Тень Каравеллы (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги без сокращений txt) 📗
И главное, были бы марки.
Они все время стоят перед глазами. Голубые, желтые, розовые, нежно-зеленые. С жирафами, львами, носорогами. Со слонами. Разноцветные, как сказка, марки королевства Бурунди.
Два рубля двадцать копеек — весь набор. Рубль и два гривенника уже есть, да какой теперь толк от них…
Одна марка там особенно хорошая. Даже плакать хочется, как вспомнишь. Синяя-синяя, большая, с пятнистым леопардом.
Ну, будь какие-нибудь другие марки, тогда ладно. А то ведь Африка! Африка…
Яшка горько вздохнул и заворочался. Брезентовый ремешок от полевой сумки скользнул из парты и упал ему на колени. Яшка растянул его на ладони, посмотрел. И вместо того, чтобы записывать в дневник домашнее задание, начал писать на ремне слово «Африка». Аккуратно, печатными буквами, вкладывая в это дело всю свою тоску и горечь…
…Три урока прошли наконец. Длинные, тягучие, они все-таки кончились, и вслед за ними кончилась последняя перемена. И Галина Николаевна принесла стопку тетрадей.
Сначала она раздала тетради с пятерками. Их владельцы подходили к столу без улыбок, с напряженными лицами. Старались показать, что пятерка эта не очень-то им нужна. Только маленький толстый Кадочкин сиял, как африканское солнце. Он всю жизнь получал пятерки и всю жизнь радовался им, как первоклассник. Ну и что! Яшка тоже радовался бы…
Потом пошли те, кто заработал четверку. Их оказалось больше, чем полкласса: контрольная-то была совсем нетрудная. Тройки получили только шесть человек, но и среди них не нашлось места Яшке.
Остались на столе три или четыре тетрадки. Галина Николаевна привычно вздохнула и объяснила:
— Здесь лежат контрольные работы тех, кто огорчил нас… Вот Клепиков. Я думала, что дополнительные занятия пойдут ему на пользу, а он… В общем, забирай свою тетрадь. Не решение, а каша из ошибок и клякс.
Грузный второгодник Клепиков спокойно забрал кашу из ошибок и клякс и отправился на место, хлопая себя тетрадкой по колену. Яшка посмотрел на него с печальной завистью: Клепиков свои двойки всегда принимал гордо и независимо. Яшка так не умел.
Вторую двойку получила Танька Сапожкова. Она вернулась за парту и сразу принялась реветь.
— И еще наградил нас двойкой Антон Калинов, — сообщила Галина Николаевна. Ее красивое лицо стало совсем печальным. — Такого сюрприза я не ожидала.
— Я тоже, — с юмором заметил Антошка. Он и двойки и пятерки получал с одинаковой легкостью.
Осталась Яшкина тетрадь. Яшка ее видел. Она лежала на краю стола, голубая, с маленькой кляксой в верхнем уголке… Что же молчит Галина Николаевна? Наверно, в тетрадке не двойка. Наверно, кол. Но это же все равно.
Галина Николаевна медленно сказала:
— Остался еще Воробьев… Ну, скажи, Воробьев, о чем ты думаешь, когда решаешь? — Она открыла тетрадь. — Просто чудовищно…
Яшка встал, хотя, наверно, можно было и не вставать. Он прекрасно знал, как нелепо сейчас выглядит: маленький, сгорбленный, остроносый. Тонкая шея смешно торчит из воротника. А что делать? Он не Клепиков…
— Просто чудовищно, — повторила Галина Николаевна. — Делишь сто шестнадцать на два, и получается восемьдесят. Откуда же будет правильный ответ? Даже во втором классе не делают таких нелепых ошибок…
Конечно, не делают… Но и Яшка тоже не всегда ошибается.
Например, он точно подсчитал, что марки королевства Бурунди стоят двадцать копеек штука — их одиннадцать в наборе. Только их не продают в отдельности, а то бы он купил хоть некоторые, самые красивые. Особенно синюю, с леопардом…
— Я не знаю, что с тобой делать, Воробьев… Главное, очень обидно: ведь решение задачи у тебя интересное и более простое, чем у остальных. У всех четыре действия, а у тебя три. Но считаешь ты хуже первоклассника…
Веселый пятнистый леопард с синей марки стоял перед глазами, как живой. «Миленький, ну спаси меня, пожалуйста», — тихонечко сказал ему Яшка. И в глазах у него защипало от жалости к себе. Оттого, что не у кого больше попросить защиты от беды.
