас по одному, как куропаток, стреляя из леса. Вчера был застрелен последний мой спутник — коллектор Звягинцев.
Я ранен в живот, и единственное, на что оказался способен, заполз в эту дыру, где, кажется, и умру.
Обиднее всего, что ни разу не встретился с бандитами лицом к лицу, и умру, даже не зная, от чьей руки. Только один раз промелькнул перед глазами тот, кто стрелял в Гренадерова. Это был низенький, немного сутулый человек, в штатском, похоже, что в форме старого горного ведомства. Но он скрылся в лесу так быстро, что ни задержать, пристрелить его я не смог.
Задание ваше по вышеизложенным причинам выполнить не смог, и это для меня мучительнее, чем проклятая боль в животе. Ясно только одно, поиски надо начинать немного выше по речке, вдоль безымянного ручья, впадает в Зверюгу слева, в полкилометре от этой пещеры.
Прощайте.
Преданный рабоче-крестьянской власти до последнего вздоха
— А ты бросил его череп… Эх ты, Федя! Таких людей, как Окунев, знаешь, как надо уважать?
— Я же не знал, Димка, — начал оправдываться Лёвка. — Я бы поцеловал его череп, если бы знал, что за человек этот Окунев.
— Не надо глумиться над человеческими костями, вот что! — отчитывал его, и правильно отчитывал, Димка.
Лёвка сбычился и замолчал. Но непочтительное отношение к останкам геолога Окунева, видимо, не давало ему покоя. Он взглянул на меня исподлобья и сказал:
— Пойду сейчас в пещеру, соберу всё, что от него осталось, и похороню. А потом привезу из города звезду и поставлю на его могиле.
— Это ты хорошо придумал, Лёвка, — похвалил я. — Но, сначала кто-то следствие должен провести. Ведь Окунев убит бандитами. Может быть, их ещё найти можно.
— А я сам и следствие проведу, — обрадовался Лёвка.
— Тоже мне, Шерлок Холмс! — съязвил Димка. — А летучие мыши?..
Снова и снова мы перечитывали драгоценное письмо, и вдруг последние его строки ударили меня, как обухом.
— «Ясно только одно, — громко прочитал я, — поиски надо начинать немного выше по течению, вдоль безымянного ручья, что впадает в Зверюгу слева».
— А мы-то, дураки, копались здесь! Пошли, ребята, искать этот ручей. Конечно, золото — там. Окунев эти дела знал лучше нас.
Мы пробовали расшифровать и план, но как мы его ни крутили, понять не смогли. А жаль: наверно, в нём весь секрет и заключается.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Вверх по безымянному ручью. Спина боится пули. Опять скелеты. Кристаллическое золото. По нам стреляют. В засаде.
Лёвке я приказал быть недалеко от хижины и ловить рыбу, а мы с Димкой забрали лопату, кирку, два мешочка под золотой песок, лоток и сковороду и отправились вверх по Зверюге. Как и писал Окунев, не особенно далеко от пещеры в Зверюгу впадал ручей. Сейчас он был довольно бурным, но в июле, когда был здесь Окунев, он, очевидно, почти пересыхал. Потому никто и не дал ему названия.
Идти было трудно, так как ручей протекал по глубокому ущелью, заваленному каменистыми глыбами. Мы могли продвигаться вперёд только по воде, перескакивая с камня на камень.
— Слушай, Молокоед, — обратился ко мне Димка, — тебе не кажется, что мы подставляем спины под мушку чьего-то ружья? Не лучше ли нам подняться вверх из этого ущелья и пойти лесом?
— Удивительный ты человек, Дублёная Кожа. Ты старше меня на два солнца, а твоими устами говорит ребёнок. Ведь с тех пор, как здесь перестреляли партию Окунева, двадцать один раз распускался и снова опадал лист с этих деревьев. Какой же пули боится твоя спина?
Откровенно говоря, вся эта индейская болтовня была теперь ни к чему, и мы только прятали за ней свой страх. Мне тоже казалось, что кто-то сверху всё время целится нам в спину. Я даже стал время от времени делать прыжки в стороны, чтобы увернуться из-под наведённого на меня дула. Если прыгать из стороны в сторону, то так, говорят, в человека очень трудно попасть. Оглянулся на Димку — он тоже делает подозрительные скачки.
«Перестреляли по одному, как куропаток», — вспомнились мне слова Окунева. Ничего мудрёного — здесь подстрелят, и не узнаешь, кто подстрелил.