— Просто ужас до чего обидно, — печально сказала Галина Николаевна. — Такое остроумное решение. А какую я могу поставить оценку при таких ошибках? Возьми тетрадь, Воробьев… Тройку я поставила все-таки. Конечно, с минусом.
Ух как грянуло в окна солнце!
В марте капризная погода. Пять минут назад был сверкающий день, и вдруг из-за реки примчались темные облака. Такие растрепанные, что лужи не захотели отражать их и задернулись мелкой рябью. Ворвался в город серый тяжелый ветер и на старых улицах начал раскачивать скрипучие ворота. А потом с размаху пронесся дождик. Вернее, не дождик, а полоса летучей водяной пыли.
Прохожие ворчали, нахлобучивали шапки и шляпы, прятали в воротники отсыревшие носы.
А Яшка не ворчал. Не поднимал воротника и не заталкивал в карманы покрасневших рук. Все зависит от настроения. Можно сказать про такую погоду — слякоть, а можно и по-другому: циклон с зюйд-веста, несущий штормовую облачность и порывистые дожди. От таких слов гуденье ветра делается радостным и торжественным, а случайные проблески солнца напоминают вспышки праздничного салюта.
Яшка подумал о салюте и вспомнил про вчерашние взрывы. И захотелось ему взглянуть с берега: хорошо ли поработали подрывники и не грозит ли старому мосту опасность. Он еще постоял на углу Первомайской и Пароходной, подумал: не побежать ли домой, чтобы поскорее выпросить обещанный рубль и помчаться за марками? Но затем сообразил, что мать сначала будет ворчать, потом заставит обедать, и до перерыва в магазин он все равно не успеет. Яшка повернул к реке и зашагал навстречу штормовой облачности и порывистым дождям.
Он топал весело и смело. Впереди никаких неприятностей. Даже уроков на дом не задали, потому что суббота. Длинный-длинный выходной день впереди. И заляпанный пятнами леопард на синей марке королевства Бурунди…
Улица выбегала к речному обрыву и рассыпалась там на отдельные домики. Они опасливо жались подальше от береговой кромки, только одинокая мазанка бесстрашно пристроилась на самом краю.
Внизу черная вода медленно поворачивала ноздреватые льдины. Справа, у моста, эти льдины натыкались на железные гребни быков-ледорезов, разламывались, огибали их и тяжело проплывали между деревянных опор. По мосту шли самосвалы, и он привычно стонал, прогибая настил. Яшка пожалел беднягу: когда этот мост сооружали, таких машин, наверно, и в помине не было.
Яшка не стал спускаться к воде, а пошел навстречу плывущему льду по кромке обрыва. Ветер заботливо толкал его подальше от края, но Яшка не слушался ветра. Свистел, размахивал сумкой и сбивал вниз ботинками комки сырого снега и глины.
Так он дошел до Монахова мыса.
Это был острый береговой выступ на изгибе реки. Когда-то здесь стояла большая монастырская церковь, а потом стала оползать к воде, и ее взорвали. Но Монахов мыс назывался так не из-за церкви, а потому, что давно-давно, до революции, здесь разбился и затонул пароход «Монах» фабриканта Витаса.
Разбиться было совсем нетрудно, особенно во время половодья. По всему берегу между водой и откосами тянулась плоская песчаная полоса, а здесь из-под глины выходила гранитная порода и отвесно обрывалась в реку. Мыс врезался в воду, как бастион береговой обороны; не хватало только пушек. Льдины по очереди тыкались в его подножие и, убедившись в прочности камня, отходили подальше.
Яшка устал смотреть на кружение льдин. Взгляд его заскользил вверх по гранитным ребрам. Из каменных щелей торчали редкие сухие стебли и дергались под ветром.
Там, где раньше стояла церковь, остался невысокий земляной холм. Его край нависал над обрывом узким козырьком, лохматым от прошлогодней травы и вылезших корней. Казалось, что мыс хмурит брови.
Облака не выдержали наконец солнечного напора и в одном месте разбежались. Рванулся широкий сноп лучей. Склон холма, обращенный к реке, так заблестел обледенелым снегом, что Яшка зажмурился. И не сразу увидел, как на этом снегу, над самым козырьком, копошатся две маленькие фигурки.
